Эвелин что-то произнесла, но переводчик стоял слишком далеко, чтобы я мог понять слово. По звучанию оно напоминало «пошел».
— Вчера ночью я пошел отсюда прямо туда.
На этот раз было понятно, что она сказала: «Хорошо». Свет зажегся.
— Что было в записке, Эвелин?
— В какой записке? — внезапно отозвался Лако.
Он поставил аппарат искусственного дыхания рядом с гамаком. Я понял, почему он не хотел использовать этот прибор: его трубку надо ввести в гортань, и это не даст говорить.
— Что ты пыталась сказать, Эви? — спросил он.
— Записка. Санд. Хорошо.
— Все это бессмыслица, — вмешался я. — Может, она все еще под действием морфия? Задай ей вопрос, ответ на который ты знаешь.
— Эвелин, кто был с тобой в Спайни?
— Хауард. Каллендер. Борхард, — она на минуту замолчала, словно припоминая. — Бейя.
— Прекрасно. Можешь не называть остальных. Что вы делали, когда нашли сокровища?
— Ждали. Послали бейю. Ждали Санда.
— Вы входили в гробницу?
По тону было заметно, что Лако уже задавал эти вопросы, но на последнем его тон изменился, и я внимательно прислушался к ответу.
— Нет. — Голос слышался совершенно ясно. — Ждали Санда.
— Что ты пыталась мне сказать, Эвелин? Вчера… Ты все время хотела что-то сказать, а я не понимал. Теперь у нас есть переводчик. О чем ты хотела сообщить?
Что она скажет ему? «Не беспокойся, я нашла другого, чтобы выполнить поручение»? Мне приходило в голову, тогда и потом, что она не могла нас различить еще и потому, что уши ее тоже закрывали «соты» и все голоса для нее звучали одинаково. Но это, разумеется, было не так. Она точно понимала, с кем говорит, понимала до самого конца. Я затаил дыхание, рука застыла на выключателе. И думал: она может сообщить Лако, что я был здесь раньше. Но может и поведать мне, что было в записке.
— Что ты хотела рассказать о яде, Эвелин?
— Слишком поздно, — выговорила она.
Лако обернулся.
— Я не понял, о чем она…
— Мне показалось, она говорит о сокровищах.
— Сокровища, — подхватила Эвелин. — Проклятие.
Дыхание ее выровнялось. Переводчик перестал его воспринимать. Лако выпрямился, опустил полог и сообщил:
— Уснула. Она никогда не остается долго в сознании после морфия.
Наступил черед бейи: она схватила бутылку из-под колы с картонного ящика и протиснулась мимо Лако к гамаку.
— Возможно, Эвелин права, — сказал он бесстрастно. — Может быть, это Проклятие.
Я тоже смотрел на бейю, готовую дать Эвелин воды, едва та очнется. Пробовал представить себе, как она будет выглядеть, когда заболеет.
— Иногда я ловлю себя на мысли, что способен на все… — буркнул Лако.
— Ради чего?
— Думаю, я смог бы отравить бейю Санда, чтобы спасти сокровища. Это ведь похоже на Проклятие, правда? Желать чего-то столь сильно, чтобы не остановиться перед убийством?
— Да.
Бейя сунула в рот предохранитель.
— С тех пор, как я увидел сокровища…
Я вскочил и гневно крикнул:
— Ты бы убил ни в чем не повинную бейю за какую-то проклятую голубую вазу? При том, что ты все равно получишь клад? Ты ведь можешь взять анализы крови, можешь доказать, что группа была отравлена. Комиссия решит дело в твою пользу.
— Комиссия закроет планету.
— Какая разница?
— Они уничтожат сокровища, — проговорил Лако, словно забыв о моем присутствии.
— Что ты несешь? Они не дадут Санду и его дружкам даже приблизиться к сокровищам. Будут следить, чтобы никто не повредил находку. Конечно, потянут время, но свою Награду ты получишь.
— Ты их не видел, — сказал Лако. — Ты… — Он безнадежно махнул рукой. — Ты не понимаешь.
— Тогда, может, ты мне покажешь это несравненное богатство? — предложил я.
Он сгорбился и ответил:
— Ладно…
Я взыграл духом: сенсация обеспечена!
Он снова запер меня в клетку и пошел подключать Борхарда к аппарату искусственного дыхания. Я не попросил, чтобы он взял меня с собой. Я был знаком с Борхардом почти так же долго, как с Хауардом, но он нравился мне гораздо меньше. Однако такого конца я ему не желал.
Было около полудня. Солнце стояло почти над головой и припекало так, что едва не прожигало пластик палатки. Лако вернулся через полчаса; он выглядел еще хуже, чем раньше. Сел на ящик и спрятал лицо в ладонях. Проговорил:
— Борхард умер. Пока мы были с Эвелин, он умер.