А десятилетие спустя для традиционных журналов наступили и вовсе трудные времена.
В 1975 году «Galaxy» поглотил «If», но спустя два года сам стал выходить с перебоями, а в 1980 году и вовсе исчез со сцены — чтобы уже в 90-х годах возродиться в виде «сетевого» издания (о чем речь еще пойдет ниже). «Amazing» и «Fantastic» влачили жалкое существование, и хотя первый из них на протяжении последних двух десятилетий не раз и не два «тонул», а затем благополучно всплывал, происходило это всякий раз по причине явно некоммерческой. Даже если этот журнал станет приносить одни убытки, американский фэндом найдет возможность удержать его на плаву — хотя бы и в порядке чистой благотворительности. Потому что первый — живая память о славном прошлом жанра… Лишь «Analog», который последовательно возглавляли писатели Бен Бова и Стэнли Шмидт, да «F&SF» смогли хоть как-то противостоять засилью «оригинальных антологий», толстых романов-бестселлеров и телевидения — трех китов, на которых ныне держится рынок научной фантастики.
Хотя нужно отдать должное американским авторам, помнящим о своем родстве и поддерживающим журналы. В последние десятилетия печататься в периодике можно с какой угодно целью — проба пера, рекламный «промоушн» перед книжным изданием, напоминание о себе читателям или дань ностальгии, — но только не с целью заработать на жизнь.
Возникли и новые издания. Век большинства оказался короток («Vertex», «Galileo», «Shayol», «Cosmos»), зато неожиданно крепко встал на ноги и на сегодняшний день является одним из ведущих журнал «Isaac Asimov’s Science Fiction Magazine», с продукцией которого читатели «Если» знакомятся регулярно — как регулярны и высшие премии, достающиеся публикациям в «Asimov’s». Вопреки широко распространенному мнению, выдающийся писатель-фантаст журналом не владел и даже не управлял — просто выгодно «продал» владельцам свое имя.
Однако главным и беспрецедентным феноменом на рынке журнальной фантастики стало появление совершенно неожиданного журнала — «Omni». Издавать его решил Боб Гуччоне, до того скандально прославившийся «богатым» (slick) полупорнографическим (сегодня он вряд ли тянет и на «мягкую эротику») журналом «Penthouse», который заметно потеснил даже «Playboy». По какой такой причине Гуччоне вдруг решил издавать такой же «богатый» во всех смыслах журнал, посвященный будущему, высоким технологиям, науке и научной фантастике — тайна и по сей день. Но издание произвело фурор: платило авторам за рассказ столько, сколько не во всяком издательстве они получили бы за роман; а результатом стали эталонное качество как прозы, так и иллюстраций, а также тиражи, достигавшие в лучшие годы миллиона.
Другим неожиданным изданием стал выходивший в Англии журнал «SF Monthly» нетипичного «газетного» формата, но с отличными цветными вкладками. Однако этот эксперимент закончился ничем: журнал не прожил и двух лет.
Тут уместно хотя бы в общих чертах обрисовать ситуацию в других (неанглоязычных) странах.
К 1970-м годам практически все ведущие европейские страны имели «свои» национальные журналы фантастики.[4] Во Франции «Fiction» и «Galaxie» появились еще в начале 50-х — но то были фактически переводы соответствующих «F&SF» и «Galaxy» на французский; что касается западногерманских «Utopia Magazin» и «Galaxis Science Fiction», то они, начав выходить также в 50-е годы, тогда же и прекратили существование. В 1960 году появился еще один клон американского «F&SF», на сей раз в Японии («SF Magazin»), а спустя восемь лет увидел свет первый выпуск ведущего испанского журнала — «Nueva Dimension».
Увы, процентов на 80 все эти издания состояли из перепечаток англоязычного материала. В меньшей степени та же ситуация наблюдалась в журналах стран Восточной Европы (зато там в изобилии были представлены советские авторы), из которых самым любопытным автору представляется венгерская «Galaktika».[5] Кстати, единственная попытка издавать в США журнал, который смог бы знакомить американскую читающую публику с фантастикой других стран (включая советскую), потерпела провал быстрый и сокрушительный. Имеется в виду закончившийся на втором номере «International Science Fiction» (1967) под редакцией Фредерика Пола.
Уже к концу 80-х стало общим местом предрекать близкий окончательный закат научно-фантастических журналов, которым все труднее было конкурировать с книжными изданиями и особенно «оригинальными антологиями». А в следующее десятилетие появился интернет, «сетевая» периодика, и постепенно даже самые устойчивые бумажные журналы начали стремительно уходить в сетевой астрал. Впрочем, и там, вдали от проблем, связанных с бумагой, производством, распространением, — выжили немногие. Показательна в этом смысле судьба одного из самых благополучных изданий — упомянутого «Omni». Журнал держался дольше других, и ни у кого даже не возникало мысли о его скором конце; однако несколько лет назад он неожиданно перешел в режим on-line, а совсем недавно окончательно прекратил свое существование.
Кажется, эта «кончина» была самой деморализующей. Уж если такие киты гибнут, то каково выжить мелкой рыбешке…
Однако, несмотря на все, что было сказано выше, вопреки каким бы то ни было экономическим выкладкам и простому здравому смыслу (в высокотехнологичной Америке скоро и книги-то перестанут читать — не то что журналы), бумажные периодические издания продолжают выходить. А легендарный «Analog», к примеру, разменял уже рекордный восьмой десяток и даже в столь преклонном возрасте демонстрирует завидное здоровье!
И уж совсем невероятен другой факт: не перестают появляться новые журналы фантастики! В Англии это респектабельный «Interzone» (выходит с 1982 года), в США — «Aboriginal Science Fiction» и «Science Fiction Age»; во Франции — «Antares» (с 1981); даже в далекой Австралии появился свой высококачественный во всех смыслах журнал «Eidolon».
Наверное, на то она и фантастика, чтобы постоянно удивлять чем-то необычным, невероятным и непредсказуемым…
Меня зовут Тимур Тимьянов.
Тишина. Полумрак большого пустынного холла; за невысокой стойкой угадывались очертания никелированных вешалок для одежды — старомодных растопыренных стоек, в наготе своей напоминавших осеннюю рощицу.
— Я пришел…
Тимур запнулся.
Он бывал под этой крышей много раз, но никогда прежде — со времен очень раннего детства — не входил со служебного входа. Здесь было пусто и чисто, на стене против входа помещалось одно-единственное зеркало, а над лестницей, ведущей налево и вверх, слабо фосфоресцировал один-единственный циферблат.
В прихожей не было ни души, но ощущение возникало такое, будто стоишь голый перед огромной молчаливой толпой и все взгляды слились в один тяжелый Взгляд, лишенный злобы, но и симпатии. В первый момент Тимур даже отшатнулся, да что там — готов был ринуться обратно на улицу; пришлось приложить значительное усилие, чтобы скрыть испуг.
Кон не любит трусов.
— Я пришел… Я хотел бы договориться о премьере.
Главное сказано. Теперь — ждать ответа. О том, что ответа может не быть, Тимур не думал.
Длинная стрелка на зеленоватом циферблате дернулась, перескакивая с деления на деление, и целой секундой позже Тимур услышал звонкое «цок».
Все ли он сказал? Нет, он ухитрился пропустить самое важное!
— Я режиссер. Постановщик. Я хотел договориться…
Где-то на лестнице, этажом выше, резко скрипнула дверь. И снова воцарилась тишина; Тимур ждал. Длинная звонкая стрелка снова вздрогнула; одиннадцать часов три минуты. Лучшее время для визита.
— Мне можно войти?
Тихо. Но напряжение взгляда едва заметно ослабело. Внезапный сквознячок едва ощутимо подтолкнул Тимура по направлению к лестнице — и исчез.
Поколебавшись, Тимур двинулся вверх по истертым мраморным ступенькам. Перила были деревянные, Тимур боялся дотронуться до них — при мысли, сколько великих людей полировали это дерево своими прикосновениями, рука отдергивалась сама собой.
Этажом выше он остановился. Можно было повернуть налево или направо, а можно продолжать подниматься.
Ощущение чужого взгляда вернулось с новой силой, и тут же в коридоре слева — ох, какой длинный и темный коридор! — мелькнул свет. Мелькнул снова. И, разгоревшись, уже не гас. Борясь с неприятным холодом в животе, то и дело оступаясь на складках ковровой дорожки, Тимур двинулся на огонек.
Обнаружилась желтоватая лампочка под потолком, тусклая, в оплетке из проволоки. Круг света лежал на крашеной стене. Тимур вздрогнул.
Пьеса? — было написано на стене мелом. Хитрой гадюкой выгибался вопросительный знак.
— «Три брата», — торопливо сказал Тимур. И тут же добавил, будто оправдываясь: — Есть смысл браться за классику, потому что…
Хлопнула дверь за его спиной; Тимур невольно вздрогнул. Обернулся, оторвав взгляд от меловой надписи; на этот раз дверь приоткрылась с длинным скрипом — недвусмысленно приглашая.
Тимур вошел.
Гримерная на четверых. Со времен детства Тимуру не доводилось видеть столь уютных гримерок; на одном из зеркал таяла испарина. Он едва успел разобрать слова на запотевшем стекле: Восемнадцатое — устроит?
— Восемнадцатое ноября?
Ощущение чужого взгляда оставалось, Тимур чуял его зудящей кожей щек, но страх прошел, почти полностью вытесненный предчувствием удачи. Легкостью первого успеха; до премьеры оставалось две недели, а восемнадцатое ноября приходилось на субботу — лучший для спектакля день.
— Спасибо, — сказал он, еще не веря собственному счастью.
Огляделся.
Мягкие кресла, кожаный диван, загородка для душа; гримерка походила на ординарный номер недешевой гостиницы. Вместо обоев стены были оклеены афишами — старыми, пожелтевшими, и новыми, в росчерках автографов.
«Дианочка! В день твоего торжества…
«Потому что театр — наш дом, наша жизнь…
«Поздравляю!»
«Поздравляем с триумфом… это день… торжество на Коне…
Тимур перевел взгляд.
В свободном углу какой-то из афиш имелась крупная надпись красным фломастером: Прогон даю утром восемнадцатого числа. Сцена будет ваша с девяти утра. В любое удобное время занеси мне фонограмму, партитуру для света и все технические пожелания. Ты понял, Тимур Тимьянов?