Я хотел спросить его, где найти матрицу памяти, но он уже исчез.
Цилиндр заговорил, произнеся что-то на стеклянно-звонком языке, которого я не понимал. Разумеется, инструкции. На боку его была схема, и как мне ни было дурно, я разобрался в ней. Откусил кончик пластиковой трубочки и сунул ее в рот.
И ощутил вкус чистого воздуха. Голова прояснилась, тошнота прошла, мыслить было легко. Гантен-Альта — небольшой город, но достаточно велик, чтобы я мог на некоторое время в нем спрятаться. Если я смешаюсь с толпой, то продержусь в течение часа. Возможно даже, я смогу выследить своего двойника.
Я пошел вниз по улице… Гантен-Альта оказался еще одним городом, где память казалась осязаемой. Может быть, его связь с прошлым была того же толка, что и его связь с Матерью-Землей… скала, которой можно коснуться…
Голова кружилась. Я вошел в нишу, прислонился к стене.
Снова глотнул кислорода.
Мозг прояснился. Я понял, что пропал. Даже улица виделась не той, по которой я шел сначала. К тому же мне оставалось — я не знал сколько, без мыслителя не мог этого вычислить — совсем немного времени. Мне надо вернуться к скамье, где мы расстались с Лопоухим.
Я пересек улицу, одолел пролет лестницы, который заканчивался огороженной площадкой (за мной следом шла группа одетых в форму ребят), спустился еще на один лестничный пролет. Вошел в ближайший двор. Там, за желтым генератором, возвышался атмосферный купол.
В нем был алтарь памяти.
Я подошел поближе, вошел внутрь. Я вдыхал влажный воздух, теплый, насыщенный кислородом, ощущал запах роз и солнечных колокольчиков, слышал тихое журчание фонтанов, видел туристов, гулявших по саду. Я надеялся, что моего двойника здесь нет.
Что-то ударило в голову сбоку.
Я упал на колени, поднял руки, прикрывая цилиндр ладонью. Последовал новый удар. Он подошел ближе, и я умудрился схватить его за ноги. Он стукнул меня по спине между лопатками, но я держал его крепко и не отпускал. Теперь верх был мой, я размахнулся…
Мы посмотрели друг другу в глаза.
У нас обоих была одинаковая морщинка между бровей, одинаковые розовые губы под черными усиками, одинаковая синяя вьющаяся бородка, и оба мы знали теперь — я мог так сказать, я ощущал его мысли, — мы оба знали, что наше существование фальшиво, что мы не уникальны. Одинаковые лица, одинаковые действия, одинаковые души.
Одному из нас надо будет измениться.
— Давай сражаться в памяти, — предложил я.
— Ладно, — согласился он. — Как мальчишки.
— В какой?
— Есть одна неплохая, — он повернулся ко мне спиной, не опасаясь, что я кинусь на него сзади, и направился по твердой земляной дорожке к стоявшей в центре сада пагоде. Я последовал за ним.
Мы прошли мимо десятка памятей, каждая из которых была закреплена в медных сияющих стояках. Он остановился, не доходя до пагоды нескольких метров. Ничего особенного ждать не приходилось: память была засижена птицами, кругом — и на матрице, и на аппарате — лежали сухие листья. Мой двойник смахнул их. Я прочитал название на пластинке: «Птичник». Надпись появилась, как только я коснулся ее.
— Звучит неплохо, — заметил я.
— Да, — согласился мой двойник. — Проигравший должен создать память.
— Да, я понимаю. Согласен.
Двойник коснулся стояка. Мотор зажужжал, а пластинка чуть приподнялась, затем соскользнула в небытие.
Годы слезали с нас, как сожженная солнцем кожа, как отмершая кора с деревьев. Высвобожденная память окружила нас.
Я находился в клетке. Держался за перекладину ногой с четырьмя когтями. Я приподнял крылья, и они коснулись прутьев клетки. Я снова опустил их.
Посмотрел по сторонам. Слева от меня сидел белый голубь, справа — сизый. Я внимательно взглянул на того, что слева. Разглядел узкую оранжевую радужку вокруг черного зрачка — он тоже смотрел на меня. Этой птицей был он, мой двойник.
Мне хотелось кинуться на него, исклевать его в кровь, но я не мог двинуться. Я был прикован цепочкой за ногу. Он тоже. Он раздул горло, собираясь ворковать.
Я уловил движение и повернул голову на девяносто градусов. Я увидел лежавший труп и над ним, с ножом в руке…
Нет. Не Сейна Маркс. Такие же платиново-белые волосы, такие же темные блестящие глаза, но черты резче. Узкий нос, острые скулы, бледные губы.
Женщина подошла к нам и открыла клетку. Пятьдесят голубей захлопали крыльями, в воздухе закружились перья. Она потянулась ко мне и…
Нет. Женщина освободила белого голубя. Он прыгнул ей на указательный палец и взглянул на меня так, будто бы собирался начать драку прямо сразу. Но так и не двинулся с места, а женщина пошла с ним к открытому окну.
Он вылетел наружу, мелькнули крылья на голубом небе. На голубом? Неужели мы снова вернулись в двадцать первый век? Что же — снова голая атмосфера и пустая, заброшенная Земля?
Я надеялся, что скоро это выясню. Белый голубь — трудно думать о нем как о своем двойнике — улетел. Если он опередит меня намного, мне никогда его не поймать.
Женщина сняла с меня цепочку. Я прыгнул ей на палец. Она поднесла меня к окну, и тут я кое-что сообразил.
Как только я вылечу, белый голубь тут же кинется на меня сверху.
Женщина нетерпеливо качнула рукой.
Я соскочил с ее пальца и рванулся изо всех сил. Мелькнули балконы, позади внизу осталось белое пятнышко — голубь, который спикировал на то место, где я должен был оказаться.
Я несся вперед уже целую минуту, сердце стучало. Я замедлил полет.
Внизу виднелись башня, прибрежные скалы и пустая голубая равнина моря. Пустота.
Строго говоря, здесь были какие-то предметы: лодки, несколько блоков с металлическими стенами, которые каким-то образом ухитрялись плыть. Они казались жалкими на бескрайнем голубом фоне. Они лишь подчеркивали пустоту.
Я повернул к башне, намереваясь отдохнуть на ее вершине, а возможно даже, спуститься в комнату, откуда начался полет. Взмахнул крыльями, набирая высоту.
Внезапная боль: он ударил меня в голову. Я кинулся на него. Белые крылья остались целы, но из хвоста моим когтям удалось резким рывком выхватить четыре или пять перьев. Он издал резкий крик и рванулся так, что я закувыркался в воздухе. Какое-то мгновение я был беспомощен, затем выровнял полет.
Он ослепил меня. Теперь я видел только правым глазом, левый застилала тьма. Когда я моргал, то чувствовал влагу, но боль была несильной. Интересно, он вырвал мне глаз или просто выклевал? Сейчас он был внизу, метров на двадцать позади меня. Что он делает? Дожидается, пока я не вернусь в птичник? Он летел неуверенно, может быть, я так сильно повредил ему хвост, что он не справляется с полетом? Может быть…
Он летел ко мне. Неровно, как новичок. Я парил, дожидаясь белого голубя. Заметил кровь на его клюве, и мне стало страшно. Как я без глаза буду сражаться?
Я повернулся и полетел.
Прочь от белого голубя, прочь от птичника.
Крылья болели от усталости. Я сел на плавучий блок. Мой преследователь выглядел, как белая пылинка в бледно-синем небе.
Несмотря на расстояние, серебристая башня птичника была отчетливо видна.