6. Почему именно «василиск»?
Так называется мифологическое существо, чей взгляд способен обратить человека в камень. В соответствии с древним мифом, василиска можно безопасно рассматривать в зеркале. Для современных версий это не так, хотя некоторые существенно ассиметричные василиски (наподобие В-756) смертоносны либо в неотраженной, либо в отраженной форме, что зависит от доминирующего полушария мозга жертвы.
7. Правда ли, что первый василиск уничтожил своего создателя?
Почти все, касающееся инцидента на объекте суперкомпьютера Кембридж-IV, где Берриман провел свои последние эксперименты, было засекречено и классифицируется как весьма нежелательная информация. Принято считать, что Берриман и большинство персонала установки умерли. Впоследствии экземпляры василиска В-1 просочились наружу. Этот образ широко известен как Попугай, поскольку его очертания можно рассматривать безопасно, если они сильно смазаны. В-1 до сих пор остается излюбленным оружием городских террористов, которые по ночам с помощью трафаретов и распылителей изображают василисков на стенах.
Но остальные василиски только обдумывались Берриманом. Вскоре появились В-2, порожденный Ливерморской лабораторией, и В-3 в МТИ (крупнейшие научно-исследовательские учреждения в США — ред.), что сопровождалось катастрофой.
8. Выражаются ли дробями василиски внутри множества Мандельброта?
Да. Известны два семейства, расположенные симметрично и видимые при очень сильном увеличении. Нет, где они, мы вам не сообщим.
9. Как мне получить разрешение на демонстрацию образов на моем сайте?
Это — вопрос к объявл. нов. польз., но он постоянно появляется здесь. Коротко говоря: получить нельзя без редко выдаваемой правительственной лицензии. После использования на сайте или в электронной почте чего-либо, кроме простого текста в ASCII (система кодирования информации — ред.), ваш счет в Сети будет немедленно закрыт. Все мы ощущаем ностальгию по телевидению и по прежней многоцветной Сети, но сегодня риск чересчур велик.
10. Правда ли, что «Майкрософт» использует ловушки с василисками для защиты Windows-2005 от демонтажа и пиратства?
Никоим образом не можем комментировать.
Василиск обитает в пустыне, или, точнее, он создает пустыню. Птицы падают мертвыми к его ногам, и плоды земные чернеют и гниют; вода источников, в которых он утоляет свою жажду, становится отравленной. О том, что одним своим взглядом он раскалывает скалы и сжигает траву, свидетельствует Плиний. Из всех животных одна лишь ласка не боится этого чудовища и может напасть на него спереди; было также поверье, что василиска повергает в смятенье крик петуха.
По статистике, число пользователей всемирной компьютерной сети каждые полгода удваивается, и на сегодня интернет почти достиг предела своих возможностей. Данное обстоятельство совсем не устраивает физиков из Европейского центра ядерных исследований (ЦЕРН), которые намереваются через пять лет запустить крупнейший в мире ускоритель элементарных частиц. Лишь только он начнет работу, хлынет такой колоссальный поток информации, что нынешняя Сеть неминуемо захлебнется. А ведь помимо передачи полученных данных потребуется гигантская компьютерная мощь для их обработки, равноценная сотням тысяч современных ПК. Единственный выход — создать Повсеместно Протянутую Паутину нового поколения! В ЦЕРНе разработали проект, связывающий воедино все суперкомпьютеры и крупные банки данных, мощные вычислительные центры и массу персоналок обычных пользователей. Высокоскоростная Сеть Datagrid предназначена преимущественно для научных исследований. Она позволит перекачивать и обрабатывать неслыханные доселе объемы информации.
Радикальный способ, когда затюканный работник врывался в специальную комнату, дабы побить ногами и бейсбольной битой изготовленный для этой цели манекен начальника, вышел из моды. Страждущему рекомендуют срочно приобрести аквариум и населить его домашними роботами производства японской фирмы Takara. 14-сантиметровые «аквароиды» в форме медузы питаются солнечной энергией, а встроенные сенсоры обеспечивают им почти разумное поведение, предупреждая о препятствиях. Искусственную медузу запускают даже к натуральным рыбкам, от которых она, грациозно кружа по аквариуму, с легкостью уклоняется. Плавные, волнообразные движения щупалец завораживают наблюдателя, словно пассы гипнотизера, а нежные переливы окраски усугубляют впечатление. Неприятности позабыты, треволнения стихают, успокаивается душа… Стоит эта целебная игрушка около 4000 долларов. Если раньше у вас стресса не было, у кассы вы можете его получить.
Конструкция «воздушного автомобиля» SoloTrek, предложенного американцем Майклом Моше, заметно прогрессивнее, чем у Карлсона: вместо одного пропеллера — целых два, и возвышаются они над плечами пилота, а вовсе не над его задним фасадом. «Взлететь вы сможете откуда угодно, а приземлиться хоть на кухонном столе!» — заверяет изобретатель, в прошлом летчик ВМС США. Первые испытания прошли настолько удачно, что Министерство обороны США выделило 5 000 000 долларов на разработку боевой версии автолета.
Вес автолета — 132 кг, крейсерская скорость 70 — 110 км/ч, максимальная — 130 км/ч. Дальность полета при полностью залитом 40-литровом бензобаке до 250 км, максимальная высота — 2700 м. На всякий случай в комплект поставки входит парашют.
«Будущее всего городского транспорта именно за такими крохотными персональными автолетами», — отметил один из высоких чинов НАСА.
Почему не все слепые гениальны?! — спросил Клитас Джефферсон сам у себя. Вот с этого все и началось. Клитасу едва сравнялось тринадцать, но это был хороший вопрос, и он потратил еще четырнадцать лет, чтобы на него ответить. А после взял и изменил наш мир.
Юный Джефферсон был блестящим самоучкой во всех отраслях математики. Он также был зануда и нелепый чудик, каких доселе свет не видывал. Еще он был счастливым обладателем набора лабораторной посуды и реактивов для химических опытов, микроскопа, телескопа и двух или трех компьютеров в придачу.
Кое-какие из этих вещей Клитас приобрел на деньги, которые выиграл в покер, но основным источником его дохода служила деятельность на ниве просвещения, то бишь натаскивание туповатых соучеников в области точных наук. Вся школа дружно именовала Клитаса Джефферсона «ботаником».
Но даже самые занудные из «ботаников», даже самые чудаковатые игроки в покер, решающие в уме дифференциальные уравнения, не застрахованы от внезапных стрел Купидона и могучей тестостероновой бури, которая сопровождает их острые уколы в тринадцать лет. Клитас знал, что он безобразен и стараниями своей матушки смехотворно одет. Он также был неуклюжим коротышкой и ни разу в жизни не угодил мячом туда, куда метил.
Но все это Клитаса нисколько не волновало, пока его железы внутренней секреции не принялись вырабатывать химические вещества, которых не было среди его лабораторных реактивов.
Тогда Клитас начал аккуратно расчесывать волосы и обзавелся новыми одежками, которые уродовали его уже в соответствии с модой, но ничего не мог поделать с тем, что оставался пухлым, неуклюжим коротышкой с карикатурно неправильными чертами лица. В школе Клитас был самым младшим, хотя учился в выпускном классе, и единственным чернокожим, а Вирджиния 1994 года относилась к этому факту все еще не вполне терпимо.
Если бы любовь была хоть чуточку разумней, а сексуальные импульсы хоть изредка поверялись логикой, то следовало ожидать, что Клитас, будучи Клитасом, трезво оценит ситуацию и приищет себе нечто особенно тихое и домашнее. Но, разумеется, ничего подобного не произошло. Он просто раз за разом, со всем пылом мужающего отрочества, атаковал реальность, как игральный автомат, чтобы раз за разом быть отвергнутым с первого взгляда каждой из Мэри, и Джуди, и Дженни, и Вероник, наличествующих в известном ему пространстве. В пух и прах проигравшись на уровне красавиц, он опустился на уровень очаровашек, а после на уровень хорошеньких, и миленьких, и простушек, и ехидных оригиналок, и наконец неодолимая сила статистики привела Клитаса Джефферсона к Эми Линдербаум, которая не отшила его с первого взгляда, поскольку была слепой.
Все прочие школьники сочли ситуацию презабавной. Помимо слепоты, Эми на две головы возвышалась над своим ухажером и обладала… как бы выразиться помягче… почти столь же неклассическими чертами лица. Ее пес-поводырь, приземистый, черный и раскормленный, просто до неприличия смахивал на Клитаса. Эми была новенькая, ибо Линдербаумы лишь недавно поселились в округе, и все вели себя с ней ужасно вежливо, поскольку она была слепая и из богатой семьи. Но настоящих друзей у Эми не завелось, и тут как раз пригодился Клитас.
До этого Клитас получал от Купидона лишь тычки да язвящие стрелы. При иных обстоятельствах между ним и Эми мог бы возникнуть мимолетный романчик, основанный на шатком единстве противоположностей, но в реальности их знакомство вылилось в тесный эмоциональный и интеллектуальный союз. Этому союзу было неотвратимо суждено возбудить в грядущем веке такое цунами, которое закончится необратимой трансформацией всего человечества. А роль первоначального толчка для этого цунами сыграла скрипка.
Одноклассники Эми вскоре стали подозревать, что она тоже в своем роде «ботаник», но какой именно подвид этого мало распространенного класса представляет, догадаться никак не могли. С компьютером новенькая управлялась превосходно, но без видимого фанатизма, просто эта треклятая штука ей была действительно нужна. Не фанатела Эми также ни от математики или истории, ни от всех прочих наук, ни даже от «Звездных войн» и борьбы за ученическое самоуправление в школе. Кто бы мог с уверенностью определить, в чем ее чудинка? На самом деле Эми была без ума от музыки, но в силу застенчивости не торопилась демонстрировать эту любовь. Поначалу Клитаса привлекало в Эми лишь то, что она девушка, от природы лишенная пресловутых Y-хромосом, и при этом замечательном свойстве от него не шарахается. Позже, когда он с удовольствием обнаружил, что Эми вдобавок умна и прочитала уже столько книг, сколько и не снилось большинству его одноклассников вместе взятых, их роман принял более глубокую и затяжную форму, а ведь о скрипке пока еще речи не было.
Эми нравилось, что Клитас не дразнит ее собаку и не стесняется с затаенным любопытством выспрашивать у нее, каково же на самом деле жить слепой. Она научилась оценивать людей по голосам, и первая же фраза Клитаса ясно сказала Эми, что перед ней почти мальчик, чернокожий, довольно робкий, законченный зануда и родом не из Вирджинии. По модуляциям его голоса и мучительным паузам она заключила, что мальчик собою нехорош или, по крайней мере, твердо в этом уверен. Эми была старше его на несколько лет и гораздо крупнее, но в остальном они составили неплохую компанию по интересам и проводили немало времени вместе.
Музыка относилась к тем немногим вещам, о которых Клитас не имел почти никакого представления. Тот факт, что другие школьники тратили бездну времени, чтобы вызубрить наизусть тексты сорока горячих хитов, для Клитаса был лишь доказательством их умственной неполноценности, если не сказать помешательства. Положение усугублялось тем, что его собственные родители обожали итальянскую оперу. Храм музыки, опирающийся, с одной стороны, на невнятные бормотания о несчастной любви, а с другой, на истошные рулады и завывания иностранцев, выглядел в глазах Клитаса отнюдь не той вселенной, какую ему хотелось бы изучить… До тех пор, пока Эми не взяла в руки скрипку.
Встретившись, они сразу же начинали говорить, говорить и говорить. Они сидели вместе за ланчем и вместе гуляли на переменах. Если погода была хорошая, они устраивались поболтать во дворе школы, перед занятиями и после них. Эми даже попросила своего шофера приезжать за ней после уроков попозже. Через три недели такого роскошного времяпрепровождения Эми пригласила Клитаса к себе домой на обед.
Клитас колебался: он знал, что ее родители очень богаты. С другой стороны, ему было любопытно взглянуть на подобный образ жизни, и кроме того, Клитас был достаточно увлечен Эми, чтобы героически спрыгнуть с обрыва, если она как следует его попросит. Он даже потратил часть своих денег, чтобы купить новый костюм, и при виде этакого матушка Клитаса нервно схватилась за валиум.
Поначалу все было ужасно: его ошеломил арсенал серебряных столовых приборов и множество разнообразных хитроумных закусок, ни видом своим, ни вкусом не смахивающих на человеческую еду. Впрочем, Клитас подозревал, что придется пройти через тест, а он всегда превосходно справлялся с тестами, даже если все правила приходилось вычислять на ходу.
Эми рассказала ему, что ее папа — миллионер в первом поколении и сделал себе состояние на собственных патентах в области электроники. Поэтому всю субботу Клитас провел в университетской библиотеке, сперва разыскивая эти патенты, а после заучивая из них избранные места. Для папы, по крайней мере, он был недурно подготовлен, и затраченные усилия не пропали даром.
За супом все четверо побеседовали о компьютерах. Когда подали коктейль из лангустов и креветок в розовом соусе, мастер Джефферсон и мистер Линдербаум сузили первоначальную тему до специфических операционных систем и оптимальных схем разбиения на партиции. На стадии тушеной говядины а-ля Веллингтон (с необычайно сложным гарниром) Клитас и Зови-Меня-Линди добрались до квантовой электродинамики, а к фруктовому салату окончательно затерялись где-то в электронных дебрях. Когда дело дошло до жареных орешков, два фаната с чувством толковали о Булевой алгебре, а Эми и ее мать обменивались понимающими вздохами, едва заслышав волшебные имена Гильберта и Салливана.
К тому времени когда все четверо перешли в музыкальную комнату, где был сервирован кофе, Линди уже испытывал к Клитасу невероятно теплые чувства, которые, несомненно, были взаимны. Но Клитас все еще не догадывался, насколько он любит — действительно любит! — Эми, пока она не взяла в руки скрипку.
Это был не Страдивариус (папа с мамой пообещали подарить его дочке, когда она закончит консерваторию), но стоил этот инструмент все-таки побольше, чем шикарный «Ламборджини» в их семейном гараже. Эми оказалась не только достойна своей скрипки — она была на равных с ней. Она взяла ее в руки и тщательно настроила, а мать села за электронный органчик, сбоку от концертного рояля, включила тембр арфы и начала с простых арпеджио, в которых любой музыкально грамотный дилетант незамедлительно опознал бы интродукцию к скрипичной «Медитации» из оперы Массне «Тайс».
Клитас всю свою недолгую жизнь полностью игнорировал оперу, поэтому ему была неведома история трансцендентной любви и трансформации, лежащая в основе этого прекрасного интермеццо. Но он знал, что его подруга Эми ослепла в пять лет и что через год (в тот год, когда Клитас родился!) ей дали в руки первую скрипку, и вот уже тринадцать лет Эми голосом скрипки рассказывает миру о том, что не умеет сказать своим собственным голосом, и может быть, даже видит то, что не в силах разглядеть незрячими глазами.
С помощью обманчиво простой романтической матрицы, построенной Массне для оправдания трансформации прекрасной куртизанки Тайс в непорочную Христову невесту, Эми посылала великодушное прощение безбожной Вселенной, отнявшей у нее свет очей, и славила эту Вселенную за то, что получила от нее взамен, и язык, на котором Эми рассказывала об этом миру, был такой кристально чистый и пронзительно ясный, что его смог понять даже Клитас.
Младенцем Клитас плакал чрезвычайно редко, а после и вовсе перестал, но сейчас, когда последняя дивная нота растаяла в воздухе, не смог удержаться, прикрывая ладонями залитое слезами лицо. Теперь он знал наверняка, что безумно любит Эми, и если она пожелает, то получит его навсегда, до самого конца жизни… Как ни странно, учитывая тогдашний возраст Клитаса и его грядущие деяния, в конечном итоге так оно и произошло. Он научится играть на скрипке даже раньше, чем получит первую докторскую степень, и за всю свою совместную жизнь, прожитую в замечательном согласии, Клитас и Эми сыграют вместе десять тысяч часов великолепной музыки, но все это случится уже после Большой Идеи.
Большая Идея — почему не все слепые гениальны? — зародилась у Клитаса именно в тот памятный вечер, но понадобилась еще по крайней мере неделя, чтобы зернышко стало потихоньку развиваться и пустило первый тоненький росток.
Как свойственно почти всем тринадцатилетним человеческим детенышам, Клитас активно интересовался устройством собственного тела, равно как и других тел, попавших в поле его зрения. Но его исследования в сфере сравнительной анатомии, в отличие от деятельности большинства его ровесников, строились, скорее, на научной основе, и что уже совсем нетипично, из всех анатомических органов Клитаса более всего занимал мозг.
Человеческий мозг не слишком похож на компьютер, хотя работает очень даже недурно, учитывая, что это продукт неквалифицированного труда, запрограммированный скорее по воле чистого случая, чем более или менее систематически. Существует, однако, такая вещь, которую все компьютеры делают заведомо лучше, чем живые мозги, и это разбиение на партиции: Клитас и Линди успели потолковать об этом над своими креветками в розовом соусе.
Давайте представим, что компьютер — это такое пастбище, обширное и поросшее густой зеленой травой, а вовсе не маленькая темная коробка, набитая какими-то мелкими непонятными штуковинами, которые так дорого обходится заменять. А управляет этим пастбищем старый мудрый пастух, наделенный волшебной силой, которого мы из уважения не станем называть макропрограммой.
Пастух стоит на холме и приглядывает за пастбищем, где полным-полно коров, и коз, и овец, а главная проблема заключается в том, что разных животных никак нельзя содержать вместе в одном стаде. Большие коровы могут ненароком затоптать крошечных ягнят, драчливые козы будут скакать и бодаться, нервируя все остальное стадо, и так далее, поэтому пастбище специально разбито на огороженные колючей проволокой участки — партиции. В каждой партиции старый пастух размещает животных только одного вида, поэтому они чувствуют себя там вполне спокойно и комфортно.
Компьютер, однако, не совсем обычное пастбище, поскольку отдельные коровы, и овцы, и козы все время то появляются, то исчезают, а то передвигаются с необычайной скоростью, и если все партиции при этом совершенно одинаковы по размеру, то рано или поздно приключается настоящая беда.
Бывает, например, что на пастбище совершенно нет овец, зато объявилось великое множество коров, и несчастных пришлось бы запихивать кучами в тесные загончики, не будь старый пастух мудрым волшебником.
В мудрости своей он заранее предвидит, сколько места потребуется выделить для каждой породы, а будучи волшебником, очень ловко и быстро передвигает колючие загородки, не вредя при этом ни животным, ни себе. Так каждая партиция на пастбище изменяет свою величину, принимая ту, что наиболее удобна для конкретного использования.
Ваш компьютер делает абсолютно то же самое, только вместо колючей проволоки вы видите маленькие прямоугольнички, или квадратики, или окна, или папки, или директории, в зависимости от того, какую компьютерную. религию исповедует ваша машина.
В человеческом мозгу тоже есть своеобразные партиции. Клитас знал, что некоторые физические области мозга ассоциируются с определенными умственными способностями, но это совсем не так просто, как ткнуть пальцем и сказать: «Восприятие музыки — там, а математика — в этом углу!» Наш мозг устроен одновременно и сложнее, и аморфнее, и пластичнее. Существуют, например, четко определенные партиции, которые соотносятся с лингвистическими функциями: это зоны, названные по именам французских и немецких корифеев, посвятивших свою жизнь изучению мозга. Если одна из этих зон повреждена или разрушена (посредством пули, апоплексического удара или запущенной в голову сковородки), пострадавший может навсегда утратить соответствующую способность — читать, говорить или писать, — ассоциированную с потерянной зоной.