Я начал было звать ее, но вспомнил наконец о профессиональных обязанностях. Лучше поздно, чем никогда. Конечно, мне следовало бы поаккуратней оценить параметры нашей встречи. Девушка так ни разу и не оглянулась. Мне захотелось узнать, куда она направляется, и я пошел вслед за нею по тропе.
Через час я добрался до начала длинного заснеженного спуска, остановился и посмотрел вниз. Там, на берегу заледеневшего озера, стояла темная башня, над ее высокой конической кровлей спиралью завивался серый дымок. Стройная фигурка в черном медленно передвигалась по глубокому снегу, наконец дошла до башни и скрылась внутри.
Я мог бы спуститься вниз вслед за девушкой, однако уже смеркалось, а над пиками гор тяжело нависли снежные тучи. И я подумал, что лучше вернуться назад.
Весь следующий день без перерыва валил густой снег. Но проснувшись наутро, я увидел бледный солнечный свет и чистое небо — голубоватое, словно разжиженное водой. Сегодня, сказал я себе. Сегодня я разыщу эту девушку и вступлю с ней в первый контакт по всем правилам. Привязав к ногам снегоступы, я вышел на тропу, почти неразличимую под снегом, и решительно двинулся вперед. Как хорошо, что этот мир не только снежный и ледяной, но еще и ветреный, что напоминает мне родную планету.
Когда я приблизился к башне, то увидел, что ее сложили из черного глазурованного кирпича. Башня казалась мощной и одновременно легкой. Глазурь полнилась солнечным светом, который отражало на нее огромное снежное поле, и это придавало постройке какой-то странный, нематериальный вид. Двустворчатая входная дверь была сделана из металла, на ней искусно выгравировали изображения диковинных птиц и зверей. Взглянув наверх, я заметил окна, затянутые, как мне показалось, вощеной бумагой. Подле одной стены стоял большой седловидный камень, но его предназначение осталось загадкой. Я уселся на этот камень, чтобы включить и настроить переносной переводчик, но меня почти сразу отвлекли.
Металлическая дверь отворилась, створки ее повернулись плавно и бесшумно на смазанных маслом шарнирах. Из башни вышли две молодые женщины, и одной из них была та девушка, которую я встретил в горах. Согласно принципам первого контакта, гораздо предпочтительнее, чтобы субъекты исследования сами заметили меня, поэтому я сидел тихо и молчал.
Девушка затворила дверь и наклонилась, затягивая потуже шнуровку на высоком ботинке. Распрямившись, она бросила взгляд в мою сторону и на мгновение замерла. Потом нахмурилась и сказала что-то своей компаньонке, очень слитно и быстро. Переводчик тихонечко заурчал, приступив к анализу речи, а я встал и сделал шаг вперед, приветливо улыбаясь. Обе женщины снова взглянули на меня, но с таким безразличием, словно я значил ничуть не больше того камня, на котором сидел. Потом отвернулись и пошли прочь, а я настолько растерялся, что нарушил профессиональные принципы.
— Постойте! Подождите! — закричал я, прекрасно зная, что меня не понимают, но надеясь все-таки заставить их заговорить. Мне требовались речевые образцы, как можно больше, чтобы переводчик мог поработать над словарем, но девушки не обращали на меня ни малейшего внимания. Я, разумеется, последовал за ними и взобрался на низкую гряду, опоясывающую берег озера. Девушки посмотрели на гряду. Они просто не могли меня не увидеть, ведь я стоял на самом верху, на фоне неба, однако они спокойно проследовали дальше к озеру.
Я беспомощно наблюдал издалека, как они бросают длинную сеть, чтобы поймать красивых белых птиц, плавающих в полынье на мелководье. Они убивали птиц, перекусывая зубами шею. Способ настолько же жестокий, сколь и экономный, но у них этот жест выглядел естественным и даже грациозным. В такой момент каждая охотница напоминала красивую кошку, убивающую мышь.
Когда девушки убили трех птиц, они завернули их в сеть и направились назад к башне. На обратном пути они равнодушно прошли рядом со мной, оживленно болтая и посмеиваясь при этом, словно юные девы, гуляющие в Демесне по бульвару Ля Вард.
Я опять последовал за ними и дошел до самой башни. Моя знакомая опять помедлила у дверей, с досадой подтягивая надоевший ремешок, и я не упустил возможности воспользоваться этим шансом. Скользнув в открытую дверь, я очутился в холодном, сумрачном и тихом холле. Охотницы вошли следом за мной, но повели себя совсем не так, как мне мнилось. Перед ними в их собственном жилище стоял совершенно незнакомый мужчина и озирался по сторонам, а они просто взяли и обошли меня с двух сторон, как вода обтекает булыжник.
И что теперь прикажете делать с многоумными теориями идентичности й обсервации, интерференции и партиципации? Плевать на науку, подумал я. Пусть лучше они меня заметят! Я никогда не успокоюсь, покуда не выясню, почему на меня смотрят, как на ненужную вещь. Точнее, вообще не смотрят!
— Разве я тебе не говорила? — сказала я Эррис, когда мы обнаружили призрака, который глупо расселся на стремянном камне, где я бы и не заметила его, однако он пошевелился. — И разве Митра не рассказывала тебе об истинном предзнаменовании? Ну вот, теперь ты его увидела. В форме духа. Ты прекратишь наконец оплакивать Эттара?
— Это еще не значит, что он живой, — упрямо пробурчала сестра, теребя свою серебряную косу. Я видела, что она полна решимости выжать все возможное, до последней капли, из своей воображаемой трагедии. Тем временем призрак последовал за нами к озеру, и я заметила, что он смотрит на нас сверху, стоя на гряде.
— Не обращай внимания, — предупредила я Эррис.
— Генрет, — сказала она задумчиво, когда мы поймали белого сераи. — А что такое призраки?
Моя сестра слишком редко соглашалась смириться с тем, что мне может быть известно нечто такое, чего не ведает она. Поэтому я с удовольствием поделилась с ней своими знаниями.
— Ну что ж, — сказала я. — Главная сущность любого призрака или духа состоит в том, что он представляет собой только воспоминание о жизни. Они оставили свои тела и потому уже не являются частью этого мира, в отличие от тебя и меня. Призраки больше не связаны с реальностью, как были связаны с ней, пока еще жили.
На лице Эррис появилось озадаченное выражение, поэтому я быстро добавила:
— Встань здесь, у этой скалы. А теперь скажи, что находится под землей?
— Железистый камень и пайтри, которая есть в кирпичах нашей башни, — ответила она без малейших колебаний. — Еще глубже много воды, а под ней кристаллический пласт хладокамня.
— Откуда ты знаешь?
Сестра удивленно моргнула.
— Я просто знаю и все.
— Конечно. У тебя такие способности, это и означает быть человеком. Но призраки, они совсем другие. Возьми хоть того, что сидел на стремянном камне: я не могла его почувствовать, я смогла лишь разглядеть его глазами.
— Ты его боишься, Генрет?
Я ответила не сразу. Действительно, этот призрак пугал меня, чистейшая правда, в которой я вынуждена была себе признаться.*Но я бы лучше умерла, чем призналась в таком своей сестре.
— С какой стати? — произнесла я наконец. — Это всего лишь пережиток личности и не может причинить нам физического вреда. И все-таки гораздо лучше не обращать на него внимания. Если показать призраку, что признаешь его присутствие, он может украсть у тебя кусочек души.
Я снова мельком заметила его, когда мы возвращались в башню. Наутро его уже не было.
Я бродил по холодной башне, не встречая препятствий. На одной из лестничных площадок я наткнулся на других здешних обитателей, мужчину средних лет и престарелую женщину. Эти двое были заняты оживленной беседой, и глаза у них то вспыхивали, то гасли в тусклом свете, проникающем сквозь окно. Невзирая на исконно земное происхождение, они мало походили на настоящих людей.
Я ожидал, что при виде незнакомца в доме собеседники испугаются или оторопеют. А может, возмутятся или впадут в неистовый гнев. Однако они, как и девушки на озере, не обратили на меня никакого внимания. Столь невероятное поведение местных жителей совсем выбило меня из колеи. И одновременно разозлило, поэтому я громко произнес приветствие на своем родном языке. Старуха сделала пальцами небрежный жест, каким обычно отсылают прислугу, и они продолжили разговор как ни в чем не бывало.
Ладно, если меня в упор не видят, то нечего и стесняться. Я включил переводчик на запись и стал дожидаться, когда он наберет речевой массив, достаточный для анализа. Мне было неуютно стоять вот так, на чужой лестнице с жужжащей коробочкой транслятора в руке, в чьем-то чужом доме на абсолютно чужой планете. Почему они не желают признавать мое существование?
Подавляющая часть знаний, которыми я был набит до отказа, относилась к непреложным правилам контакта и проблемам, которые могут возникнуть в его процессе, но я никогда даже не предполагал, что внезапно окажусь невидимкой. И еще кое-что изрядно меня беспокоило: пресловутый эффект наблюдателя. Каким образом мое присутствие может повлиять на этих людей, даже если они намеренно меня не замечают? И какие социальные тенденции я мог разрушить благодаря чересчур пристальному наблюдению?
Невзирая на оказанный мне обескураживающий прием, я все-таки испытывал возбуждение. Как только разберусь со здешним языком, сказал я себе, то сумею разработать новые, эффективные подходы. Вполне вероятно, что в здешнем обществе существует некое ритуальное приветствие, без которого эти люди не могут меня принять. А возможно, я чем-то неумышленно их оскорбил (такое довольно часто случается при работе с отсталыми культурами), но тогда я смогу объясниться и принести все подобающие случаю извинения.
Наконец субъекты моего пристального наблюдения закончили беседу и разошлись. Минут через двадцать переводчик сыграл музыкальную фразу, которая означала, что первая стадия анализа успешно завершена. Транслятору удалось связать записанные речевые образцы с двумя древними земными языками. Окрыленный этим успехом, я бегом спустился по лестнице, чтобы отыскать свою девушку из сказки. В конце концов я обнаружил ее на кухне, где она потрошила птицу быстрыми, уверенными взмахами ножа.
— Счастлив приветствовать вас, мадам! — сказал я ей с помощью транслятора. — И позвольте мне сразу принести мои искренние извинения, если я по неведению причинил вам какую-то обиду.
Девушка нахмурилась и подняла глаза. Бросила беглый взгляд на стену за моей спиной, словно перед ней не человек, а чистый воздух, и вернулась к своей работе.
— Я прибыл сюда недавно, мадам. Простите меня, если я обратился к вам не так, как положено! Но, возможно, вы окажете мне небольшую любезность? Будьте так добры, мадам! Объясните, пожалуйста, что и как мне надо делать.
На сей раз она даже не побеспокоилась поднять глаза, и должен признать, что это меня взбесило. Я шагнул вперед и положил руку ей на плечо. Поступок крайне идиотский, поскольку у девушки был нож, с которым она великолепно управлялась, но тогда я об этом не думал. Ничего, однако, не произошло. Не последовало ни слез, ни возмущения, ни страха. Она просто стряхнула мою ладонь с плеча, как кошка дергает ухом, отгоняя надоедливое насекомое. И вскрыла новую тушку птицы одним расчетливым ударом ножа.
В этот момент рухнули абсолютно все мои принципы. Я на коленях умолял ее поговорить со мной, я унижался, я чуть ли не плакал навзрыд, пока несообразность происходящего внезапно не дошла до меня… Я, Дэниэл Оттри, подающий большие надежды дипломированный антрополог, неприлично буйствую на чужой инопланетной кухне, безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание красивой молодой женщины, которая при этом не выказывает ни единой из типичного набора реакций, каковые по всем правилам следовало бы ожидать в описанной ситуации!
Когда девушка выпотрошила всех птиц, она обмыла тушки и уложила их в деревянный короб со льдом. Губы ее были плотно сжаты, возможно, от раздражения. Покончив с делом, она повернулась ко мне спиной и ушла.
Только тогда, когда призрак опять появился, лепеча, как недельный младенец, до меня наконец дошло, что же на самом деле происходит. Митра сказала, что этот призрак являет собой предзнаменование касательно Эттара. Но если дух ведет себя так настойчиво, то Эттар, должно быть, в смертельной опасности, если уже не погиб.
Я чувствовала себя ужасно виноватой за все свои язвительные слова. Надо было разыскать Эррис. Пускай она не блещет умом, но все-таки она моя родная сестра, и я знала, что Эррис очень привязана к своему возлюбленному. Если я неправильно оценила ситуацию и Эттар действительно в большой беде… Что ж, я вряд ли смогу что-нибудь для него сделать, ведь у меня нет опыта в таких делах. Но этот опыт есть у сатарач. Я нашла Митру в ее травяной комнате над тлеющей жаровней и рассказала ей о призраке. Это ее не порадовало.
— Возможно, ты права, Генрет, — сказала она. — Но я хочу, чтобы ты держалась подальше от этого духа. Похоже, что это тебя он преследует, желая забрать твою душу. Тебе нельзя разговаривать с ним, ты не должна даже смотреть на него.
— Но разве нам не следует его допросить? Выяснить, что ему известно об Эттаре?
— Я сама займусь этим. А ты выйди отсюда и жди.
Мне очень хотелось остаться и посмотреть, но спорить со старшими означает оказывать неуважение. И кроме того, я знала из прошлого опыта, что Митра все равно мне откажет. Поэтому я неохотно покинула травяную комнату и села дожидаться снаружи, наблюдая за струйками дыма, выползающими из-под двери. Прошел целый час или даже больше, прежде чем дверь отворилась.
— Призрак не пожелал появиться, — сказала Митра. — Я уже испробовала все, что могла. — Вид у нее был крайне недовольный.
— Может, этот дух придет на мой вызов?