— Настоящая мораль насмехается над моралью! — Михаил поймал взгляд секретарши и улыбнулся ей.
— А сосед по гостинице, где вы скрывались? На суде вы показали, что он истязал свою жену, но вы и ее не пощадили!
— Потому что она его оплакивала. Терпеть не могу экзальтированных идиоток.
— До чего вы докатились! Вы, который мирно грабил автоматы! Одумайтесь, подсудимый…
— Болезнь, именуемая отсутствием денег, обычно поддается лечению.
— Но теперь вы подняли руку на святое! На правосудие! И гибель судьи Дисса от ваших рук тому доказательство.
Адвокат следил за перепалкой, тщетно пытаясь вставить слово. Наконец, улучив миг, он выдавил из себя: «Проте…», но Михаил перебил его:
— Надо же помочь природе! Старик явно засиделся на этом свете.
Глаза судьи, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Вы асоциальный член общества, подрыватель его устоев!
— У сердца свои законы, которых не постичь рассудку, — отозвался Михаил.
— Пусть так, но адвокат Роберт Руперт, на которого вы обрушили заряд в двадцать тысяч вольт!
— Правда не нуждается в защите. К тому же он был прескверным адвокатом.
— А секретарша? — кипятился судья. — Ее гибель тоже лежит на вашей совести!
Адвокат вскочил с места.
— Протестую! Секретарша умерла от старости в тот миг, когда мой подзащитный взорвал судью Дисса через наушник.
Судья поспешно вытащил свой наушник.
— Обвиняемый, вы совершили все мыслимые и немыслимые преступления! Общество с гневом отворачивается от вас.
— Кто живет, не безумствуя, не так уж мудр, как кажется, — насмешливо отозвался Михаил.
Судья в ярости грохнул молотком. Молоток, не выдержав удара, разлетелся в щепки. Паук от неожиданности подавился усиками мотылька и бурно закашлялся. Грудь секретарши вздымалась от избытка переполнявших ее чувств. Она уже предвкушала, как будет рассказывать подругам о том, что видела самого знаменитого преступника Марса.
— Признается виновным! — проревел судья.
— Протестую! — кричал адвокат.
Фемида нежно улыбалась.
— Наказание первой степени! А-115, Бокаччо, «Декамерон»!
— Уже приговаривался, — подал голос робот. Судья на мгновение запнулся.
— Тогда а-110, Данте!
— Lasciate ogne speranza![9] — пропел Михаил. — Уже было, было!
— А-93, Булгаков, полностью, с вариантами и разночтениями!
— Протест! Вы бесчеловечны! — бесновался Эрве Прорва.
— Приговор был приведен в исполнение!
— А-55, Толстой, «Война и мир», а кроме того…
Михаил засмеялся. Он смеялся так, что слезы выступили у него на глазах. Адвокат растерянно глядел на него.
— Уже приговаривался, — пискнул робот. Судья решился прибегнуть к крайнему средству.
— А-9, Шекспир! Полное собрание сочинений, включая набросок к «Томасу Мору», на языке оригинала!
Михаил неожиданно перестал смеяться. Это было именно то, чего он желал, то, к чему стремился; но, чтобы быть приговоренным к Шекспиру, надо было совершить нечто из ряда вон выходящее. За синдикат, производящий искусственное золото, ему дали всего лишь Желязны, а за ограбление Первого марсианского банка — Петрарку в полном объеме.
— Приговор вступает в силу с сегодняшнего дня! — торжественно объявил судья и в изнеможении опустился на стул. — Очистить зал!
Поскольку молоток был разбит, судья, не найдя ничего лучшего, хватил по столу кулаком. Фемида поспешно опустила повязку. Паук подавился вторично и забился в отвратительных корчах. Секретарша посылала осужденному воздушные поцелуи, но он не смотрел на нее.
В коридоре его догнал запыхавшийся адвокат.
— Мы обжалуем приговор. Сегодня же я подаю на апелляцию. Они не имели права!
Михаил остановился и обернулся к нему.
— Не надо. От судьбы не уйти.
— Таково ваше указание? — недоуменно спросил адвокат.
— Да, — твердо сказал Михаил.
Адвокат, окончательно сбитый с толку, стоял и смотрел ему вслед. Роботы-конвоиры, сомкнувшись плотным строем, увели осужденного. Шествие замыкали двое, тащившие антикварное кресло. Подойдя к выходу, Михаил остановился. Сейчас к ним бросятся репортеры, защелкают камеры, включатся микрофоны, но это его не волновало. Он добился своего: он прочтет Шекспира, как прочел десятки, сотни книг, и если для этого надо совершать преступления, значит, он будет преступником, самым дерзким, самым отчаянным. Михаил приосанился и поправил галстук. Роботы-конвоиры встали навытяжку. За дверями волновалась толпа. Михаил двинулся вперед. На губах его играла легкая улыбка.
На вольных хлебах мне удалось продержаться года полтора. Помогло то, что мне неожиданно заказали киносценарий. В освоении космоса мы все еще оставались «впереди планеты всей», и, видимо, было решено к пропаганде наших успехов подключить и фантастику. Заказ был московским. Под него я получил аванс, очень неплохой по тем временам. И взялся за дело. Кроме сценария успел написать и небольшую повесть «Исток»; о ней и сейчас думаю без угрызений совести. Повесть вошла в сборник того же названия, изданный в Риге в 1972 году. Сценарий был принят худсоветом Рижской киностудии, на которой предполагалось и снять фильм.
Дожидаясь этого, я наконец отважился сделать то, о чем подумывал уже давно: начал писать большой роман, который потом получил название «Дверь с той стороны». Я легко вошел в работу, а о предполагаемом фильме перестал и думать.
Дела на киностудии тем временем шли своим чередом. Позвонили в Москву, чтобы договориться, когда везти сценарий для утверждения. На студии уже создали съемочную группу, и директор ее размышлял о том, где, как и что нужно достать, чтобы можно было получить нужные фантастические эффекты при съемках. Но из Москвы неожиданно ответили:
— Сценарий рассматривать не будем. Не привозите.
Мы растерялись. Главный редактор республиканского Комитета по кино позвонил и потребовал, чтобы сценарий все-таки рассмотрели. Оттуда ответили зловеще: