Теперь мы были на третьем участке. Аккуратные ряды могил, в основном богато убранных, несколько склепов-мавзолеев со скульптурными композициями и барельефами, изображающими скорбь или прижизненные пристрастия усопших. Один из покойников явно имел отношение к космическому флоту, другой, скорее всего, был актером. Скульптура Меркурия говорила о торговом прошлом покоящегося в земле праха.
Я обратил внимание на даты смерти, значащиеся на захоронениях. Позапрошлый год, прошлый, нынешний.
— Скажите, здесь у вас элитный участок?
— Нет. Мы хороним всех подряд, по мере поступления. На Парфии демократическая система.
Видела бы она, как меня сегодня встречали! Но чтобы не расстраивать и без того удрученную девушку, я не стал ей об этом говорить. Но если это правда, то хоронят здесь не так уж часто. Два, может быть, три человека в месяц. Здесь, конечно, курорт, а не богадельня для престарелых ветеранов космофлота, но все равно мало для такого крупного города.
— Это единственное кладбище? — спросил я.
— Вы имеете в виду… — Она посмотрела на меня оскорбленным взглядом, как будто я попытался выяснить размер ее лифчика. — Конечно. А зачем еще одно?
Табличка с именем Уинстона была едва видна за венками. Судя по надписям на ленточках, о его смерти скорбели коллеги, губернатор, представительства нескольких планет и правительство Конфедерации Сорка. С полсотни живых цветов еще не успели увянуть: крупные капли влаги блестели на некоторых лепестках. Кто-то совсем недавно освежал их, и я с благодарностью подумал о здешних служителях.
Скорбь моя была не настолько сильной, чтобы не заметить две фигуры на дальнем конце участка. Впрочем, мое внимание они привлекли только на секунду, не больше. Я забыл бы о них в следующее мгновение, как забываешь случайно встреченного на улице незнакомого человека. Если бы не тень Сью, лежащая слева от могилы генерала. Она пришла в необычное для этого смирного места волнение. Махала рукой, перемещалась вправо-влево и активно кивала головой, вставая при этом на цыпочки.
Наконец один из тех двоих заметил ее знаки, что-то сказал второму, они поднялись и скрылись за густым кустарником. Я поклонился генералу, повернулся и спросил, в упор глядя на служительницу:
— Кто это был, Сью?
— Где? — засуетилась девушка.
— Там. Двое. Вы им так отчаянно махали, что я уже начал опасаться, как бы меня не сдуло.
— Я не махала… То есть… Это наши служащие. Добровольцы. Что-то вроде волонтеров. Они нам помогают, — закончила она с облегчением.
Одновременно придумывать и стараться говорить убедительно — трудно. Я это по себе знаю. Но жалость моя была мгновенной. Поэтому я уточнил:
— То есть сами вы не справляетесь?
Это был удар ниже пояса. Я имел представление о том, как люди держатся за свои рабочие места в богатых заведениях, в дорогих отелях, на пассажирских филиалах, на межпланетных лайнерах повышенной комфортности, где кроме приличной зарплаты им перепадают немалые чаевые от клиентов. А вся Парфия была одним большим шикарным отелем. И сам я мог оказаться не скорбящим родственником, а одним из многочисленных проверяющих.
Она смотрела на меня взглядом кролика и несла уже совершенную чушь.
— Это добровольцы… Из числа отдыхающих… Мы по инструкции обязаны во всем идти навстречу нашим клиентам. Если они сами решили, то мы не можем им препятствовать.
— В чем препятствовать, Сью? Что они решили?
— Я не знаю… Клиент всегда прав.
На нее было жалко смотреть. Она то глупо отнекивалась, то по памяти воспроизводила строчки из не известных мне документов. И еще она боялась. Меня, что понятно. Но еще больше она боялась говорить правду.
В общем, я примерно догадывался, о чем она не хочет говорить. Какой-нибудь мелкий бизнес, которым она с приятелями занимается потихоньку от хозяев. Может быть, воруют детали украшений с могил и толкают их перекупщикам. Воровать у мертвых подло, это называется мародерством, но сейчас у меня другое дело, и я не сомневаюсь, что сегодня вечером, а то и ночью, когда я буду спать сном праведника, начальство свяжется со мной и будет настойчиво спрашивать о том, что мне удалось выяснить. А когда поймет, что я так и не научился творить чудеса с мгновенным раскрытием убийств высокопоставленных чиновников, то задумается о необходимости моего дальнейшего пребывания на этой планете.
Короче говоря, у меня своих дел хватает, чтобы еще лезть в делишки какой-то Сью и компании.
— Идите. Вы мне больше не нужны, — проговорил я суровым тоном строгого, но справедливого отца.
— Спасибо, — она послушно кивнула, глядя на меня снизу вверх, и заспешила по дорожке, забыв сказать обязательные слова прощания.
Я проводил ее взглядом, в последний раз посмотрел на могилу генерала и понял, что хочу увидеть то захоронение, около которого сидели двое. Сейчас, когда никто не отвлекал меня своими слезами и трясущимися губами, я мог спокойно проанализировать ситуацию. Во-первых, во мне говорило неутоленное любопытство, удовлетворить которое не составляло большого труда. Во-вторых, я вспомнил, в каких позах сидела та парочка. Расслабленные, обессиленные, как спортсмены после хорошей тренировки. И поднимались они вяло-медленно, и уходили в кусты, как будто через силу.
Я не спеша побрел между могил, посматривая на самые интересные надгробия. Экземпляры попадались удивительные. Некоторым место было в художественной галерее. Причем все — в отличном состоянии. Служащие кладбища честно выполняли свою работу, а уж сами или с помощью добровольцев, не знаю. Только никаких следов воровства скульптур, барельефов, цепей и всех прочих, порой недешевых атрибутов прижизненного благосостояния покойников я не заметил.
Ту могилу я нашел не сразу. А когда обнаружил, то ничего не понял. То есть увиденное я все по отдельности мог определить и оценить. Бронзовая плита с литыми буквами и изображением космического грузовика старой конструкции, которые в последнее время используются главным образом для наращивания линейных и объемных параметров орбитальных портов. Под плитой, судя по надписи, уже двадцать пять лет покоился командор Шварцкопф Гюнтер, проживший на белом свете шестьдесят пять лет и три дня. В плиту вправлен камень, похожий на метеорит. Я знаю, есть любители, которые отваливают за такие камушки неплохие деньги. А этот уже четверть века на месте… Сбоку от плиты торчит белая пластмассовая трубка около сантиметра в диаметре, Хотя торчит — громко сказано. Так, выступает над поверхностью земли небольшим пенечком. А за плитой лежит яркая пластиковая бутыль с какой-то бытовой химией емкостью примерно на литр. Я нагнулся за ней, отодвигая низко растущую ветку кустарника, отметив про себя, что служащие могли бы и получше заботиться о зеленых насаждениях.
Я успел увидеть движение справа от себя и среагировал на него, отклоняясь в сторону и ставя блок. Но это все, что я сумел сделать до того, как мне на темечко опустилось нечто тяжелое, отчего у меня перед глазами вспыхнуло, и я провалился в бездну, рискуя попасть прямо в костлявые объятия командора Шварцкопфа.
Было сыро, болела голова, надсадно работали легкие. Я лежал под кустами в луже жидкой грязи. В метре от меня сочился сосок поливальной системы, вода натекала под куст, где я валялся, и размывала мягкую землю, которая на глазах превращалась в грязь, где я и пребывал на манер деревенского борова. Попробовал повернуть голову и охнул от боли.
Стараясь делать как можно меньше движений, я пополз вперед, на солнце, мысленно прощаясь со своим щегольским светлым костюмом, который надевал до этого всего раз пять.
Карман оказался вывернут. Вот тебе и миф о том, что на Парфии нет уличной преступности. Я продолжил ревизию. Как ни странно, ничего, кроме денег, не пропало. И еще ключи от губернаторской машины. Ну, не велика потеря. Местная полиция в лепешку расшибется, но машину найдет.
Из самых заметных и неприятных открытий была потеря подвижности моей шеи. Затылок вспыхивал болью. Нет, это не кулаком меня приголубили. Если только кулак не был размером с ведро. Судя по всему, саданули меня чем-то вроде доски или весла. А если вспомнить место происшествия, то это, скорее всего, была лопата.
Кое-как обмыв руки и лицо, я поплелся к воротам кладбища. По дороге я обнаружил еще одну пропажу. Часы. Симпатичные такие часики, с наворотами, со встроенной системой ориентации на местности, задействованной на навигационную спутниковую сеть планеты. Таким образом я лишился очень хорошей вещи, к которой привык за несколько лет. Но, с другой стороны, у меня появился шанс отыскать грабителя при помощи той самой системы ориентации, позволяющей на местности обнаруживать объект с точностью до нескольких метров. Если, конечно, мои ценные часики не валяются в какой-нибудь канаве или в мусорном баке.
Сейчас мне было наплевать на задание. Меня грело одно большущее желание найти того чудика или, скорее всего, двоих и поговорить с ними по душам, доходчиво объяснив, почему так поступать нехорошо. Не по-людски. Уверен, мои аргументы были бы вполне убедительны.
И еще у меня была пара вопросов к Сью — по поводу добровольцев.
С того момента, как я вошел на территорию кладбища, прошло минут тридцать, может быть, сорок. Но за это время у ворот произошли некоторые изменения.
Скорбнолицый служитель желтой синтетической метелкой на длинной ручке мел невидимую пыль около входа. Судя по его медленным, ленивым движениям, делал он это не столько для того, чтобы навести чистоту, которая, на мой взгляд, и так была идеальной, и даже не для того, чтобы убить время, заняв его видимостью общественно-полезного труда. После удара по голове я стал подозрительным и готов был расценивать даже самое обыденное и мирное поведение людей не в их пользу. Поэтому я подумал, что служитель скорби только демонстрирует свою расслабленную безмятежность, а на самом деле исполняет роль часового.
— Где Сью?! — рявкнул я.
— Что? — обернулся он ко мне, и тут же с него слетела маска профессиональной бесчувственной скорби. — Вы? Что случилось? Я думал, вы уже уехали.
Пока он вываливал на меня свое удивление, я успел сделать пару лишних шагов к воротам и убедился, что шикарной губернаторской «тачки» след простыл.
— Меня ограбили! — заявил я высоким возмущенным голосом, каким, по моему мнению, и должен разговаривать оскорбленный отпрыск королевской семьи, наконец-то оказавшийся в безопасности и нашедший подходящий объект для выплескивания пережитых страхов и праведного гнева.
— Этого не может быть! — замер служитель, расширенными глазами глядя на мои перепачканные лицо и костюм. Мой тон произвел на него должное впечатление, и я мысленно похвалил себя.
— Где Сью? — снова спросил я.
— Она уже уехала, — раздался слабый голос служителя.
Вряд ли она может всерьез рассчитывать на то, чтобы скрыться. Но переждать бурю ей удастся, хотя из моего опыта следует: лучше подвергнуться первому, самому эмоциональному и потому самому неподготовленному натиску рассерженного человека, чем в последующем испытывать на себе его длительную изощренную месть.
Но пока ей удалось нарушить мои планы.
— Вызовите полицию и врача, — я обессиленно рухнул на скамейку.