На этот раз Драмм вскочил и запрыгал, оглашая зал протестующими воплями, словно желая произвести впечатление на отсутствующих присяжных. Баркмэн невозмутимо полюбовался представлением, но возражение принял на том основании, что вопрос выходит за пределы компетенции свидетеля.
— И последний вопрос, доктор: твердо ли вы уверены в трех вещах: первое — имеются две разновидности фермента Элбана; второе — применяемый тест не в состоянии отличить одну разновидность от; другой; и третье — насколько вам известно, действие каждой из разновидностей на организм различно.
— «Да» на все три утверждения, — ответил Чи одновременно с протестом Драмма.
Баркмэн отклонил протест. Он вел процесс без присяжных и, отвечая как за законность, так и за достоверность фактов, воспользовался той свободой действий, которую ему предоставлял в подобных случаях закон.
Затем Драмм подверг Чи перекрестному допросу, но почти ничего не смог из него вытянуть. Вскоре он сдался, выяснив, что ему не хватает специальных знаний, и тут же попросил перенести продолжение слушания, настаивая на отсрочке для поисков собственного эксперта. Баркмэн отказал.
— Вам был известен список свидетелей со стороны истца, мистер Драмм, и если вы предположили, что слово «доктор» эквивалентно понятию «психиатр», то это ваша проблема. Просьба отклоняется.
Кейл вызвали следующей. Ее показания подкрепили показания Чи. Фактор вызвал ее в первую очередь для того, чтобы ясно продемонстрировать, откуда взялся тест Элбана.
Но главным свидетелем истца выступил нейропсихиатр, доктор медицины М. С. Рэдклифф, ясно продемонстрировавший, что любое чужеродное вещество, попадающее в мозг, может вызвать то или иное отклонение от нормы. Комментируя открытия Чи, свидетель согласился со всеми тремя его выводами. А учитывая тот факт, что тест выявляет лишь наличие смеси различных ферментов, но не различает их, сам тест является бессмысленным.
— Доктор Элбан, — заключил свидетель, — добросовестно заблуждался. Он поторопился с выводами и вместо клинических испытаний положился на поверхностные статистические данные.
— И ваше мнение, доктор Рэдклифф, как нейропсихиатра заключается в том, что тест Элбана не является полезным и четким индикатором наличия у индивидуума психического расстройства?
— Да, таково мое мнение.
Баркмэн пришел к выводу, что Судано не привел, да и не мог привести нужных доказательств.
— Утверждение о невменяемости должен защищать сам ответчик на основании убедительных доказательств. Обвиняемый полагался на присутствие в его организме так называемого фермента Элбана. Он не подкрепил свой тезис показаниями свидетелей.
С другой стороны, суд выслушал показания трех внушающих доверие экспертов о ненадежности теста. Следовательно, у суда появились обоснованные сомнения в психическом заболевании подзащитного, и, учитывая вышесказанное, а также удовлетворившись тем, как истец доказал все обвинения не вызывающим сомнений способом, суд признает господина Судано виновным по всем пунктам. Желает ли защита провести слушание для официального вынесения приговора?
Нэт не стал дожидаться ответа. Рискуя навлечь на себя гнев Баркмэна, он выскочил из зала вместе с другими репортерами, волоча за руку Кэй.
Он увез девушку с собой в Нью-Йорк, хотя в последующие несколько дней у него почти не выпадало времени на общение с ней. Поток событий по всей стране стремительно нарастал.
Судано был приговорен к году тюремного заключения. Его арестовали прямо в зале суда. Судано был обвинен в убийстве Монагэна.
Но все связанное с ним успело отойти на второй план. Весть об исходе этого процесса, который многие считали недоразумением и жестом отчаяния, придала решительности президенту. И едва успели вынести приговор, он объявил чрезвычайное положение.
Были арестованы тысячи людей, включая Эбеларда. Чрезвычайное положение позволило узаконить действия военных разведок, и тщательно собранные ими факты были тут же использованы для нейтрализации наиболее опасных позитивов. Тех же, кто не проявлял активности в заговоре, оставили в покое, потому что даже в этот период великих испытаний никто не желал, чтобы Америку назвали полицейским государством. Конституционные гарантии строго соблюдались, несмотря на вопли бывших позитивов о том, что они нарушаются.
Некоторые из этих людей, несомненно, были сумасшедшими, но подавляющее большинство — нет. Безнаказанность сотворила из них монстров.
Пока события развивались, Нэт время от времени задумывался о поведении президента. Какой бы ни была причина, но в конце концов он поступил так, как требовала присяга — встал на защиту конституции Соединенных Штатов. И Нэт мысленно надеялся, что история окажется благосклонной к Киннею. Хотя наверняка ему придется ответить за свое участие в гибели Элбана.
Но что будет со мной? — думал Нэт. Мне-то куда деваться? Как избавиться от тикающей в печени бомбы с часовым механизмом? И от фермента, который она выбрасывает в кровь, и от того, что этот фермент доставляет мне в мозг?
Он обсудил это с Кейл в тот день, когда она зашла к нему перед возвращением в Торонто.
— Метод лечения найдется, мистер Рот. Мы очень упорно работаем. Если имеется причина, отыщется и способ ее устранения. Даже если на это уйдет немало времени, ваши шансы не так уж плохи.
— Трудно сохранять терпение, когда проблема касается лично тебя. У меня по телу мурашки бегут всякий раз, когда я открываю холодильник. Я даже пену для бритья теперь взбиваю кисточкой в тазике.
— Прорыва можно ожидать в любой момент. Мы сейчас проводим совершенно фантастические исследования. Испытываем каждую возможность. Один из моих коллег полагает, что нашел связь между ферментом и молоком.
— Молоком?
— Да. Разумеется, это лишь одна из тысяч вероятных причин, но в его доказательствах немало смысла. Вспомните, мы в прошлый раз говорили о распространенности фермента в мире. Так вот: во многих местах матери вскармливают детей грудью или потребляется большое количество свежего коровьего молока. А вас, мистер Рот, в детстве кормили грудью или из бутылочки?
— Не помню, Кейл. Попробую узнать.
— Нам приходится проверять буквально все. Уж теперь-то мы тщательно доказываем правильность любых выводов. Никто не захочет повторения последних двух лет.
Мы ведь по-настоящему не решили проблему, а лишь отвоевали небольшую передышку, и теперь обязаны использовать ее с толком, чтобы никто не предложил якобы «стопроцентный» тест. На этот раз нас спасло крошечное сомнение в голове одного старого судьи. Что бы мы без него делали?
— И все-таки победили факты, а не новые статистические «вероятности».
— Просто статистика была использована не по назначению, Кейл. Все на свете имеет ограничения. Все, кроме одного.
— И что же это?
— Человеческий разум. Человечество уже столько раз стояло на пороге гибели, но всякий раз у людей хватало сил продержаться, пока разум не выводил их к спасению. Сейчас система сработала безотказно.
— А сработала она по той причине, что множество людей, которым сказали, что они сумасшедшие, в это просто не поверили. Вы, например.
— Я? Вот я точно сумасшедший — кто другой станет заниматься моим бизнесом?
Она рассмеялась и больше к этой теме не возвращалась.
Но Нэт не забыл об их разговоре. Он вновь спрашивал себя, насколько его слова близки к истине… но мысленно затыкал уши, не желая слышать ответ. Он действительно не желал его слышать.
Мелочь, конечно, но теперь он знал, как жизненно важны мелочи. И как любая малость, если ослабить внимание и пустить ее на волю случая, может вырасти в чудовище Франкенштейна. Нет, сказал он себе, я останусь на своем месте, буду поступать так, как считаю правильным и надеяться, что никогда не увижу это чудовище вновь.
Полгода пролетели незаметно, и настало время подвести итоги очередного этапа конкурса для начинающих писателей-фантастов «Альтернативная реальность» (журнал проводит конкурс совместно с Московским клубом любителей фантастики). С удовлетворением отмечаем, что круг читателей, желающих взяться за перо, становится все шире. «План по валу», таким образом, перевыполнен. Что же касается поиска лучших произведений, то здесь работа жюри больше, чем когда бы то ни было, напоминала добычу радия… Но и этот труд наконец завершен: победителем стал москвич Виталий Каплан. Вышли в финал, но немного не дотянули до финиша Михаил Шамрай из Днепропетровска, Вадим Емельянов из Белгорода и Светлана Соколик из Пензы.
Поздравляем победителя, благодарим всех участников. Ждем новых произведений (рассказы объемом не более 30 машинописных страниц). Напоминаем, что работы должны отвечать по крайней мере двум требованиям: содержать нетривиальную фантастическую идею, положенную в основу произведения, и свидетельствовать о литературных способностях автора.
Жюри конкурса
И даже рюкзак не пришлось укладывать. В это путешествие идут налегке. Главное — перешагнуть порог, а там уже не страшно. Там, дальше, все произойдет само собой, а как, знать необязательно, твердил Сутулый… Мне казалось, что собираюсь в обычный поход и к июлю вернусь. И пока заверял в нотариальной конторе бумаги, и пока раздавал долги, и пока писал письма маме и сестре, не покидало меня смутное чувство, что маюсь дурью, что разыгрался как семилетний пацан, пал жертвой бредовых своих фантазий.
Давить такие подсознательные взбрыки я, слава Богу, научился уже давно. Дурь не дурь, бред не бред, а это единственный шанс. Иначе белый с розовыми прожилками мрамор могильной плиты, застывшее лицо Димкиной мамы, утонувший в ледяной пустоте взгляд его отца — все это так и останется навсегда.
Он выбросился из окна новостройки, на улице Соколова. С десятого этажа. Дом так и зияет неотделанной белизной, щерится грудами строительного мусора, но пройдет каких-нибудь полгода — и въедут истосковавшиеся по своим квадратным метрам жильцы. Кто из них вспомнит о буром пятне под окнами? Да и не будет никакого пятна, уже и сейчас нет — замыли. А ведь не прошло и двух недель. Остались раздавленные бедой, враз постаревши люди, пыльная электрогитара в углу и еще записка. Нервные, угловатые буквы, которым, казалось, тесно на бумажной плоскости. «Простите меня, мама и папа, я ухожу, но иначе я не смог. Иначе бы я предал человека. Никто в этом не виноват, просто так вышло».
Сейчас он писал бы сочинение. Хотя нет, сочинение у них позже, сегодня девятые классы сдают алгебру. А через пару недель мы пошли бы на Мраморное Озеро. Долго я уламывал директрису нашего ДТМа. Розалии Степановне все время кажется, что байдарка — это что-то типа плавучего гроба, и дети еще маленькие, и инструктор (то есть я) слишком независим, и средств нет, и в случае чего груз юридической ответственности, утопив меня, потянет на дно и ее, многострадальную труженицу педагогического тыла. Или фронта — смотря откуда глянуть. Мы работаем с ней бок о бок почти десять лет, еще с тех времен, когда назывались никаким не ДТМом, а обычным городским Дворцом пионеров, и слова «Дом творчества молодежи» привели бы тогда Розалию в ужас. Что это еще за молодежь? Внесоюзная, что ли? И какое там творчество? Соответствует ли последним программным документам?
Ветер перемен сильно остудил Степановну, но «туробоязнь» в ней ничуть не ослабла. Каждый серьезный поход до сих пор приходится то чуть ли не на коленях выпрашивать, то кулаками директорский стол сотрясать. Смотря по обстоятельствам.
Ну что ж, мой бывший ученик, а теперь уже и коллега Витя Мохнаткин вполне справится и без меня. Двадцать лет парню, в походах со щенячьего возраста, инструкторский опыт весьма приличный. Для Мраморного Озера вполне сойдет. Вот, правда, сплавляться по Медвежьей я бы его одного с детьми не пустил. Годика через два — посмотрим.