Именно так. Исключительно аграрная специализация, полная автоматизация. Люди на ее поверхность ныне не ступают. Первоначально ее объявила своей территорией Советская Индия, поэтому первые колонисты были, в основном, индусами. Затем разразилась война с близлежащими планетами Панславянского Союза. Вам знакома эта терминология?
— Чем закончилась дурацкая война?
Союз отправил к Скундре боевой корабль. Достигнув орбиты планеты, корабль потребовал уступок, которые оказались для индусов неприемлемыми. Тогда с корабля стартовал корабль-разведчик с заданием выработать соглашение. Соглашение было достигнуто, но разведчик взорвался в тот самый момент, когда корабль-матка готовился забрать его в свой люк. Группа экстремистов со Скундры заложила на корабле-разведчике взрывчатку. Вчера вы рассматривали предмет с разведчика, а сегодня проезжали мимо боевого корабля-матки.
В качестве возмездия за диверсию панславяне обработали планету «пантраксом-А» — бактериологическим оружием, в считанные недели уничтожившим всех людей. Бациллы были настолько заразными, что болезнь стала косить людей и на корабле. Весь экипаж погиб, а оба корабля и планета на несколько столетий превратились в запретную карантинную зону. Сейчас опасности заражения, разумеется, уже нет: приняты все необходимые меры.
Услышанное навело меня на размышления. Я думал о трагедии Скундры, теперь казавшейся незначительным эпизодом. Уничтожение целой планеты, населенной людьми, очередное свидетельство жажды собственности — недуга, от которого сумела излечиться человеческая душа… Или сам этот музей — доказательство того, что это стремление выжило, преобразовавшись в желание владеть не просто материальными предметами, но и всем прошлым человечества — «секретом Вселенной», как в шутку обозначила странное явление коллега? Я убеждал себя, что причина и следствие существуют только субъективно, что жажда обладания может сама по себе рождать тайну, которую необходимо отыскать, подобно тому, как охота генерирует добычу. Что если этот ключ, этот секрет будет в конце концов найден? Тогда весь непостижимый клубок человеческих помыслов и свершений будет раз и навсегда распутан, возобладает одно чудовищное упрощение, мотивировка будет настолько принижена, что сама жизнь лишится смысла, и род человеческий угаснет и отомрет, исполнив свое предназначение. Не такая ли участь постигла непобедимых некогда корлевалулоу?
Ответ на вопрос о степени единства неорганического и органического миров может быть получен только в момент окончательной гибели в огненной геенне. Но и до того можно предположить, что одно существует ради другого, образуя иерархию предназначений. Органические системы, наделенные разумом, могут достигать единения, союза с окружающей Вселенной путем познания, обретения того «секрета», по поводу которого позволила себе пошутить моя знакомая. Такой союз будет вершиной, моментом цветения. Дальше можно ждать только упадка, метафизического подтверждения второго закона термодинамики.
Отвлекшись от раздумий, я осознал две вещи: во-первых, что я нахожусь в состоянии, предшествующем крупному открытию, и, во-вторых, собираюсь взять из рук андроида предмет, только что приехавший на транспортере.
Я снял с куба прозрачную обертку и услышал:
Данный экспонат поступил из столицы Скундры. Он обнаружен в квартире супружеской пары, Джин и Лана Гопалов. Остальные предметы имеют аналогичное происхождение. Не перемещайте свой в не предназначенное для него место, иначе работникам будет трудно его идентифицировать.
Это оказался «голокап», вроде того, что побывал у меня в руках накануне, но, видимо, более совершенный. Кнопка была спрятана так искусно, что я нащупал ее лишь случайно. Кубик мгновенно зажегся, создав сильнейшую иллюзию, будто я держу в руках мужскую голову.
Мужчина огляделся, перехватил мой взгляд и сказал:
— «Голокап» предназначен только для моей бывшей жены, Джин Гопал. Ты не имеешь ко мне отношения. Пожалуйста, выключи меня и верни Джин. Крис Майлер.
Образ пропал. В руках у меня остался безжизненный куб. Зато в голове теснились вопросы.
Шестьдесят пять тысяч лет назад…
Я снова нажал кнопку. Глядя на меня немигающим взглядом, мужчина проговорил тем же самым тоном:
— «Голокап» предназначен только для моей бывшей жены, Джин Гопал. Ты не имеешь ко мне отношения. Пожалуйста, выключи меня и верни Джин. Крис Майлер.
Больше от Криса Майлера ничего не осталось. Но и оставшееся — его лицо — производило сильное впечатление. Крупные черты: высокий лоб, длинный нос, мощный подбородок, широко расставленные серые глаза, твердая складка толстых губ. Небольшая каштановая бородка с легкой проседью, немного седины на висках. Гладкое лицо с выражением легкой грусти.
Я снова возродил его к жизни и заставил произнести знакомую фразу.
— Будет тебе бывшая жена! — пообещал я ему и поехал туда, где побывал накануне, зная, что меня ведут талант и богатый опыт.
Совпадение и противоречие были налицо — вернее, видимость совпадения и противоречия. В том, что в один день я натыкаюсь на «голокап» жены, а на следующий — на «голокап» мужа, большой странности не наблюдалось. Тот и другой были взяты с одной территории, доставлены в музей одновременно. Больше интереса вызывало противоречие. Женщина предупреждала, что намерена говорить только со своим мужем, а мужчина изъявлял готовность обратиться к бывшей жене. Не замешана ли здесь еще одна женщина?
Я вспомнил, что женщина по имени Джин выглядела молодой, тогда как Майлер был, скорее, мужчиной среднего возраста. Женщина жила на планете Скундра, Майлер входил в экипаж корабля-разведчика. Они принадлежали к противоборствующим сторонам в войне, обрекшей обоих на смерть.
Теперь, по прошествии шестисот пятидесяти веков, невозможно было разобраться, как такое могло произойти. Однако до тех пор, пока в субмолекулярной структуре клеток, образующих «голокапы», теплилась энергия, сохранялась и надежда восстановить этот малозначительный фрагмент незапамятного прошлого.
Хотя я не знал, разумеется, смогут ли два экспоната беседовать между собой.
Поставив кубики на одну полку, в метре друг от друга, я включил оба.
Головы ожили одновременно и огляделись, как живые. Майлер, внимательно глядя на женщину, заговорил первым.
— Джин, дорогая, это Крис. Как много времени прошло! Не знаю, следует ли мне теперь с тобой заговаривать; но молчать я не в силах. Ты меня узнаешь?
Голографический образ Джин, женщины гораздо моложе его годами, был менее совершенным, более зернистым.
— Крис! Я твоя жена, твоя малышка Джин! Обращаюсь к тебе, где бы ты ни был! Знаю, у нас бывают размолвки. Когда мы вместе, я не могу тебе в этом признаться, но поверь, наш брак многое для меня значит, и я хочу его сохранить. Шлю тебе свою любовь, куда бы тебя ни занесло. Я много о тебе думаю. Ты говорил… сам знаешь, что ты говорил, но, надеюсь, я тебе все еще не безразлична. Я этого очень хочу, потому что ты мне по-прежнему дорог.
— После нашей разлуки минуло больше двенадцати лет, дорогая Джин, — отвечал Майлер. — Знаю, я виноват в нашем разрыве, но тогда я был моложе и глупее, чем сейчас. Даже тогда внутренний голос мне подсказывал, что я совершаю ошибку. Ты ведь никогда меня не отвергала и не забывала, правда?
— Я тебя не только не забыла, но и попытаюсь в будущем не скрывать своих чувств. Надеюсь, теперь я смогу лучше тебя понять. Знаю, я была не такой отзывчивой, как ты того заслуживал…
Я не шевелился, завороженный этим диалогом, нюансами и намеками, превосходившими мое понимание. То была беседа примитивных существ. Личико женщины оживилось, ее даже можно было назвать хорошенькой, если бы не плоские глаза и избыток волос: чувственный рот, широко расставленные глаза. Но какая нелепая уверенность, что у нее в собственности может находиться мужчина… И мужчина убежден в том же самом!
Майлер говорил медленно, задумчиво, но без колебаний, Джин — быстро, сбивчиво и неуверенно.
— Ты не представляешь, что значит жить с постоянным чувством сожаления! Во всяком случае, я надеюсь, тебя сия чаша минула, моя дорогая. Ты никогда не понимала, что это такое и к чему приводит. Я Помню, как однажды, перед самым нашим разрывом, назвал тебя поверхностной. Тебя ведь устраивало жить только настоящим, прошлое и будущее ничего для тебя не значили. Тогда я не мог этого понять, потому что самого меня всегда сопровождают прошлое и будущее. Ты никогда не вспоминала прошлого, ни радостного, ни печального, а для меня это было невыносимо. Представь, я умудрился превратить такую безделицу в угрозу нашей любви! И потом, твоя связь с Гопалом… Это меня ранило. Ты уж прости, но то, что он темнокожий, тоже сыпало соль на мою рану. Но даже тогда мне следовало больше винить самого себя. Теперь я уже не столь самонадеян, как раньше, Джин.
— Ты знаешь, я не люблю пережевывать прошедшее, — сказала она. — Я живу сегодняшним днем. Что до той истории с Ланом Гопалом — признаться, меня к нему влекло. Сам знаешь, он меня добивался, а я не смогла устоять. Я не виню Лана, но хочу, чтобы ты знал: нас с ним больше ничего не связывает. Я снова счастлива. Мы с тобой принадлежим друг другу.
— Я по-прежнему чувствую то, что чувствовал всегда, Джин. Ты прожила в браке с Гопалом уже лет десять. Возможно, ты меня забыла и не обрадуешься этому «голокапу»…
Я, в отличие от этих двоих, обратился в слух, они же глядели друг на друга во все глаза и беседовали, друг друга не слыша.
— Мы по-разному мыслим — я хочу сказать, у нас это по-разному получается. — Джин опустила глаза. — Ты можешь все объяснить, ты у нас интеллектуал. Знаю, ты меня презираешь, потому что мне не хватает ума, ведь так? Ты твердил, что мы с тобой общаемся на бессловесном уровне… Даже не знаю, что еще добавить. Мне было грустно, когда ты снова улетел — обиженный, разозленный, и мне хотелось… В общем, ты сам видишь, как твоя бедная жена пытается сгладить размолвку с помощью этого «голокапа». Я шлю его тебе с любовью, милый Крис, и с надеждой, что ты вернешься ко мне на Землю и что все у нас снова будет, как раньше. Мы действительно друг другу принадлежим, я ничего не забыла.
Произнося эту тираду, она волновалась все сильнее.
— Знаю, ты не хочешь, чтобы я возвращался… — гнул свое Майлер. — Время не повернуть назад. Но появилась возможность к тебе обратиться, и я не смог ею пренебречь. Пятнадцать лет назад ты подарила мне «голокап», который с тех пор сопровождает меня в экспедициях. После нашего развода я поступил в космические наемники. Сейчас мы сражаемся на стороне панславян. Только что узнал: мы летим на Скундру, хотя и не с самыми добрыми намерениями. Вот я и решил сделать эту запись в надежде, что появится возможность ее тебе переправить. Суть самая простая: я прощаю тебе все, что, по-твоему, достойно прощения. Прошло столько лет, а ты мне по-прежнему дорога, Джин, пусть сам я для тебя — пустое место.
— Крис! Я твоя жена, твоя малышка Джин! Обращаюсь к тебе, где бы ты ни был! Знаю, у нас бывают размолвки. Когда мы вместе, я не могу тебе в этом признаться, но поверь, наш брак многое для меня значит, и я хочу его сохранить…
— Странно, что я приближаюсь в роли врага к планете, которая теперь, когда ты вышла за Гопала, стала твоим домом. Я всегда знал, что от него не дождешься добра. Как он нас разлучил… Но все равно, передай ему: я не держу на него зла. Главное, чтобы он хорошо о тебе заботился, остальное неважно.
— Шлю тебе свою любовь, куда бы тебя ни занесло. Я много о тебе думаю…
— Надеюсь, он заставил тебя обо мне забыть. Это его долг передо мной. Некогда мы с тобой были друг для друга всем. Дальнейшая моя жизнь сложилась несчастливо, как бы я ни изображал перед другими весельчака.
— Ты говорил… сам знаешь, что ты говорил, но, надеюсь, я тебе все еще не безразлична… Я тебя не только не забыла, но и попытаюсь в будущем не скрывать своих чувств. Надеюсь, теперь я смогу лучше тебя понять…
— Джин, дорогая, это Крис. Как много времени прошло! Не знаю, следует ли мне теперь с тобой заговаривать, но молчать я не в силах.
Я отвернулся. Наконец-то я все уяснил, насколько это было доступно моему пониманию.
Голограммы могли общаться. Пауза в монологе одного побуждала к реплике другого. Однако сама их речь была запрограммирована задолго до этой встречи. Каждый исполнял свою роль и был не способен ни на йоту от нее отвлечься. Женщина исчерпала свои мыслишки раньше мужчины и раньше перешла к повтору уже сказанного.
«Голокап» Джин был записан примерно на пятнадцать лет раньше «голокапа» Майлера. Ее речь относилась ко времени, когда они еще были женаты, его — была произнесена через несколько лет после развода. То была беседа вразнобой, без малейшей надежды перейти в осмысленный диалог.
Банальные умозаключения, они занимали меня совсем недолго! Их сменили соображения поважнее.