ЛИТЕРАТУРА как известно, выросла из мифологии. Это касается всего: сюжета, Принципов изложения и, конечно, персонажей. С мифологической (мифологии как науки) точки зрения, герой — универсальная категория, которая подразделяется на три «разновидности»: собственно герой, культурный герой и герой-творец (демиург). Впрочем, последний в своей «героической» ипостаси вполне сопоставим с культурным героем, а потому его. если позволительно так выразиться, в расчет можно не принимать.
Итак, остаются собственно герой и герой культурный. Культурным героем называется мифологический персонаж, добывающий или впервые создающий (вот параллель с демиургом) для людей различные жизненно необходимые предметы, устанавливающий правила социальной организации, обучающий ремеслам, и так далее. Наиболее известный культурный герой — Прометей, похитивший у богов небесный огонь и, по Эсхилу, даровавший людям «все искусства», в том числе и искусство мыслить.
Кстати, само слово «герой» — греческого происхождения. В греческой мифологии героями именовались сыновья и прочие потомки по мужской линии от союза божества со смертной женщиной. Обычно герои наделялись огромной силой и удивительными способностями, однако встречались среди них и «интеллектуалы» — искусный мастер Дедал, певец Орфей, прорицатель Тиресий. Вообще, греки создали единственную в своем роде мифологическую систему, в которой образ героя как универсальная категория получил столь четкое оформление.
Свою добычу культурный герой, как правило, либо находит, либо похищает. Иногда он также сражается со стихийными силами (чудовищами, демонами и пр.), которые олицетворяют первоначальный хаос, и способствует тем самым торжеству космоса, то есть установленного миропорядка. Вспомним Геракла, который одолел таких хтонических — «принадлежащих земле» — чудищ, как немейский лев, лернейская гидра, стимфалийские птицы, и даже осмелился вступить в борьбу с божеством подземного мира Аидом.
Мотив сражений с чудовищами сближает культурного героя с собственно героем. Характерная черта последнего — неуемная тяга к путешествиям и приключениям. Илья Муромец, мифологизированный герой русского былинного эпоса, едва обретя силушку, отправляется странствовать — «мир посмотреть и себя показать». Борьба с теми, кто мешает богам и людям жить своей жизнью, является основной задачей собственно героя; иными словами, тут мы снова сталкиваемся с персонифицированной идеей вечной вражды между Космосом (Порядком) и Хаосом.
Одним из главных противников собственно героя зачастую выступает Судьба. Герой или наделен даром ясновидения, или кто-то открывает ему грядущее. Как быть тому, кто знает наперед о грозящих бедах и своей неминуемой гибели? Вот тут-то и проявляется истинно героический характер: герой не становится фаталистом, не пытается избежать того, что «написано на роду», но стремится прожить жизнь так, чтобы обрести посмертную славу. Таков Сигурд из скандинавской «Эдды» (кстати, Р Вагнер в своей тетралогии «Кольцо нибелунга» усилил этот мотив едва ли не до гротеска: его Зигфрид настолько героичен в противостоянии Судьбе, что порой вызывает усмешку); таковы, если обратиться к литературным произведениям, уже упоминавшийся Поп Атридес и Скафлок из «Сломанного клинка» П. Андерсона.
СО ВРЕМЕНЕМ миф как форма творчества отмирает, хотя мифологическое сознание (не различающее общего и конкретного, начала и конца, пространства и времени) продолжает существовать. Из мифа вырастают волшебная сказка и героический эпос, который на своей ранней стадии глубоко мифологичен — в качестве примера можно привести англосаксонский эпос «Беовульф». Затем в эпос вторгается история, и на мифологический материал наслаиваются реальные события — та же Троянская война, столь красочно описанная в «Илиаде». Попутно происходит «историзация» персонажей. Мифологические герои становятся королями и князьями, хтонические чудовища и демоны — иноплеменниками, иноверцами. В сказке же образ героя как бы обезличивается: возникают условные фигуры царевичей, принцев, крестьянских сыновей, объединяющие в себе черты как собственно героя, так и героя купьтурного. Например, Иванушка-дурачок из русских народных сказок отправляется «не знаю куда», чтобы добыть «не знаю что», попадает во множество переделок, но в итоге добивается своего — когда силой, когда хитростью, а когда и при содействии чудесного помощника (того же Серого Волка).
В героическом эпосе — скажем, в «Песне о Роланде» — образ героя обычно гипертрофируется. Когда Роланд трубит в рог, звук разносится на тридцать лиг; ему раскроили череп, из ушей брызжет мозг, а он сражается как ни в чем не бывало; пятеро рыцарей-франков изящно побеждают орду язычников, численность которой составляет четыре тысячи человек. Любой удар Роланда смертелен:
Роланд услышал, в ярый гнев пришел,
Коня пришпорил и пустил в галоп,
Язычнику нанес удар копьем,
Щит раздробил, доспехи расколол,
Прорезал ребра, грудь пронзил насквозь,
От тела отделил хребет спинной,
Из сарацина вышиб душу вон.
Далее эта линия подхватывается средневековыми рыцарскими романами о потрясающих воображение подвигах пэров Круглого Стола (как известно, от чтения подобных романов лишился разума Дон Кихот Ламанчский). Через столетия из рыцарских романов вырос жанр «фэнтези», в котором гипертрофированность образа героя приобретает зачастую — вовсе не по воле автора — комический эффект. В первую очередь это относится к «подражаниям» Конану.
ПОПЫТКИ создать Конану антипода предпринимались неоднократно. На мой взгляд, одна из редких удач — Элрик Мелнибонэйский, персонаж «Хроник Черного Клинка» М. Муркока. Интересно, что первоначально сериал об Элрике задумывался как продолжение конановской эпопеи. Но продолжения не получилось. Конан груб — Элрик утончен, Конан решителен и неистов — Элрик постоянно колеблется и никогда не действует впопыхах, Конан радуется жизни — Элрик от нее устал. Возможно, все объясняется разницей в социальном статусе: Конан — обыкновенный варвар, тогда как Элрик — наследный правитель громадной империи. С другой стороны, в последнем по внутренней хронологии романе цикла раздавленный свалившимися на него напастями Элрик мало-помалу превращается в жестокого убийцу, этакую «двурукую машину», уничтожающую все живое. Конан же не изменяет самому себе, даже став королем.
ГЕРОИ в представлении М. Муркока вообще значительно отличаются от традиционных. Каждый из них загадочен, у каждого есть своя тайна, своя, если можно так выразиться, «изюминка», с первого взгляда незаметная. Вдобавок, все они обыкновенные люди, отнюдь не «сверхчеловеки», и больше всего лично мне напоминают скандинавских берсеркеров: в сражениях неистовы до безумия, а в остальное время ведут себя, как говорится. по-людски. Их терзают сомнения и тревоги, они вовсе не «рыцари без страха и упрека», известные нам по средневековым куртуазным романам и современным поделкам.
К слову, такие герои встречаются у Муркока практически во всех произведениях, как фэнтазийных, так и фантастических. В романе «The Hawkwinds» рассказывается о рок-музыкантах (естественно, без непременных атрибутов рока — наркотики, секс и т. п. — обойтись было нельзя; впрочем, они придают повествованию ту самую достоверность), которые противостоят энтропии и персонификации Хаоса. Повторюсь — это обыкновенные люди, вынужденные волею случая сражаться своей музыкой с колдовством энтропии, а вовсе не «доблестные варвары», словно сошедшие с картин Криса Ахиллеса или Бориса Валльехо.
Я уже упоминал, что схватки героя — как культурного, так и собственно героя — с хтоническими чудищами и демонами олицетворяют вечную борьбу между Порядком и Хаосом (энтропией). Эта борьба — пожалуй, главная тема в творчестве М. Муркока, подсказанная религиозной концепцией зороастризма. В Авесте, священном писании зороастрийцев. повествуется о борьбе Света и Тьмы, Добра и Зла, которые правят миром на равных (быть может, Добро все-таки самую малость изначально сильнее). У Муркока эти основополагающие принципы мироздания тоже равнозначны, хотя конечное торжество Порядка представляется неоспоримым. Вот в каких условиях вынуждены действовать муркоковские персонах»; неудивительно поэтому, что они нередко «перебегают» из стана в стан (так, Элрик, который вообще-то служит Хаосу, частенько помогает, сам того не желая, Порядку).
КАК ПРАВИЛО, герой в понимании Муркока — человек физически слабый, совершенно неподготовленный к посыпаемым судьбой испытаниям, мало на что способный без колдовских подручных средств, будь то черный рунический клинок, рука поверженного бога, доставшаяся принцу в Алой Мантии, или Рунный Посох Дориана Хоукмуна. Другие авторы гораздо более благосклонны к своим персонажам. П. Андерсон, к примеру, наделяет Скафлока из «Сломанного клинка» недюжинной силой и решительностью, а Марк Корнуолл из романа К. Саймака «Паломничество в волшебство» и вовсе демонстрирует набор качеств под стать рыцарю короля Артура, а не скромному книжнику. Муркок же будто нарочно выпячивает недостатки своих героев. В частности, что касается того же Элрика, вряд ли будет преувеличением сказать, что такого героя фантастика (в широком смысле слова) еще не знала. Это антигерой, которому недостает всего того, чем обычно обладают истинные герои.
Кстати говоря, парадоксальность— неотъемлемая черта жизни и творчества самого М. Муркока. В «Энциклопедии научной фантастики» под редакцией Питера Николлса помещена любопытная фотография писателя — лицо скрыто маской, а под снимком текст: «М. Муркок — большой любитель розыгрышей». Мне кажется, эта фотография прекрасно характеризует взгляды Муркока — далеко не всякий рискнул бы отдать такой снимок для публикации в столь авторитетном издании. Кроме того, писатель отличается и парадоксальностью суждений. К примеру, в одной своей литературоведческой статье, анализируя «фэнтези» как жанр, он ставит на первое место среди всех созданных на тот момент (1984) фэнтезийных произведений трилогию Мервина Пика «Горменгаст», а «Властелина Колец» Дж. Р. Р. Толкина заносит чуть ли не в черный список как книгу «беспомощную и откровенно скучную». Как-то в интервью Муркок описал типичного автора журнала «Новые миры», который основал и редактировал: «Это писатель, которого не страшат никакие опасности и который постоянно вступает в конфликт с действительностью». То же можно сказать и о самом Муркоке, и, слегка перефразировав, о его персонажах.
НО ВЕРНЕМСЯ к нашей теме, нашей галерее героических образов: Роланд и Ожье-Датчанин, Беовульф и Сигурд, король Артур и рыцари круглого Стола; галантный Джон Картер, рефлексирующий Элрик, Арагорн и Боромир; Пол Атридес, Язон дин Альт, Доминик Фландри и, если хотите, пресловутый Билл — Герой Галактики…
Каждый героичен по-своему. Тысячи имен, тысячи лиц, а на самом деле, если присмотреться, герой — один-единственный. он только «меняет маски», причем делает это очень ловко, как заправский актер.
Как тут не вспомнить слова, вложенные М. Муркоком в уста Эрекозе, Вечного Воителя и Заступника: «Я скакал на диковинных животных и встречался с диковинными людьми. Я видел ландшафты, что потрясали своей красотой, и те, что вызывали отвращение и омерзение. Пилотировал летающие машины и звездолеты и был возничим колесницы. Ненавидел и любил. Создавал империи и нес гибель народам; убивал и сам был убит несчетное количество раз. Торжествовал победу и терпел унижения. У меня было много имен. Память моя не в силах вместить их вое. Слишком, слишком много… И не было ни дня покоя. Непрерывный, вечный бой».
«Я думаю, что уважение к героям, в различные эпохи проявляющееся различным способом, является душой общественных отношений между людьми и что способ выражения этого уважения служит истинным масштабом для оценки степени нормальности или ненормальности господствующих в мире отношений».
С помощью космического телескопа «Хаббл» впервые удалось получить доказательство того, что за орбитой Нептуна существуют объекты, движущиеся вокруг Солнца и соответствующие по размеру кометам. Многие астрономы уверены, что именно эта область Солнечной системы, известная как «пояс Купера», является местом возникновения комет с коротким — менее 200 лет — периодом обращения. Находящиеся в «поясе Купера» объекты очень трудны для наблюдения и поэтому в обычные телескопы Земли видны только наиболее яркие и крупные из них. До сих пор не удавалось обнаружить ни одного объекта менее 100 км в поперечнике, а диаметр комет обычно составляет не более 0,1 этой величины. Именно поэтому Анита Кочрэн из Техасского университета и ее коллеги решили использовать для наблюдений «Хаббл».
Ученые сделали множество снимков небольшого участка неба с 10-минутной экспозицией, обработали их на компьютере, который убрал все объекты, остававшиеся на одних и тех же местах, и выделил только слабосветящиеся пятна. Дабы быть полностью уверенными, что они наблюдают реально существующие тела, Кочрэн и ее коллеги проанализировали их траектории. Предметами поиска были объекты, имеющие орбиты, сходные с орбитами Плутона и других крупных тел в «поясе Купера», на движение которых влияет сила притяжения Нептуна.
Уже первоначальный анализ позволил выявить 244 объекта, которые движутся по «реалистичным» орбитам, и 185 — чьи траектории не соответствовали этому критерию. Такое соотношение является статистически значимым и позволяет предположить, что ученым впервые удалось обнаружить в «поясе Купера» наличие тел, сопоставимых по размеру с кометами. «Мы что-то нащупали», — утверждает Кочрэн. Все это должно рассеять сомнения теоретиков, по чьим оценкам «пояс Купера» может содержать около миллиарда тел, сходных по размерам с кометами. Возможно, требуемое визуальное подтверждение будет получено примерно через год. когда закончится проводимый независимо поиск слабо светящихся объектов с использованием 10-метрового телескопа «Как» обсерватории Мауна-Кеа на Гавайях.
Благодаря «Хабблу» также удалось установить, что погода на Нептуне гораздо изменчивее, чем предполагалось, а на одном из полученных с его помощью снимков оказался запечатлен самый древний участок твердой поверхности, когда-либо наблюдавшийся в Солнечной системе.
На изображении окрашенной в голубые и зеленые цвета планеты в Северном полушарии заметно большое темное пятно — область высокого атмосферного давления, которая с поверхности Нептуна должна выглядеть как чистое голубое небо, но на снимках, сделанных межпланетной станцией «Вояджер» в 1989 году, ничего подобного не наблюдается.
Как сообщила на пресс-конференции НАСА в Вашингтоне Хейди Хэммел из Массачусетского технологического института, облик Нептуна может полностью измениться всего за несколько дней.
Полученные с помощью космического телескопа снимки астероида Веста показывают, что около 4 млрд. лет назад на его поверхность изливалась лава. Это означает, что когда-то он, как и Земля, имел внутри жидкую магму. Большинство же астероидов, по словам одного из астрономов, никогда не разогреваются так сильно, чтобы их недра оказались в расплавленном состоянии.
На снимках также видны места, в которых из-за столкновений с другими телами Веста потеряла куски коры и где благодаря этому можно как бы заглянуть внутрь астероида. Предположительно, его недра состоят из оливина — одного из основных компонентов мантии Земли.
В середине 2004 года космический аппарат «Кассини» и находящийся на его борту зонд «Гюйгенс» начнут облет системы Сатурна, который продлится 4 года. Американские и европейские ученые планируют старт длительной экспедиции аппаратов по Солнечной системе на октябрь 1997 года. Но прежде, чем достичь Сатурна, путешественникам предстоит пролететь мимо Венеры и Юпитера.
Трасса вояжа еще не разработана детально, но она должна обеспечить решение нескольких задач. Специалисты, изучающие кольца Сатурна, надеются получить их подробное изображение из точки, лежащей вне экваториальной плоскости, а геологи — сфотографировать большие спутники Сатурна, движущиеся в плоскости колец. Полет также позволит достаточно подробно изучить самую большую луну Сатурна — Титан, размер которого достигает половины Земного. Его притяжение будет использовано для изменения траектории «Кассини», и при первом сближении с этим спутником Сатурна от аппарата отделится зонд «Гюйгенс», который затем войдет в атмосферу Титана, раскроет парашют и опустится на поверхность. Находясь там, он будет передавать на основной космический аппарат информацию о составе атмосферы и условиях на поверхности.
Для проведения всесторонних исследований Титана также включится в работу бортовая РЛС «Кассини». Ведь гитан имеет столь плотную атмосферу, состоящую в основном из азота и метана, что бортовые приборы межпланетной станции «Вояджер» в свое время не смогли сквозь нее ничего увидеть.
Однако наблюдения, выполненные с помощью космического телескопа «Хаббл» в ближнем ИК-диапазоне, показывают, что на Титане находится какое-то загадочное образование размером примерно с Австралию. С помощью «Кассини», возможно, удастся проверить гипотезу, согласно которой условия на поверхности Титана таковы, что там могут существовать океаны из жидкого этана. Предполагается также, что верхние слои атмосферы Титана представляют собой химическую фабрику, где под воздействием ультрафиолетового излучения Солнца из углеводородов образуются сложные органические молекулы, опускающиеся потом на поверхность спутника.
Большим преимуществом длительного (на протяжении нескольких лет) пребывания космического аппарата около планеты является возможность изучения многих явлений динамики. Например, «Кассини» сможет следить за системами штормов, которые постоянно возникают в атмосфере Сатурна; известно, что атмосфера Титана также подвержена сезонным изменениям. Его изображения, переданные «Вояджером», показали, что северное полушарие этой планеты имело более темную окраску, тогда как недавние наблюдения с Земли, проводившиеся во второй половине сезонного цикла, обнаружили более темную окраску в южном полушарии.
Кроме того, даже система колец Сатурна обнаруживает заметные изменения в пределах нескольких месяцев.
Майкл Суэнвик, один из наиболее интересных фантастов «поколения 80-х», долгое время воспринимался читателями не как писатель, а скорее как критик.
Причиной этому послужила его знаменитая «Инструкция к постмодернистам» — в этой статье, напечатанной в 1986 году в журнале «Asimov's», Суэнвик дал свою трактовку таким новым направлениям в американской фантастике, как движения «киберпанков» и «гуманистов». Впоследствии, впрочем, Суэнвик прославился и как писатель — к настоящему времени он издал уже шесть книг, в том числе роман «Станции прилива», удостоенный в 1991 году премии «Небьюла».
В ноябре 1994 года все в том же «Asimov's Science Fiction» появилась вторая большая критическая работа Майкла Суэнвика. На сей раз внимание критика остановилось на фэнтези — не потому ли, что именно в этом жанре создал свой новый роман «Дочь железного дракона» Суэнвик-писатель?
Мы публикуем сокращенный вариант этой статьи.
Итак, мы поднимаем паруса.
Зеленые холмы и населенные призраками горы Средиземья постепенно тонут в море позади нас. Они прекрасны и наполнены чудесами, но наше внимание уже нацелено на нечто другое. Наши широко раскрытые глаза глядят далеко вперед, отыскивая таинственные острова, что позвали нас от наших очагов и хоббитских нор, прочь от всего уютного и знакомого. Свежий бриз раздвигает занавес тумана. Киль вспарывает холодную сталь воды. Наш корабль, перепархивая с волны на волну, стремится вперед.
Мы направляемся к Архипелагу Фэнтези.
Подумать только, еще несколько десятилетий назад фэнтези не только не относилась к процветающим коммерческим направлениям, таким, как сегодня, — она вообще не сформировалась как направление. В самом деле, произведения фэнтези любого типа и вида были явлением столь же редким, сколь и грифоны. Авторы фэнтези, как правило, маскировали свои произведения под исторические романы, под «Артуриану», или (с добавлением парочки быстро забываемых космических портов) под научную фантастику — либо не могли опубликовать их вовсе.
Все это изменил Дж. Р. Р. Толкин. Американские издания-пэйпербэки его трилогии «Властелин Колец» стали настоящим откровением и до основания потрясли книгоиздательскую индустрию. Они наглядно продемонстрировали, что существует огромная аудитория, которая ждет не дождется этого нового жанра — фэнтези. Они принесли немалую прибыль. Издатели, многие из которых просто не понимали, что происходит, принялись отчаянно скрести по сусекам, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло бы удовлетворить этот не существовавший доселе аппетит