Сценарий Джо Конелли.
Режиссер Мартин Скорсезе.
В ролях: Николас Кейдж, Патрисия Аркетт, Джон Гудмен.
1 ч. 56 мин.
Прежде всего необходимо отметить, что этот фильм не стоит смотреть любителям «Звездных войн» и «Стар Трека». Знаменитый режиссер Мартин Скорсезе снял свою новую кинокартину о мире, в котором человеку жить не столько невозможно, сколько не должно. Причем действие происходит не в альтернативной реальности или параллельном мире, а в любимом и воспетом Скорсезе Нью-Йорке, в нашей с вами реальности, о чем зрителя честно уведомляют начальные титры.
Перед нами ночной мегаполис. Вцепившийся в руль молодой человек с безумным взором рассекает улицы, заполоненные бомжами, наркоманами, бандитами и проститутками. Вокруг дым, вонь и кровь. «Дежа вю», не правда ли? Только теперь перед нами не герой Роберта Де Ниро из раннего фильма Скорсезе «Таксист» (1976), а водитель «скорой помощи», в прошлом неплохой врач Фрэнк Пирс (Николас Кейдж). Вот уже несколько лет ему никак не удается спасти хотя бы одного из своих пациентов. Он и сам находится на грани нервного срыва: призрак девушки, умершей от передозировки у него на руках, преследует его. Европейские корни режиссера и исполнителя главной роли фильма заставляют Фрэнка постоянно испытывать комплекс вины и искупления. Даже встреча с довольно симпатичной Мэри Берг (Патрисия Аркетт), дочерью находящегося в коме больного, ничего не меняет в его жизни. Напарники остаются такими же уродами, пациенты — такими же ублюдками, да и сама Мэри оказывается наркоманкой.
Однако их встреча была неслучайной. Общаясь с девушкой, Фрэнк осознает свое предназначение, все тяготы которого он вынужден теперь нести. «Последним искушением» для него стал безмолвный диалог с душой умирающего отца Мэри. Фрэнку, оказывается, предопределено освобождать из нашего неподлинного мира рвущиеся в блаженное ничто людские сущности. Поняв это, наш герой преодолевает себя и отключает медицинскую аппаратуру, поддерживающую жизнь телесной оболочки старика.
Сняв почти двадцать пять лет спустя экзистенциально-мистическую версию «Таксиста», Мартин Скорсезе показал, что и в Америке иногда умеют делать кино не только для домохозяек.
Любой образованный европеец, услышав сочетание «Всадник без головы», сразу вспомнит одноименный роман англичанина Томаса Майн Рида. У любого же образованного американца возникнут ассоциации со знаменитым рассказом «Легенда о Сонной Лощине» классика американской литературы Вашингтона Ирвинга.
Рассказ вышел в 1819 году в сборнике «Книга эскизов» и носил подзаголовок «Из бумаг покойного Дитриха Никкербоккера». В том же сборнике и с тем же подзаголовком появился и не менее знаменитый «Рип Ван Винкль». Обе эти новеллы положили начало многим направлениям современной североамериканской фантастики. Хотя совсем уж фантастическими их назвать нельзя. Особенно «Легенду…», повествующую о нравах маленького городка на Гудзоне через призму популярной местной истории о Всаднике без головы и несчастной любви сельского учителя Икабода Крейна к дочке богатого фермера. И хотя открытый финал новеллы оставляет пищу для размышлений о мистической стороне сюжета, рассказ тем не менее написан в весьма реалистичной манере.
Но, что удивительно, именно экранизации «Легенды о Сонной Лощине» положили начало американской киномистике. Как ни странно, в течение всего двадцатого века рассказ пользовался необычайной популярностью у кинематографистов: это небольшое произведение экранизировалось не менее 11 раз! Первая попытка была уже в конце прошлого века, когда режиссер Уильям Диксон решил совместить несколько рассказов и отправил Рипа Ван Винкля жить в Сонную Лощину («Рип покидает Сонную Лощину», 1896). Тогда было снято несколько фильмов по сюжетам рассказов Вашингтона Ирвинга, объединенных одним главным героем — Рипом. Еще две черно-белые немые киноверсии новеллы появились в 1908-м и 1912 годах под оригинальным названием «Легенда о Сонной Лощине». Также черно-белой и немой была комедийная версия «Всадник без головы» (1922). В середине же века стало модным снимать мультфильмы («Всадник без головы», 1934, и «Легенда о Сонной Лощине», 1958).
Позже, помимо нескольких ТВ-экранизаций, снимавшихся, очевидно, в учебных целях, возникали и совершенно странные проекты, типа гонконгской кун-фу версии «Кто призрак в Сонной Лощине?» (1989).
Однако самым плодотворным оказался прошлый год. Помимо канадского телевизионного фильма появился наконец высокобюджетный голливудский блокбастер. И снял его не кто иной, как сам Тим Бартон, знаменитый режиссер, автор воскрешенных Бэтменов, «Эдварда Руки-ножницы», «Жучиного сока» и фильма «Марс атакует!». Он назвал свою ленту просто — «Сонная Лощина» (Sleepy Hollow). Теперь этот фильм добрался и до нашего видеорынка.
Те, кто читал рассказ Ирвинга, будут весьма удивлены, посмотрев картину. Бартон не оставил от оригинального сюжета ничего. Или почти ничего. Несколько имен, название городка ну и, конечно же, Всадника без головы. Огромного всадника в черном на огромной черной лошади. Посланца Ада, рыскающего в окрестностях маленького городка на Гудзоне в поисках пропавшей головы. То, что у писателя подавалось в виде легенды, придуманной простодушными жителями
Сонной Лощины, у Бартона находит самое живое (а точнее, очень даже мертвое) воплощение. Молодой и весьма прогрессивный нью-йоркский констебль Икабод Крейн, экранная инкарнация непутевого учителя Икабода Крейна из новеллы, направляется в Сонную Лощину, дабы расследовать странные убийства жителей городка. Будучи реалистом, он не верит ни в какого черного Всадника и пытается найти корни происходящего во взаимоотношениях людей. Но вскоре сам встречает страшного наездника.
Далее начинается помесь классического мистического триллера с заурядным детективом, когда герою приходится выбирать, кто же из остальных персонажей повелевает Всадником и использует его для достижения своих целей. А тем временем головы жителей летят с плеч во все возрастающем количестве…
Честно говоря, я не ожидал от автора «Марс атакует!» такого сверх-серьезного подхода к материалу и полного отсутствия самоиронии, столь свойственной Бартону в предыдущих фильмах. Фильм снят в оригинальной эстетско-готичес-кой манере, с использованием минимального количества цветов, с игрой света и тени — и со множеством чересчур натуральных эпизодов. Головы летят, кровь брызжет, действие давит. Безусловно, видеоряд в фильме подобран профессионально. Хотя бы потому, что одним из соавторов сценария стал Кевин Яхер, известный мастер декорации и спецэффектов. Что и помогло его соратникам Рику Хейнриксу и Питеру Янгу получить в этом году «Оскара» за лучшую работу художников-декораторов. Кроме того, картина попала в номинации Киноакадемии по категориям «Лучшая операторская работа» и «Лучший дизайн костюмов». То есть почти по всему, что касается видеоряда.
Главные роли в фильме сыграли любимчик Бартона Джонни Депп (и это уже третий его фантастический фильм в 1999 году — после «Девятых врат» и «Жены астронавта») и набирающая популярность Кристина Риччи, известная по детской роли в киноверсиях «Семейки Адамс».
Любой американец, услышав сочетание «Сонная Лощина», вспомнит о Вашингтоне Ирвинге. Однако у наших переводчиков с такими ассоциациями, видимо, сложновато: на лотках этот фильм часто можно встретить под названием «Дремлющая пустота». Хотя, возможно, что-то в этом переводе есть…
Бескрайнее и мизерное. Галактический музей, угасшая любовь. Я узрел и то, и другое.
Музей огромен. На бесчисленных планетах меньше чем в тысяче световых лет от Земли сохранились сооружения невероятной древности и непостижимого назначения. Музей на Норме — из их числа.
Мы полагаем, что музей создан существами корлевалулоу, некогда властвовавшими в галактике. Призрак корлевалулоу прочно вошел в сознание рода людского и путешествует вместе с нами от звезды к звезде. Порой корлевалулоу изображают демонами, прячущимися в сумрачных туманностях в ожидании удобного момента, чтобы наброситься на человечество и извести его под корень в наказание за вторжение на их территорию. А иногда корлевалулоу представляют грозными и бесконечно одинокими богами, скитающимися по космической пустыне, мудрыми и всемогущими.
Два взаимоисключающих образа корлевалулоу рождены в глубинах человеческого подсознания. Нас, как и встарь, сопровождают демоны и боги.
Тем не менее корлевалулоу существовали на самом деле, нам кое-что о них известно. Например, что, перейдя в стадию галактического строительства, они отказались от письменности. Само название их племени дошло до нас благодаря единственному образцу их алфавита, которым располагает человечество, — барельефу, украшающему фасад здания на Лакарге. Мы знаем, что они не походили на людей. Об этом говорят как чудовищные размеры их сооружений, так и враждебная человеку среда на планетах, где они занимались строительством.
Но судьба корлевалулоу нам неведома. Их владычество тянулось так долго, что они сделались неуязвимыми для всего, за исключением Времени.
Туда, где бессильно знание, проникает воображение. Люди решили, что корлевалулоу совершили что-то вроде коллективного самоубийства. Или в результате внутренних распрей истребили сами себя.
Судьба корлевалулоу волнует наше воображение, стимулирует метафизические фантазии. Возможно, движимые эволюционной необходимостью, существа эти переросли органическое состояние. В этом случае они могут по-прежнему населять свои древние сооружения, оставаясь невидимыми для людей. Есть и более экстравагантная теория, идентифицирующая Разум с Космосом; согласно ей, разумная раса, окрыленная замыслом занять целую галактику, обречена на то, чтобы обязательно претворить этот замысел в жизнь. Именно так поступило само человечество, мысленно истребив всех своих предшественников.
Так что теорий предостаточно. Но я собирался рассказать о музее на Норме.
Как и повсюду, на Норме есть свои загадки. Музей расположен прямо на экваторе планеты. Все сооружение представляет собой опоясывающую планету колоссальную ленту, насчитывающую шестнадцать тысяч километров в длину. Любопытно, что ширина пояса непостоянна: то двенадцать километров, то все двадцать два.
Главная загадка Нормы такова: не являются ли ее география, рельеф и климат результатами деятельности корлевалулоу? Гигантский пояс делит планету на западное полушарие, занятое сушей, и южное — океан. По одну сторону раскинулась бесконечная равнина, испещренная кратерами, иссеченная ветрами, цепенеющая в синеватых снегах. По другую сторону ворочается бездонный океан аммиака, без единого островка, населенный «огненными рыбками» и другими загадочными обитателями.
Один из самых широких участков «пояса» представляет собой запутанный лабиринт построек. Когда прилетаешь из космоса, взгляд радуется именно неразберихе. Выйдя из космического корабля, вы попадаете на крышу сооружения и ободрены уже тем, что посреди удручающей симметрии Вселенной (немалая часть которой приходится на систему Корлевалулоу) все же есть место, где человечество может отдохнуть от тотальной упорядоченности.
Я ненадолго задержался у корабля, пытаясь осознать всю чудовищность открывшейся взгляду картины. Среди облаков багровело солнце, по бескрайней равнине скользили бесконечные тени. В отдалении, недоступное взору, стонало море. Я был лишь крохотной точкой, но одиночество мне привычно: на планете, которую я зову своим домом, встречи с себе подобными случаются от силы раз в году, если не считать поездок в Центр размножения.
Над одним из гигантских входов в музей люди кое-что выстроили сами: гостиницу для посетителей, служебные помещения, склады для оборудования и огромные передатчики. Стены музея непроницаемы для электромагнитного излучения, поэтому любая информация поступает из его недр наружу по кабелю, а уже потом разносится по всей галактике.
— Добро пожаловать в музей Нормы, достойный Ищущий.
С таким приветствием обратился ко мне андроид. Он провел меня через шлюз и проводил в отель. Здесь, как и повсюду, все служебные функции были доверены андроидам. Я глянул на часы-календарь в фойе и нажал клавишу на своем наручном компьютере, как все путешественники, желающие знать, в каком времени находится в данный момент Земля.
Убаюканный альфа-музыкой, я выспался, восстановил световой ритм организма и на следующий день спустился в музей.
В музее заправляли двадцать человек, только женщины. Директор сообщила мне всю информацию, какая могла потребоваться Ищущему, помогла выбрать средство передвижения и отпустила знакомиться с музеем.
У людей хватает способов выращивать мономолекулярные металлы, но циклопическое сооружение корлевалулоу на Норме все равно остается для нас непостижимым. Сколько ни ищи, не найдешь ни одного стыка или шва. Более того, здание каким-то образом притягивает или излучает свет, поэтому внутри нет необходимости в искусственном освещении.
И самое главное, все сооружение, опоясывающее планетарный экватор, было изначально совершенно пустым. Это люди, прилетевшие сюда тысячу с лишним лет назад, превратили его в музей и принялись заполнять хламом со всей галактики.
Но сколько я ни разъезжал по музею, тягостное чувство бесконечности, вопреки ожиданиям, меня не посещало. Наверное, человечество готовилось принять бесконечность с тех незапамятных пор, когда наши предки научились считать на пальцах до десяти. Заселение космической пустоты придало этой тенденции новый импульс. Но лично я считаю, что та же самая тяга к бесконечности в любых ее проявлениях отбила у нас охоту к близким контактам друг с другом. Мы даже перестали любить, как любили друг друга предки, прикованные к планете; в отличие от них, мы стали жить врозь…
Света было столько, что всякое ощущение бесконечности рассеивалось. Я знал, что нахожусь в колоссальном замкнутом пространстве, но благодаря свету нисколько не страдал клаустрофобией, поэтому не стану и пытаться передать размеры музея.
На протяжении десяти предшествовавших веков люди упорно заполняли экспонатами тысячи гектаров музейных площадей. Работы у андроидов должно было теперь хватить до скончания века. Все экспонаты могли быть подвергнуты электронному сканированию, каждый обитатель любой цивилизованной планеты при желании за доли секунды получал объемное изображение требуемого предмета.
Я колесил среди всех этих несметных богатств почти наугад.
Чтобы удостоиться звания Ищущего, необходимо доказать свою интуитивную предрасположенность к совершению открытий. Я проявил эту способность еще в детстве, когда вместе с остальными детьми был погружен в «поведенческий бассейн», где изучалась моя психика. Меня отобрали для специальной подготовки. Я прослушал дополнительные курсы по философии, альфа-исчислению, случайной тетрахотомии, неточечной синхронии, гомунтогенезу и другим дисциплинам и получил квалификацию «Ищущего первой категории». Иными словами, я складываю два и два в ситуациях, когда большинство и не помышляет о сложении. Я устанавливаю связи, целое у меня получается больше, чем части целого. В космосе, засоренном разрозненными частями, моей профессии нет цены.
Я прибыл в музей с кучей заданий от различных учреждений, университетов и частных лиц, собранных по всей галактике. Чтобы выполнить любое из этих поручений, требовался мой специфический дар, иначе можно было бы прибегнуть к обычной голографии. Вот показательный пример. Академия слуха университета Паддин с планеты Руфадот разрабатывает гипотезу, согласно которой человеческие голоса от тысячелетия к тысячелетию генерируют все меньше фонов, то есть, проще говоря, становятся тише. Меня просили найти в музее любые факты, имеющие отношение к этой теории. Академия могла бы сама обшарить с помощью дистанционной голографии весь музей. Однако только редкий посетитель, вроде меня, обладающий целостным восприятием, способен набрести на искомое; только квалифицированный Ищущий может сделать нужное сопоставление.
Моя машина неторопливо плыла среди экспонатов. По всему музею были расставлены автоматы с едой, поэтому я мог оставаться там сколь угодно долго. Спал я прямо в машине — на этот случай в ней было предусмотрено ложе.
Утром второго дня, прежде чем продолжить путь, я обратился к ближайшему андроиду с вопросом:
— Тебе нравится приводить в порядок экспонаты?
— Это меня никогда не утомит, — ответила женщина с приятной улыбкой.