— Все равно крестьяне видели, — махнула рукой Хелен. — Да и не могу я. Как старого боевого коня зарезать. Не могу…
Что меня смущало — так это странность нашей компании. Допустим, я по-прежнему человек из богемы. Возвращаюсь из Миракулюса. Летунья — куда ей из формы своей деться, тоже могла там развлекаться. Луиза в монашеском облачении — ничего особенного, конечно. Маркус — мальчик, по одежде не высокородный, но из приличной семьи. Тоже бывает.
Но все вместе!
Вот так алхимики соединяют обычные вещи, и получается гремучая смесь. При взгляде на всю нашу компанию любой насторожится. А, приглядевшись к Маркусу, поднимет тревогу.
Разделяться мне тоже не хотелось. Одного поймают, он под пыткой выдает остальных. Тем более Хелен никогда в бегах не была, а в сообразительность Луизы я верил еще меньше.
Значит, надо сделать нашу компанию обычной, не заслуживающей внимания. По пути я все обдумал и невольно начал улыбаться. Никому мои действия не понравятся — но иного выхода нет.
Мы остановились на краю рощи, там протекал ручеек, а вода была нужна. Я посмотрел на свою команду — и вдруг осознал, что все ждут моих решений. Все-таки я был здесь единственный мужчина, какими бы военными подвигами ни прославилась Хелен, какую бы силу ни нес в себе Маркус, сколь угодно строптивой ни была Луиза…
— Так, — сказал я, — у меня есть план. Но вначале пообещайте, что будете слушаться!
— Если не в женском платье, и не в гробу… — буркнул Маркус.
— Договорились.
Хелен подозрительно смотрела на меня:
— Только меня не наряжай мужчиной. И не брей наголо. И… ну… и не заставляй изображать сумасшедшую.
— А хорошая идея! — задумался я. — Ладно, не стану.
Луиза мучительно пыталась придумать то, чего она никак не допустит. Но то ли настоятельница уже на все была готова, то ли воображением слаба. Махнув рукой, Луиза сказала:
— Тебе виднее, Ильмар-вор.
— Спасибо, — от души сказал я. Настоятельница вызывала у меня наибольшие опасения. — Итак, мы с Хелен — муж и жена. Луиза — приживалка Хелен, из милости взятая на содержание…
Летунья мстительно улыбнулась, но тут же задавила улыбку. Луиза пожевала губами, но смолчала.
— А я? — подозрительно спросил Маркус.
— А ты — наш сын.
Мальчик с сомнением посмотрел на летунью.
— Глупо. Разве что Хелен меня в тринадцать лет рожала…
— Вполне могла! — коротко вставила Луиза.
Господи Боже! Ну что за змеиный клубок? Без шпилек и часа прожить не могут!
— Тихо! — закричал я, заставив Хелен проглотить ответную реплику. — Хватит! Моя жена любит свою тетушку, тетушка обожает племянницу! Так себя и вести! Клянусь, иначе я беру Маркуса и ухожу с ним вдвоем! А вы можете лаяться до прихода преторианцев!
Маркус глянул на меня — и сообразил. Подошел, демонстративно взял меня за руку.
Бунт был подавлен в зародыше. Женщины пыхтели, мерили друг друга совсем не любезными взглядами, но молчали. Потом Хелен обратила свой гнев на меня:
— И это лучшее, что ты придумал? Кем мы будем теперь?
— Нет, не все. Сейчас устроим маскарад. Доставайте пудреницы.
Женщины переглянулись.
— Хелен, Луиза, если у вас нет с собой косметики — где угодно, на Слове, за пазухой, в потайных карманах — значит, я последний дурак в державе!
Хелен вздохнула, прикрыла глаза. Потянулась в Холод. Я принял из ее рук увесистую сумочку, кивнул.
Луиза извлекала пузырьки, баночки, тюбики из многочисленных, хотя и совершенно неприметных карманов монашеского одеяния. Это заняло у нее гораздо больше времени.
— Сестра Луиза, простите и раздевайтесь.
Маркус веселился от души.
— До белья. Ничего страшного. Компаньонки не ходят в монашеском балахоне.
— А в чем мне тогда ходить? — возмутилась Луиза. — В белье? Я компаньонка или блудница с лицензией!
— Компаньонка, — успокоил я. — Но в трауре по почившему мужу. Сестра, речь идет о спасении… вы сами понимаете кого!
Луиза сдалась. Только велела Маркусу отойти шагов на двадцать — большего ей не позволял страх за него, меньшего — стыдливость. Мальчику, похоже, карнавал доставлял искреннее удовольствие — он отошел, громко считая шаги.
Можно было поблагодарить тех церковных чинов, что придумывали подобное облачение для монашек. Когда Луиза избавилась от верхней накидки с капюшоном и платка, из четырех юбок оставила одну, самую короткую — почему-то она оказалась благородного серого цвета, длинную блузу заправила в юбку…
— Одиннадцать раскаявшихся! — воскликнул я. — Хелен, погляди!
Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался делом своих рук — новым обликом Луизы. Весьма обольстительная, хоть и в возрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.
— Луиза, теперь тебе придется отбиваться от мужчин, — озабоченно сказал я.
Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. С жадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.
— Юбку повыше стоит поднять, — сказал я. — Почти до колен. И подкраситься — скромно и неброско, но ярко и вызывающе.
Монахиня — или правильно теперь говорить бывшая монахиня? — приняла это без вопросов. Лишь вздохнула:
— Я совершенно забыла, как это делается…
Зачем тогда косметику с собой носила, ханжа!
— Теперь ты, Хелен, — я подошел к летунье.
Она подозрительно посмотрела на меня, но чуть расслабилась.