Джонни Абилен был сильно удивлен. А представьте себе мое изумление! Нора, моя мать, снова была беременна, теперь уже моим ребенком… Не знаю только, что теперь входило в понятие «мой».
В суматохе, последовавшей за смертью Нассера, Иззи был вызволен из тюрьмы. Погребальный комплекс в Гизе был закрыт для туристов. Лила Кодзи привезла Иззи на лошади в сопровождении Сарвадуки, Джонни Абилена и одного из «Косарей», только что прилетевши го «Люфтганзой» из другого Мемфиса. Их никто не остановил. Я наблюдал за ними сверху и со спины, слушал, как в подземных погребальных камерах отзывается стук конских копыт, смотрел на них, крохотных, с высоты миллионов миль. Еще я ощущал их изнутри, причем это было не хаотическое созерцание, которым меня наделил Шаман, продырявив мне голову, а вполне ясное, уверенное: недаром я был Абу-аль-Хаулом.
Иззи помахал маленькой синей книжечкой.
— Готово, Мэл, бродяга! Это твой паспорт. Теперь мы смоемся из Сахары. — Они въехали ко мне в загородку. — Слава «Полароиду»! Сарвадука — герой, ты тоже молодец. Теперь при нас Джонни Абилен, значит, дело в шляпе.
Иззи слез с лошади и показал мне паспорт. Лила тоже спрыгнула и повисла на его руке.
— Мой однобровый красавчик, ты полный псих! Интересно, как ты протащишь Великого Сфинкса через таможню?
Мой папаша обнял могучей рукой Сарвадуку. Сарвадука был бледен и хмур, как труп. Это снаружи. Изнутри он готов был взорваться.
«Все у него получается! — доносились до меня его мысли. — И бабы на нем виснут, и мой «фольксваген» он гоняет в хвост и в гриву… А что имею с этого я? Только мозоли от седла».
— Тут такое дело, — стал объяснять Иззи. — Если мы доберемся туда через час после заката, то таможенник его пропустит. Он подумает, конечно, что творится что-то забавное, но не поймет, что к чему. Хорошо усекли?
— Зачем тебе вообще его трогать? — спросил Сарвадука и мысленно добавил: «Тупой развратник, провалиться тебе на этом месте!»
— Последнюю часть мы опустим. На вопрос отвечу так: мне надо заняться им в мастерской. Здесь, в Сахаре, я не сумею защитить его от Шамана. У меня слишком бледная кожа.
— Не стану спрашивать, как ты собираешься переместить известковую статую высотой в шестьдесят пять футов через пустыню, протащить ее через таможню, поднять по трапу в самолет, да еще убедить окружающих, что это простой менеджер «Кока-Колы». Кстати, в длину он насчитывает все двести сорок футов!
— Ты внимательно следил за свето-звуковым шоу, — похвалил Иззи. — Но забыл, что я провозил в самолетах и не такое.
Они стояли у меня под подбородком, там, где прежде свисала моя бородка, создававшая тень Тутмосу, когда он выкапывал меня из песка. Мой папаша, Джонни Абилен, угощал присутствующих водой из своей фляжки — видавшего виды сосуда, подобранного в Долине Смерти.
— Я долго ждал этого момента, Ваше Величество, — сказал он Иззи.
— Не называй меня так при НЕМ, — прошипел Иззи.
— Ты знаешь, что делать, Джонни А., — сказал Иззи.
«Косарь» достал гавайскую гитару и стал что-то наигрывать, а Джонни напрягся. При этом он поджал губы и прищурился. Небо сначала почернело, а потом засияло так ярко, что всем пришлось прищуриться и прикрыть глаза. Откуда-то снизу раздалось глухое урчание.
— Сейчас этот громила станет у нас карликом, — прохрипел Джонни. — Будет расхаживать среди нас, как обычный человек. Главное, не смотреть на него слишком пристально. Я постараюсь сделать так, чтобы никто не мог к нему приглядываться, пока он не окажется в мастерской у Иззи.
На Сарвадуку это не произвело впечатления.
— А самолет? — спросил он. — Самолет не выдержит такой невероятной тяжести.
— Все, что соприкоснется со стариной Абу после того, как я его уменьшу, тоже «прищурится».
— За дело, ковбой! — распорядился Иззи, обливаясь потом под полуденным солнцем.
Джонни поднатужился еще раз.
— Йэ-эх!
Ничто вроде бы не изменилось, но все вдруг стали смотреть на меня по-другому, не задирая голов. Я был уже не Сфинксом, а соринкой в уголке глаза. Я превратился в иллюзию. Джонни небрежно похлопал меня по каменному плечу и чмокнул в щеку. Все залезли на лошадей и поехали.
прокатился по пустыне, как полчище саранчи. На головах у них болтались «духоуловители» — такие антеннки.
Мы покинули загородку Сфинкса. Отец дал мне темные очки и белый синтетический костюм, Иззи сунул мне в лапу кейс и сказал, что мой головной убор сойдет за туристскую придурь. По какой-то неведомой причине именно головной убор, в отличие от моего гигантского роста, землистого цвета лица, отсутствия половых признаков И львиного телосложения, не удалось скрыть. Я шествовал в середине, охраняемый по бокам Джонни и другим «косарем» — баритоном в косо повязанном галстуке; впереди шагали Иззи и Лила Кодзи; Сарвадука обеспечивал тылы.
Отец и «косарь» исполняли дурацкую песенку. Тут налетел Шаманов Космический Народ — человек двенадцать в каких-то перекрученных простынях. Целью им служили мы. Отец с «косарем» заткнулись, у Иззи подал голос пейджер.
— Нет! — Иззи уставился на прибор. — Три с половиной, явный рост! Черт, Шаман пытается совершить «оп-ля»!
В воздухе заходили горячие волны. Космический Народ надвигался на нас среди сияющего песка — точь-в-точь Большое Соленое озеро. Потом мираж растаял, и за спинами людей в простынях, но ближе к нам, чем рынок в Назлет-эль-Семмане, появился большой сервисный комплекс, которого не было всего мгновение назад; впрочем, все, кроме Иззи, Джонни, меня, а также Шамана, отлично помнили, что его место — здесь.
На высоком шесте висел, дожидаясь ветра, техасский флаг. Вход в комплекс был внизу, а также на втором этаже — стеклянная дверь, открывающаяся в пустоту. Очень похоже на придорожное кафе с ампутированным подвесным переходом.
— Лила, — сказал Иззи, — как там дела с вьетнамской войной?
— С чем?
— Война во Вьетнаме. Это важно.
— Насколько я знаю, Вьетконг удерживает Вашингтон и большую часть Восточного побережья США, но правительство в Мемфисе не дает им легко продвигаться внутрь территории. А что?
— А президент кто? Колись, Лила, детка, мне нужно узнать счет, прежде чем Шаман отойдет от посудомоечной машины.
— Какой еще президент? — вмешался Сарвадука. — Последним президентом был Кеннеди. После 1963 года установилась монархия. Ты окончательно сбрендил, чертов развратник?
— В общем, так, братцы, — сказал Иззи, — переходим к плану В. Кажется, нам все равно не добраться до таможни к полуночи. Кстати, как у нас с полночью? Куда подевался баритон? — Лошадь «косаря» испуганно храпела, седло пустовало. Под копытом лошади валялась дохлая гадюка с плохо завязанным галстуком, съехавшим на глаза.
— Проклятье! — сказал Джонни. — Вот она, судьба лучшего земного баритона!
Сарвадука сплюнул и тронул свою лошадь пятками.
— Кому пришло в голову сажать в седло эту гадюку?
Космический Народ столпился в двухстах ярдах от нас. За дверями кафе кто-то замаячил.
— Это Цыган, точно, — сказал Джонни. — Я не видел его с тех пор, как мы вместе тусовались в Магеллановом Облаке.
Цыган монотонно барабанил по стеклянной двери. Через некоторое время он сполз на пол, оставив на стекле гнойный след. Позади него появилась высокая фигура в белом.
— А это, видать, Шаман! — испуганно воскликнул Джонни.
«Где Нора?» — подумал я. Потом я — Мэл — закрыл глаза и чуть не ударился лбом о столик.
— Что с ней сделается? — сказал Иззи, путешественник по пустыне. — Она бьет в «яблочко», зато у нас проблемы. Не нравится мне улыбочка Шамана.
Джонни Абилен расстегивал свою человечью кожу. И это мой отец!.. Широкополая шляпа съехала ему на щупальца. Сапоги вместе со шпорами и ногами упали в песок. Обезумевшая лошадь, на которой только что восседал Джонни, помчалась в сторону пирамиды Хеопса. Джонни немного повисел в воздухе, а потом упал со скоростью, не достигающей 32 футов в секунду в квадрате.