Автор идеи «Фантастических миров Уэллса» Ник Виллинг («Язон и аргонавты», «Алиса в Стране Чудес») и режиссер Роберт Янг («Язон и аргонавты») выносят на суд зрителей своеобразное и не лишенное оригинальности предположение об истинном происхождении блестящих фантазий писателя.
Лондон 1946 года. Молодая журналистка (а на самом деле — сотрудник британской разведки) Эллен Макгилливрей навещает Уэллса в его особняке. Она ждет от встречи с 80-летним фантастом подробной беседы о событиях и людях, сформировавших его пророческое воображение, а также размышлений о современном мире. Писатель, давно отошедший от дел и мирской суеты, за стаканом шотландского виски делится с гостьей воспоминаниями о мистических тайнах пространства и времени, о том, «куда идет человечество, если оно вообще куда-то идет, в чем я очень сильно сомневаюсь».
Вспоминая былое, пожилой Уэллс возвращается на пятьдесят лет назад, когда он, будучи молодым и подающим надежды романистом, встретил любовь всей своей жизни — прелестную Джейн, преподававшую биологию в Имперском научном колледже.
Воспоминания Уэллса о таинственных и загадочных происшествиях, к которым он и его возлюбленная имели самое непосредственное отношение, переносят нас в викторианскую Англию девяностых годов девятнадцатого века. Герберт и Джейн (Кейт Кармайкл) исследуют сверхъестественные явления, например, микстуру, ускоряющую время (фильм «Новый акселератор»), разведывают тайну загадочного объекта из космоса — одновременно телекамеры и межпространственного туннеля («Хрустальное яйцо»). Каждая из шести серий создана по мотивам одного из рассказов Уэллса: кроме упомянутых выше, это «Газета Браунлоу», «Замечательный случай с глазами Дэвидсона», «Правда о Пайкрафте» и «Украденная бацилла». Великолепная история любви молодого Уэллса к очаровательной Джейн Роббинс (они были женаты и в реальной жизни) была, по мнению создателей, тесно переплетена с сюжетной канвой экранизируемых рассказов. Эти истории изменили жизнь и сделали молодого сотрудника газеты «The Saturday Review» «основателем» фантастики.
Сюжет банальным не назовешь, однако придирчивый зритель обязательно найдет параллели с набившими оскомину Фоксом Малдером и Даной Скалли. Но тем не менее режиссеру Роберту Янгу удалось изящно, свежо и актуально экранизировать написанные сто лет назад новеллы, убедительно доказав, что произведения Уэллса современны и по сию пору. Еще большего внимания и восхищения заслуживает игра Тома Уорда, блистательно исполнившего две роли — как молодого, так и весьма пожилого Уэллса.
Грим Нейла Гортона («Хэллрайзер-2», «Десятое королевство», «Из Ада») вкупе с великолепным исполнением ролей Уэллса и Джейн, вполне уместные и не раздражающие взгляд компьютерные эффекты, сценарий и режиссура плюс музыка Станисласа Сиревича, да и вся остальная работа съемочной группы настолько цельны, продуманны и оригинальны, что усомниться в происходящей на экране реальности конца XIX века и правдивости жизнеописания легендарного Уэллса просто невозможно.
Однако нельзя не отметить, что если излишне придирчиво относиться к исторической правде и реалиям биографии писателя, бывшего неутомимым ловеласом, то очень странно видеть Уэллса в образе пуританина викторианской Англии. Создатель сериала Ник Виллинг объясняет это несоответствие таким образом: «Мы допускаем, что жизнь Уэллса была «весьма своенравной», однако наш сериал лишь экранизация рассказов писателя, а не биографический фильм непосредственно о его жизни. Уэллса мы использовали в качестве персонажа лишь потому, что многие из его рассказов были написаны от первого лица, поэтому это скорее вопрос создания образа, чем попытка сделать псевдодокументальный фильм о жизни фантаста».
Да это, впрочем, и неважно. Ведь переплетение детектива с историей любви в ореоле фантастики под покровом реальности — все это делает «Фантастические Миры» трогательными, будоражаще тревожными. Этот фильм — дань уважения Великому Мастеру научной фантастики.
Производство компаний Universal и SpyGlass (США), 2002.
Режиссер Том Шэдьяк.
В ролях: Кевин Костнер, Кэти Бейтс, Сюзанна Томпсон. 1 ч. 13 мин.
Лишаясь близких, неужели мы теряем их навсегда? Можем ли услышать их, почувствовать присутствие рядом? Способны ли смириться с тем, что никогда их больше не увидим?
Задавшись подобными вопросами, режиссер Том Шэдьяк, ранее успешно создававший комедии («Эйс Вентура», «Чокнутый профессор»), снял мелодраму-триллер. В главной роли вечный, хотя и постаревший «телохранитель» Костнер.
В джунглях Венесуэлы с миссией Красною Креста находилась беременная врач-онколог Эмили. В результате несчастного случая она погибла. Но если так сильно любишь свою жену, как любил ее Джо Дэррал, то примириться со смертью невозможно. Тем более, что вокруг все напоминает о ней — общие друзья, ее пациенты, ее талисманы-стрекозы… Она так любила стрекоз…
Погружаясь в бездну непостижимых явлений, непонятных символов и образов, Джо начинает лишаться рассудка. Так бывает со многими, но всем ли дано познать, к чему это приведет? Джо Дэррал постоянно слышит зовущую его покойную Эмили, днем и ночью его преследуют стрекозы — игрушки, сувениры и тучи живых насекомых, бьющихся о стекло.
Исполняя обещание, данное жене, — позаботиться о ее пациентах, детях, познавших клиническую смерть, — Джо узнает от них, что дух погибшей жены призывает его отправиться «к радуге» и единственным ориентиром служит волнистый крест. Тот самый знак, преследующий его. Но что означает этот символ? Никто не может объяснить…
Фильм немного напоминает «Призрак» Цукера, но лишь тем, что оба режиссера — мастера комедий, обратившиеся к столь загадочной теме, как загробная жизнь. И здесь Шэдьяк явно проигрывает. И красивый видеоряд, и ссылки на «Птиц» Хичкока, и неплохой сценарий положения не спасают. Сопереживать герою не получается из-за нудных диалогов и совершенно неадекватного финала. Настолько притянутой «за уши» развязки вы еще не видели. Поменять бы местами начало и конец…
Производство компании Creature Feature Productions, 2001.
Режиссер Джордж Хонг.
В ролях: Стивен Калп, Кли Дювалл, Тайлер Мэйн, Джейсон Мэрсден, Карим Принц, Джулия Стрейн.
1 ч. 31 мин.
Удивительный фильм — «производственный роман» без единого положительного героя! Абсолютно все персонажи изначально заявлены закомплексованными, истеричными, параноидальными, меркантильными… что там еще?
Некая геймерская фирма (директриса — стерва) не удовлетворена результатами работы группы разработчиков новой стрелялки-мочилки. Игра выходит недостаточно страшненькой, детки не пугаются. А сроки поджимают, деньги вложены, конкуренция ужасная. И «бригадир» (законченный подлец) собирает новую команду, руководствуясь принципом «пусть уроды, зато спецы!». Спец по звуку (прыщавый девственник), по оружию (двухметровый истеричный викинг, увешанный железом) и по графике (афроамериканец метр двадцать в очках). Плюс ошивается и роняет мониторы на кофейники девица-стажер (проблемы в личной жизни). Сроку на новую игру дается неделя! Ну и приз в миллион.
Разумеется, все передрались. Но и монстра игрового все-таки сотворили. А потом, как водится, молния в подстанцию, сбой программы, обратная связь на экзокостюм — и монстр начинает всех мочить в реале.
Не стоило бы, может, о картине и говорить, если бы не одна интересная особенность. При бесспорно американском происхождении фильма, он производит впечатление европейского. Нарочитая небрежность в прорисовке самой игры, полное отсутствие страха быть обвиненным в штампах, акцент на личные проблемы героев… И финал!
Помнится, в глубоком детстве я видел советский мультфильм по мотивам восточных сказок — юноша забредал в «золотую» пещеру, убивал там Дракона, прирастал душой к сокровищам и сам становился Драконом. Кажется, Джордж Хонг тоже его посмотрел (через 40 лет). Ибо в финале блондинка-стажер, не снимая очков, смотрится в свое виртуальное отражение — и видит там такого же монстра. Вот кого сотворили! В итоге «это» становится директрисой новой фирмы.
Вот если бы из фильма сделать короткометражку! Во всем надо знать меру. Ну, хотя бы в объеме…
Умение сделать из гарнира главное блюдо дня — не просто профессионализм, но талант.
Стивен Соммерс, режиссер двух «Мумий», по-хозяйски обошел строй своих персонажей и откуда-то из второй шеренги извлек «великого и ужасного» Царя скорпионов — огромное ракообразное чудовище с лицом звезды рестлинга Дуэйна Джонсона по прозвищу «Скала», одинаково враждебное и к положительным, и к отрицательным героям. Остальное было делом техники. Сценарий, написанный Соммерсом совместно с У. Осборном и Д. Хейтером, стал основой для нового блокбастера студии «Юниверсал», поставленного Чаком Расселом, хорошо известным нам по «Маске», «Стирателю» и «Капле».
То, что «Царь скорпионов» (The Scorpion King) — это приквел сиквела римейка (натощак не выговоришь!), вовсе не повод для саркастических ухмылок. Культовая кинофантастика как раз и интересна своими продолжениями, предысториями и побочными линиями. Все зависит от того, на каком поле ты играешь. Соммерс и Рассел сыграли на поле псевдоисторической трэш-фэнтези, жанра ширпотребного и безыскусного, чьи достоинства исчерпываются трюковыми эпизодами-аттракционами, качество которых зависит от числа нолей в бюджете фильма.
«Царя…» финансировали по-царски. На 60 миллионов долларов удалось возвести и уходящие в поднебесье псевдовавилонские дворцы, и хижины африканских племен, обустроить гаремы и базары, инсценировать поединки на всех видах холодного оружия, с помощью спецэффектов изобразить головокружительные падения в водопад и огненный смерч, запустить в кадр шипящих кобр, белых дромадеров и огромных муравьев. Правда, звезд первой величины в фильме нет. Но злой и коварный властитель Мемнон в исполнении Стивена Брэнда, как и положено, вызывает страх и отвращение, подвластная ему прорицательница Кассандра (Келли Ху) — загадочна и соблазнительна, незадачливый конокрад (Грант Хеслоу) — смешон и симпатичен. Ну и, конечно, человек-скала Дуэйн Джонсон, то есть Матеус, Царь скорпионов — теперь это не чудовищный сухопутный омар с восьмью конечностями и жалящим хвостом, а вполне положительный герой, этакий древний супермен с мускулатурой атлета и флегматичной физиономией философа. Джонсон, даром что сыграл свою первую роль «со словами», не только исправно отработал все трюки, но и создал типаж не хуже, чем Шварценеггер в «Конане-варваре»…
Увы! Именно это сравнение и обнажает ахиллесову пяту «Царя…». В том-то и дело, что и фильм, и герой, порожденные фантазией Стивена Соммерса, слишком часто напоминают нам о боевике Джона Милиуса, где другой бывший атлет впервые серьезно заявил о своих намерениях стать кинозвездой.
Впрочем, позаимствовав чужую «идеологию» (сюжетную канву, типы героев, развязки конфликтов), «Царь скорпионов» мог бы проявить оригинальность в историко-географическом плане. Да, на неискушенный взгляд тевтонскому Западу «Конана…» и вавилонскому Востоку «Царя скорпионов» вместе не сойтись никогда. Но при очевидной разнице в аксессуарах их роднит все та же фэнтезийная легкомысленность. Сделав местом действия своего фильма полумифический город Гоморру (кстати, натурные съемки в основном прошли в Калифорнии) в пятом тысячелетии до нашей эры, голливудские «историки», по обыкновению, здорово напутали с деталями, масштабами и эпохами. Древний мегаполис с такой монументальной и изощренной архитектурой, с мастерскими, где умеют изготавливать такое оружие, такую мебель, посуду, одежду, никак не мог возникнуть за полторы тысячи лет до постройки пирамид. Напомним, что расцвет Вавилона при Навуходоносоре — это шестой век до нашей эры, но даже тогда там не могло быть ни «китайского пороха», изобретенного примерно на 400 лет позднее, ни «стали из Помпеи». В общем и целом экранная «картинка» наводит, скорее, на мысль об арабском халифате времен мусульманского Ренессанса, то есть IV–IX века нашей эры. Добавим, что, по ехидному замечанию кого-то из критиков, стилизованные костюмы обитателей Гоморры были бы «очень уместны на пляже в Малибу», а букет разноплеменных имен главных героев (Мемнон, Кассандра, Филос, Валтасар) как будто списан с табличек на стойлах современной конюшни.
В итоге получилось довольно яркое, но заурядное «историческое цирковое шоу», где аттракционы приправлены напоминаниями о «злодеях с арабского Востока», а с шапкой по кругу ходит популярный борец-профи. Если учесть, что в шапке собралось больше восьмидесяти миллионов «зеленых», зрители всеамериканского шапито представлением остались довольны.
Англичанин Ридли Скотт стал «чемпионом кассы» последних лет, сняв в Голливуде подряд три фильма («Гладиатор», «Ганнибал» и «Падение Черного Ястреба»), весьма успешных в коммерческом плане. Одновременно Скотт признан во всем мире как уникальный творец со своеобразной визуальной фантазией, делающей его не похожим ни на кого в современном кино.
Художественная репутация этого режиссера высоко котируется именно среди собратьев по профессии. Даже коммерчески неуспешные ленты 80-х годов («Легенда» и «Тот, кто меня бережет») или неудачные работы 90-х («Солдат Джейн» и «Белый шквал») не поколебали мнение «цеха»: Ридли Скотт — редкостный мастер, искусный стилист, подлинный поэт экранных образов, тончайший живописец, своего рода Тернер киноискусства.
Вообще-то Скотт почти сразу стал классиком — после появления фильмов «Чужой» и «Блейд-раннер» (общепризнанный у нас перевод «Бегущий по лезвию бритвы» абсолютно не отражает футуристическую суть поведанной истории со специально придуманными терминами: блейд-раннер, репликанты и т. п.). Ныне отмечается 20-летие этой экранизации романа Филипа Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах?». Кстати, сам постановщик был недоволен вмешательством американских продюсеров, заставивших ввести закадровый рассказ героя и изменить финал. В 1993 году Скотт все-таки смонтировал свою версию «Блейд-раннера» и даже выпустил ее в ограниченный повторный прокат, заслужив лестные отзывы критиков. Однако многие зрители успели привыкнуть к первоначальному варианту, превратив его в культовое кинопроизведение.
Открытие Ридли Скопа в том, что он искусно сопрягает в «Блейд-раннере» стиль типичного «черного фильма» 40-х годов и современного фантастического боевика с давней легендой о бунте машин против создавших их людей, но задается при этом неожиданным вопросом: где грань между человеком и человекоподобным роботом? Имеет ли право хомо сапиенс на уничижение или уничтожение искусственного человека? Полицейский Декард, истребитель репликантов, отказывается от смертоносного «блейд-рана» и бежит вместе с прекрасной девушкой-андроидом Рейчел из удушающей атмосферы Лос-Анджелеса 2019 года в другие дали, кажущиеся обретенным раем Адаму и Еве будущего.
Бегство в никуда приносит редкостное чувство освобождения, сходное с ощущением полета (между прочим, в английском языке слово flight означает и поспешный побег, и полет). И несмотря на то, что самому режиссеру не нравится заключительный стоп-кадр в версии 1982 года, этот момент в «Блейд-раннере» явно перекликается с финальной остановкой действия в совсем не фантастической ленте «Тельма и Луиза» — героини застывают как бы на лету, в последнем устремлении вовне и ввысь.
Ленты Ридли Скотта всегда имеют скрытый план, иносказательный пласт, метафорический подтекст, что позволяет воспринимать их отнюдь не однозначно. Подобно Стивену Спилбергу, лидеру суперзрелищного кинематографа, Скотт выстраивает многослойное кино, ориентированное на различную аудиторию, подчеркивая яркий визуальный ряд, насыщая звуковую партитуру изысканными музыкальными цитатами, что отчасти перекликается также с постдекадентскими и постмодернистскими поисками американца Дэвида Линча или англичанина Питера Гринуэя. Художественное прошлое Скопа (он изучал изобразительное искусство, в том числе в Королевском колледже искусств в Лондоне, работал художником на телеканале Би-Би-Си), безусловно, сказывается на его исторических, фантастических да и реалистических кинополотнах, проявляясь в причудливой стилистике, цветовом и светотональном решении, особой пластике киноизображения.
Кроме того, Ридли Скотт несколько лет снимал рекламные ролики (называется невероятная цифра — три тысячи!) и даже основал свою компанию по производству подобной продукции. И, как многие из английских режиссеров его поколения — Алан Паркер, Хью Хадсон, Эдриан Лайн, — научился лаконизму и концентрированной образности мышления, способности вкладывать дополнительный смысл в простую, казалось бы, форму повествования, доступную для понимания миллионов. Еще в юности, сняв на 16-миллиметровой пленке короткометражку «Мальчик на велосипеде» с братом Тони (будущим режиссером) в главной роли, он не мог обойтись без английского «свободного кино» и «кинематографа рассерженных» с их ориентацией на документальную манеру и социально-критический пафос. Плюс к тому Ридли Скоп также прошел школу телесериалов, поставив несколько картин из циклов «Машины «Зед» и «Осведомитель».
Именно внимание к точным подробностям, детальное и дотошное воспроизведение самой невероятной, придуманной среды обитания помогают покорить воображение зрителя описанием мира будущего в лентах «Чужой» и «Блейд-раннер». А наиболее явно это подспудное стремление постановщика к яркому бытописательству — не лишенному, впрочем, романтически-символического значения — раскрылось в картине «Тельма и Луиза».
В «Тельме и Луизе» и «Чужом» обнаруживается, что Ридли Скоп является, по сути, неисправимым романтиком, поэтом, воспаряющим над реальностью. Старательно рисуя американскую действительность начала 90-х годов или пугая омерзительными превращениями инопланетного существа где-то в бескрайнем космосе будущего, он на самом деле постоянно помнит о философской сверхзадаче, прорыве сквозь быт или фантастический кошмар в некие высшие духовные сферы. Причем финалы производят, как минимум, двойное впечатление. Самоубийство Тельцы и Луизы выглядит как победа над преследователями-обывателями. А уничтожение женщиной-офицером Рипли внеземного чудовища радует лишь первое мгновение — ведь будучи выброшенным в космос, Чужой, разлетевшись на Мириады частиц по Вселенной, вполне может попасть на Землю и воскреснуть. Криминальная мелодрама превращается в горестную оду, космический фильм ужасов — в антиутопию-предостережение.
Рай и Ад, Свет и Тьма, Добро и Зло в той или иной форме борются друг с другом во всех картинах Скотта. Но в философской сказке «Легенда», будучи представленными сами по себе, почти как отвлеченные понятия, они не были восприняты многими зрителями и даже критиками, раздраженными этой «абсолютно пустой фантазией», которой якобы присущ «горький триумф стиля над сутью».
Эта лента действительно безумно красива, поэтична и лирична. Это возвышенная легенда о далеких временах, когда люди, единороги, эльфы, феи, злые чудовища, да и сам Князь Тьмы существовали на равных, вступая в поединок за то, чтобы продлился или прервался Вечный Свет. Самая лучшая сцена — кульминационная схватка с Сатаной (потрясающие грим и маска, неожиданно красный цвет в его облике). Наслаждаясь визуальным пиршеством, прощаешь режиссеру некоторые ритмические сбои в середине действия, а также неизбежную сентиментальность, даже приторность сказочного сюжета.
Ридли Скотт — философ жизни, которая побеждает смерть; певец человека, преодолевающего все напасти на своем пути к мечте или истине. Не случайно его исторический фильм о Христофоре Колумбе после долгих раздумий был назван так: «1492: Покорение рая». Здесь режиссера прежде всего волновал и привлекал человек, решившийся именно на завоевание для европейской цивилизации потерянного ею рая, а отнюдь не само путешествие (через 75 лет после негаданного открытия Америки это стало темой аллегорической поэмы «Потерянный рай» англичанина Джона Милтона). Вкусив плода с Древа познания, изгнанный из рая хочет туда непременно вернуться — но не в раскаянии, а с жаждой новых знаний, неведомых тайн в постижении собственной идентичности и цели существования человеческого рода, самой жизни на Земле и далеко за ее пределами.
В этом смысле творчество Ридли Скопа вполне сопоставимо с кинооткровениями другого философа-бунтаря, формалиста в области зрелищ, американца Стенли Кубрика, с начала 60-х обосновавшегося в Великобритании. Кинематографическое неистовство наряду с подчас холодным, рассудочным выстраиванием своих художественных конструкций. Виртуозные панорамы, неожиданные ракурсы, странные по цвету и немыслимые по освещению кадры. Страсть к причудливым декорациям, сотворению перед камерой, а затем и на экране как бы новой реальности, более впечатляющей, действующей уже на подсознание. Все это — не чудачество творца, не амбициозный комплекс того, кто мнит себя демиургом. Все здесь подчинено одной идее, проклятым «толстовским» вопросам, мучающим любого истинного художника: «Где я? Кто я?».
Достаточно вспомнить, как одержимо, исступленно ищут ответа на неразрешимые вопросы репликанты и их «истребитель поневоле», Схватка со Злом в «Чужом» и «Легенде» призвана проявить сложную внутреннюю борьбу человека с собственными страхами и неуверенностью в себе и одновременно обнаружить неудержимую, почти бессознательную тягу к неизвестному, непознанному и запредельному. И в криминальных по сюжету лентах «Тот, кто меня бережет» и «Черный дождь» герои в опасной ситуации переживают кризис былых ценностей.
Мотив поединка, дуэли с самим собой, с врагом, с персонифицированным Дьяволом или неуловимой враждебной материей неизвестного происхождения — закономерно трансформируется. И тогда уже на первый план выходит мысль о самопознании и постижении всего, что существует по эту и по ту сторону реальности. Направляясь в космический Ад, в подземный мир Князя Тьмы, сталкиваясь с мрачными, губительными явлениями на Земле, пребывая под угрозой смерти, персонажи Скотта будто бросают вызов самой Вечности, стремясь обрести бессмертие души, воспарить над бренным миром.