— Боже праведный! — вскричал Тим. — Я, наверное, не продал столько презервативов, сколько вы мозгов расковыряли! Кого же мне еще спрашивать?
— Спроси себя, — спокойно ответил профессор. — Если бы твое аномальное поведение касалось произвольных предметов, тогда я мог заподозрить физиологические или психосоматические отклонения. Но ограниченный выбор предметов…
Он покачал головой, задумался, а потом продолжил.
— Я думаю, тебе все-таки нужен хороший психоаналитик. Твое подсознание о чем-то пытается сообщить, передать какую-то информацию. Очки, нож, газета, вилка, спички, зажигалка… Одни и те же предметы в какой-то последовательности. Понимаешь?
— Не понимаю, — сердито возразил Тим. — Если я хочу что-то сказать, то сообщаю это словами, а не отсутствием слов. Если подсознание подает мне какие-то знаки, то лучше бы ему это делать внятно и недвусмысленно.
Кустистые брови профессора сошлись на переносице.
— Да ты, я смотрю, у нас умник! Тогда ты должен сообразить, что отсутствие знака — тоже знак! Если твой мозг из последовательности предметов что-то исключает — возможно, он пытается указать тебе именно на эти предметы.
Вечером профессор уехал.
Утром Мойра осторожно спросила, не съездить ли им в Тамари-ско? Тим обнял ее и, улыбнувшись, пообещал, что сам непременно запишется по телефону к психоаналитику на следующей неделе, потому что Браун захворал, и в аптеке подменить его некому.
Прошло два или три дня, а он все никак не мог оставить аптеку.
Но теперь это, как вы понимаете, не имеет никакого значения…
Мистер Робинсон долго размышляет над словами профессора. Пока Мойра с сыном возятся в детской с «лего», он бродит по гостиной, разглядывает листки, разложенные Джи-Джи. Пару раз он пытается их собрать, но тогда мальчик начинает хныкать и не успокаивается до тех пор, пока все бумажки не вернут на место, причем не имеет значения, соответствуют ли надписи предметам.
И вот, наконец, Тим замечает, что бумаги лежат не просто в беспорядке, а составляют правильную дугу, которая «выходит» из одной стены гостиной и завершается у другой. За одной стеной находится кладовая, за другой — дворик.
Мистер Робинсон идет в кладовую и долго нащупывает выключатель. Так и не найдя его, выходит во двор и долго разыскивает газонокосилку. Бродит по траве, сталкивается с каким-то громоздким предметом и падает. Бучер перепрыгивает через ограду и радостно облаивает Тима, вспрыгнув на газонокосилку, которую Тим только сейчас замечает. Мистер Робинсон чешет за ухом Бучера, тот понимает, что крекеров ему не дождаться, перестает лаять и убегает.
Мистер Робинсон возвращается домой и достает из ящика со старыми бумагами выцветший план дома и земельного участка. Он долго рассматривает его, потом направляется в гостиную и рисует прямо на плане дугу. Удлиняет ее в сторону кладовой и ставит фломастером жирную точку приблизительно в том месте, где он споткнулся о газонокосилку. Долго смотрит на рисунок, потом от этой точки проводит линии к краям дуги. Что-то ему не нравится в этом рисунке. Он зачеркивает линии и рисует окружность, проходящую через эту точку так, чтобы дуга являлась частью этой окружности. В центре круга находится гараж.
Мистер Робинсон пожимает плечами и идет спать.
Ночью он просыпается, спускается вниз, достает из холодильника апельсиновый сок, пьет и смотрит на план, лежащий на столе. Морщит лоб, запахивает полы халата и идет в гараж. Там уже давно прибран весь старый хлам, но кое-что осталось. Он приносит ящик в гостиную и выкладывает на стол альбом Джимми Хендрикса, нагую держательницу абажура, гномика с отвалившимся основанием и альбом с семейными фотографиями.
Он размышляет о том, что, возможно, из глубин генетической памяти выплывают какие-то воспоминания. Может, кто-то из его предков таким образом пытается связаться с ним. В духе «Сумеречной зоны». Или эта позеленевшая от старости бронзовая красавица на самом деле воплощение какой-нибудь древней богини на зависть Стивену Кингу!
Мистер Робинсон улыбается своим мыслям. Нет, думает он, все это ерунда. Но теперь он все равно не заснет. Можно почитать книжку или лучше приклеить на место гномика.
Мистер Робинсон достает тюбик с «супером», обтирает шпенечек на ноге гномика салфеткой и осматривает дырочку, в которую входил шпенек. Прочищает ее спичкой, чувствует, что спичка уходит чуть глубже, чем это надо, вытаскивает ее и дует в отверстие.
— Джи-Джи тоже не спит! — слышит он голос сына.
Тим поднимает голову и видит, как мальчик спешит к нему по лестнице, спотыкается, летит вниз. Но Тим начеку, он подхватывает сына и укоризненно говорит:
— Ты мог упасть.
Мальчик смотрит на него ясными прозрачными глазами, и сердце Тима сжимается от застарелой боли.
— Джи-Джи упал, — радостно говорит мальчик. — Папа поймал.
Он смотрит на предметы, разложенные на столе, берет в руку кусок янтаря и вертит его перед глазами.
Тим видит, как из отверстия выпадает маленькая черная дробинка. Джи-Джи тоже замечает ее, роняет камень и наклоняется к столешнице. Дробинка медленно взмывает в воздух и описывает круги у лица мальчика. Тим хочет крикнуть, но он не может даже вздохнуть. Черная точка подплывает к щеке Джи-Джи и вдруг исчезает.
— Ф-фу! — говорит мистер Робинсон и мотает головой. — Померещится всякая ерунда! Джи-Джи, идем спать…
Джи-Джи смотрит на отца и сообщает:
— Контакт установлен. Идет сбор информации. Отключение нежелательно, неблагоприятно, невозможно.
— Ч-ч-то? — заикается мистер Робинсон.
Джи-Джи закрывает глаза, губы его крепко сжаты, но голос слышен отчетливо, он словно возникает прямо в голове мистера Робинсона.
— Обитаемая вселенная. Поправка — множество обитаемых вселенных. Контакт установлен.
— О Боже! — шепчет мистер Робинсон, чуть не теряя сознание от догадки. — Контакт… Так вы были заключены в этой застывшей смоле миллионы лет!.. Но… вам лучше выйти из моего сына и перейти ко мне. Я… моя отвести твоя к наша вождь…
Мистер Робинсон чувствует себя немного идиотом, но все, что он знает о контакте, почерпнуто из комиксов и фильмов.
— Отец, — говорит Джон Робинсон, открыв глаза, — они не сделают мне ничего дурного. Они уже воспроизвели меня многократно, но я для них и есть вселенная.
— Мой мальчик! — кричит мистер Робинсон. — Это был космический корабль?
— Нет, — отвечает Джон Робинсон. — Это больше, чем корабль. Однако мне пора. Не волнуйся, ты даже не заметишь, как быстро я вернусь.
На глазах мистера Робинсона вокруг сына возникает сверкающий мириадами золотых пылинок вихрь, и Джи-Джи тоже становится вихрем, чтобы исчезнуть, сжаться в точку.
Мистер Робинсон готов кричать от горя, но стоит ему открыть рот, как сияющий вихрь возвращает сына. Правда, Джон Робинсон немного изменился — глаза его потускнели, на лбу появились еле заметные морщины.
— Прости, папа, чуть было не забыл вернуться, — говорит Джон Робинсон. — Там время течет иначе, и пары миллионов лет все равно не хватило, чтобы управиться со всеми делами. Но теперь мы готовы цивилизовать остальные вселенные.
— Миллионы лет… Цивилизовать… — бормочет Тим Робинсон, качая головой. — Ты — Джи-Джи, или… Кто ты?
Джон Робинсон улыбается.
— Я — это все. И ты станешь всем, и мама, и другие…
— Кто ты? — в голосе Тима слышны страх и угроза, рука его непроизвольно тянется к бронзовой фигуре.
— Можешь назвать меня властелином вселенной, — весело говорит Джон Робинсон.
Тим Робинсон хочет сказать что-то, но внезапно лицо его искажается в гримасе, и он чихает несколько раз подряд.
— Ты… Ты… Вы хотите завоевать нашу планету, — наконец выговаривает он, отдышавшись.
— Зачем? — искренне удивляется Джон Робинсон. — Она давно завоевана. Только завоевали ее дикари, а мы принесли цивилизацию.