— А ты как же?
— Я пока буду ждать вас вон там.
Он ткнул пальцем в сторону синевато горящей вывески «Салон Лсаги».
— Судьбу хочешь узнать?
— Вреда не будет.
— Вреда не будет, пользы тоже не очень, — сказал Касим.
— Ты не разговаривай, ты поезжай. — Он немного привстал и перегнулся через сиденье водителя. — Миша!
— Да?
— Спасибо тебе, выручил.
Шофер от неожиданной похвалы покраснел.
— Главное, все это как-то внезапно…
— Молодец-молодец.
— Честно говоря, еле сообразил…
— В общем, за мной — должок.
— О!.. — подняв указательный палец, сказал Касим.
Шофер совсем засмущался.
— Да я — что? Да я — ничего, — ерзая на сиденье и от неловкости горбясь, сказал он.
Хрусталь слабо тенькнул, и тонкий неземной звон поплыл по комнате. Подвески заколебались словно от невидимого дуновения.
Он осторожно убрал со стола ладони.
— Так вы русская? — спросил он с некоторым разочарованием.
— Не отвлекайтесь, — строго сказала госпожа Асаги. — Предположим, русская. Ну и что? Вам это мешает? У меня мать — японка. А вообще — национальность здесь не имеет значения…
Длинными узловатыми пальцами, в которых чувствовалось нервное напряжение, она дотронулась до цветных бамбуковых палочек, образовывавших на столе сложное переплетение, и, мгновение подержав их над чем-то, напоминающим полураскрытый цветок, повела кончиками вдоль двух расходящихся, а потом вновь сплетающихся дорожек.
— Долгий холод, — как-то неуверенно сказала она. — Ветер над дорогой… Снова холод… Освобождение… Вы будете умирать несколько раз. — Удивленно подняла брови, представляющие собой угольные тонкие ниточки. — Странно как-то у меня получается. Вы уже умирали?
— Сегодня, например, — вежливо сказал он.
— Да-да… Я чувствую… Это, вероятно, и соответствует освобождению… Впрочем, попробуем положить это немного иначе.
Она придвинула к себе толстую книгу с черными иероглифами на обложке, открыла примерно посередине, перелистнула несколько слабо шуршащих, нежных страничек, чуть поддернула рукава синего кимоно, расшитого тремя сияющими драконами.
— Вот, кажется, есть соответствующая гексаграмма…
Он, не отрываясь, смотрел на ее кукольное лицо.
— Сколько вы стоите?
— Нисколько, — сразу же сказала она.
— Что так?
Тот, кто занимается «толкованием», не должен быть отягощен ничем конкретно-земным. Тем более, если это «низкие» биологические эмоции. Сферы открываются только абсолютно чистому человеку.
— Я не верю ни в какой астрал, — спокойно сказал он.
Госпожа Асаги прищурилась, вглядываясь в возникающую картину.
— Не верите? Да? Это не имеет никакого значения. Астрал существует, верите вы в него или не верите. Это как электричество, которое тоже никто никогда не видел. Вы же не видели электричество, так? Однако вы не сомневаетесь, что оно существует.
Она притронулась пальцами к иероглифам.
— Электричество, во всяком случае, можно измерить, — сказал он.
— Есть приборы, которые показывают его наличие или отсутствие. Мы можем установить напряженность тока или его силу. По крайней мере почувствовать — сунув пальцы в розетку. Вас хоть когда-нибудь в жизни током дергало?
— А вас когда-нибудь касался астрал? — держа на весу коричневую суставчатую соломинку, ответила госпожа Асаги. — Откуда вы знаете? Может быть, вы с рождения находитесь под его незримым воздействием.
Она вдруг уронила соломинку и замерла.
— Тень, — мертвящим шепотом сказала она. — Вы недавно сошли в Царство теней.
— Я же вам говорил, что уже умирал сегодня.
— Да, конечно, но я решила, что это метафора. — Госпожа Асаги, как завороженная, глядела на переплетение бамбуковых палочек. Веки ее трепетали, а на щеках появился легкий румянец. — Человек, спускавшийся в Царство теней, уже не принадлежит этому миру. Земные законы более не имеют над ним власти.
Что это значит? — спросил он, скользя по ней откровенным взглядом.
— С точки зрения астральных энергий, это означает «полное изменение». В вас уже не должно оставаться ничего человеческого.
— Вот видите! И тем не менее я сейчас сижу перед вами. Вы можете дотронуться до меня, если хотите. Вы можете почувствовать мое существование любым иным способом. Вы, надеюсь, догадываетесь, что я имею в виду?
Ему хотелось коснуться порозовевших щек.
И, наверное, госпожа Асаги это почувствовала, потому что откинулась в кресле и посмотрела на него с некоторым испугом.
— Нет, вы не понимаете, — с трудом подбирая слова, сказала она.