Элизабет мило улыбнулась герцогу:
— И все-таки в этой надутой жабе что-то есть…
Выставленная на балу картина вызвала восхищение у приглашенных. Дамы ревниво рассматривали Элизабет и при любом удобном случае льстили герцогу и вились вокруг него. В исполнении струнного квинтета звучал менуэт, и Элизабет, не обращая внимания на настырных итальянок, поочередно танцевала со всеми знатными мужами, чувствуя себя в этом обществе, как рыба в воде. Не терялся и Фабио, лихо отплясывая с какой-то юной жеманной особой.
— Вы уверены, что завтра мы сможем покинуть это место? — улучив минуту и выйдя из залы на веранду, спросил у Уолтера Дмитрий.
— Если Элизабет будет так беззастенчиво кокетничать, он может и не отпустить ее.
Они понимающе переглянулись.
— Честно говоря, — продолжил Уолтер, — у меня какое-то неприятное предчувствие. В конце концов, за нами погоня. И мне не верится, что мы сумели замести следы.
— Пока что нам везет, — заметил Дмитрий. — Всюду мы ускользали от опасности в самый последний момент…
Словно в подтверждение его слов послышалось цоканье копыт, и во двор замка въехала запыленная карета в сопровождении всадников.
— Взгляните! — тихо произнес Уолтер. — Неужели опять?
Из кареты вышли Перуцци и перепуганный насмерть начальник тюрьмы. Дмитрий и Уолтер присели, спрятавшись за перила, а Перуцци, словно чувствуя их близкое присутствие, поднял глаза и бросил пристальный взгляд на балкон. Одного движения его бровей было достаточно, чтобы всадники спешились и заняли все выходы из замка.
Дмитрий и Уолтер кинулись в залу. Танец закончился, и гости рассаживались за накрытым столом. Элизабет с Фабио уселись по левую руку от герцога. Уже с порога Дмитрий и Уолтер попытались знаками привлечь их внимание, но те смотрели в сторону. В этот миг слуга что-то шепнул на ухо герцогу. Тот, изменившись в лице, извинился перед гостями, поднялся и двинулся к выходу из залы.
— Попались, — обреченно пробормотал Уолтер себе под нос.
— Спокойно, — возразил Дмитрий. — Идем как ни в чем не бывало.
Они тронулись навстречу герцогу и мило улыбнулись, поравнявшись с ним. Затем почти бегом подскочили к столу, и Дмитрий уселся рядом с Элизабет на место герцога. Гости, пораженные таким вопиющим нарушением этикета, уставились на него.
— Они здесь, — процедил Дмитрий сквозь зубы. — Делаем ноги.
— Но как? — нахмурилась Элизабет.
— О-о… — внезапно простонал Фабио, возведя глаза к потолку, и схватился за живот.
Вторя ему, Дмитрий торопливо подцепил с тарелки баранью ножку, отгрыз кусок и проглотил, почти не жуя. И тут же, сморщившись, отодвинул тарелку. Элизабет, прикрыв рот платком, поднялась из-за стола первой. Уолтер заботливо подхватил ее под руки и повел из залы. Извинившись перед гостями, за ними, держась за животы, гуськом двинулись к выходу и Дмитрий с Фабио.
Гости недоуменно обнюхали яства и, морщась, отодвинули их.
Вскоре четверо беглецов были уже во дворе герцогского замка. Уолтер подкрался к карете Ордена и, сбросив кучера мощным ударом в ухо, занял его место. Остальные поспешно забрались внутрь. Карета помчалась через ворота, оставив позади себя валяющихся в пыли служителей Ордена.
Привлеченный шумом, Перуцци выглянул в окно кабинета герцога и гневно ударил кулаком по столу:
— Мы снова упустили их! Где картина?! — рявкнул он на герцога.
— Они увезли ее?! Конечно же, увезли, — сказал он уже, скорее, сам себе, — но наглецам не уйти. Они поплатятся за все, тебе не спасти их! — погрозил он небу кулаком.
Находившийся тут же начальник тюрьмы испуганно переглянулся с герцогом.
— Синьор Пе-перуцци, — заикаясь, обратился тот. — Она висела в за-за… — Он собрался с духом. — В зале! Не думаю, что они могли ее взять.
— Проверьте, — не веря в успех, бросил Перуцци герцогу, и тот поспешно покинул кабинет. — Вы точно знаете, что он писал портрет поверх другого изображения? — обратился Перуцци к начальнику тюрьмы. Тот, онемев от страха, только мелко закивал головой.
— Она здесь! Здесь! — с выпученными глазами ворвался в кабинет герцог. Слуги тащили картину за ним.
— Поставьте ее сюда! — встрепенулся Перуцци. — И убирайтесь! Убирайтесь все!
Кабинет мгновенно опустел. С торжествующей улыбкой Перуцци вынул кинжал и шагнул к полотну. Он осторожно поскреб поверхность портрета и изменился в лице. Поскреб еще… Еще!.. Но под верхним слоем краски не было ничего. Перуцци в ярости замахнулся кинжалом… Однако остановился.
— Герцог! — позвал он.
Толстяк моментально вырос перед ним. Перуцци усмехнулся и только теперь несколькими ударами кинжала раскромсал портрет на куски. Герцог попытался что-то сказать, но вместо этого издал только ряд нечленораздельных звуков.
— Велите подать карету, — бросил ему Перуцци. — Орден будет весьма признателен вам. — И вернул кинжал в ножны.
Уолтер что было силы погонял лошадей. Из города они выбрались без помех. Стражники у ворот, заметив на карете лиловый герб, отошли в сторону и лишь проводили ее настороженным взглядом. Наконец, отъехав на приличное расстояние от города, Уолтер остановил лошадей на развилке.
— Куда теперь? — утерев пот со лба, спросил он Фабио. — Где ваши роскошные апартаменты?
Ладжози вышел из кареты и внимательно посмотрел по сторонам.
— Туда! — наконец указал он на какую-то точку горизонта. Но в голосе его чувствовалась неуверенность.
Уолтер недоверчиво посмотрел на него и указал в другую сторону:
— А может, туда? — спросил он язвительно.
Фабио, повернувшись в указанном направлении, радостно вскрикнул:
— Вон моя мастерская! Видите высокую башню?! Мастерская рядом!
На его крик из кареты выглянули Дмитрий и Элизабет.
— Это не башня, — возразил Дмитрий. — Это печная труба. Из нее идет дым.
— Так куда мне править?! — раздраженно спросил Уолтер.
— Туда, — указал Фабио третье направление и с обиженным видом сел в карету. — Тридцать три года…
Уолтер, выругавшись, свернул влево, и карета двинулась по дороге к морю.
Вставало солнце. Карета медленно ехала по узкой дорожке. То и дело на пути встречались небольшие нарядные особнячки и домики. Почти у каждого Уолтер спрашивал: «Этот?». И всякий раз получал отрицательный ответ. Когда же они поравнялись с убогим, ветхим, заросшим кустарником двухэтажным строением, Уолтер даже не удосужился спросить.
— Стойте! Вот он — мой прекрасный дом, — выпрыгнув из кареты, радостно сообщил Фабио.
Внутри жилище выглядело еще хуже, чем снаружи. Беглецы, отряхивая с головы пыль и обрывая с одежды паутину, поднялись по скрипучим ступенькам на второй этаж.