Мне остались две операции, и тогда я буду нормально ходить. Это еще два года на костылях. Оплачивает лечение АО «Красная Сыть», попросту говоря — все село вскладчину. Платит, как я понимаю, охотно.
Благодарная родина взяла с меня подписку о неразглашении государственной тайны, а взамен дала скромную пенсию по инвалидности.
Наверное, так мне и надо.
Мама вспоминает, что первое время я во сне разговаривал по-английски с каким-то Стивеном. Потом это прошло.
Значит, при выходе из прыжка у них случилась авария. На самом-то деле, я думаю, отказ систем был только следствием. Что-то произошло со временем и пространством, когда они прыгали — и корабль пострадал. Так или иначе, но они прилетели домой. Подали сигнал бедствия и пошли на аварийную посадку — уж на кого Бог уронит.
Довольно скоро они сообразили, что попали малость не туда домой. Вернее, как раз туда, но не тогда. Мне трудно представить себе их ужас. А может, ужаса особого и не было. Хотя бы потому, что военные, как я теперь понимаю, запрограммированы сначала изо всех сил выкручиваться, использовать малейший шанс любой ценой, а потом уже, когда спасутся — переживать.
Вероятно, они пошли по схеме, определяющей порядок действий при аварии на враждебной территории. Или потенциально враждебной. Постарались по максимуму задействовать преимущество отдаленного глухого района. Закрылись стеной, блокировали передачу любого сигнала электрической природы (дабы аборигены не смогли донести о происшествии), занялись починкой. Чтобы взлететь и, мне так кажется, снова прыгнуть. Назад, к неведомой Новой Англии? Видимо, да. И снова вперед, домой. А что им оставалось? Только попробовать воспроизвести ситуацию.
Конечно, их посадку засекли. И зря они гоняли над лесом свой вертолет. Чего хотели — осмотреться? А почему нет? Они были уверены в своем технологическом преимуществе над нами, дикарями. Им не пришел на ум апокалиптический образ русского мужика в юсерском маскхалате, с веревкой и без сапог.
Но и мы в ответ напрягли их, конечно, здорово. Больше, чем следовало бы. Хотя они же не спросили — чего это там у вас летит по небу большое и страшное, в количестве безумном, и садится в городе, до которого рукой подать. Не бомбить ли оно нас собирается? А то мы бы честно ответили — дон’т ворри, гайз, оно вас не бомбить, а изучать намерено. Оно привезло в город тучу разного начальства, и специалистов в ассортименте, и военных без числа, включая соотечественников ваших, две роты спецназа. При поддержке реббе Менахема Гибеля, чтоб он был здоров.
Еще им не повезло с очагами цивилизации поблизости — очень секретной военной базой и деревенькой Большие Пырки.
И конкретно с Никанором — совсем никому не повезло. Но дядя Ник, он в данном случае проходит, скорее, по графе «стихийные бедствия». И я его, в принципе, даже простил. В том принципе, что не желаю ему немедленной мучительной смерти. Ну его к черту, и Бог ему судья.
И всех нас. И всем нам. Когда я вспоминаю, как активно и почти что радостно — в едином порыве, хе-хе — Красная Сыть готовилась воевать… И когда свои эмоции тех дней освежаю в памяти — оторопь берет. И комком подкатывает к горлу страшное предположение. А не мы ли сами притянули себе на голову беду? Целый месяц отрезанное от жизни село набухало, как нарыв, в котором гноилась обида на цивилизованный мир и разные подавленные страхи. И будто нарочно рядышком Ник со своим душевным заболеванием бродит, а паранойя штука вирусная, в свое время один-единственный Сталин ею полстраны заразил… И, короче, гноилось оно, нарывало, коллективное бессознательное, а потом собралось воедино, да ка-ак шарахнуло по небу… А там, километров за полмиллиона и лет через двести-триста, звездолетик пролетал… А?
В точности, как Ник мечтал — усилием воли поражать врагов. При отсутствии врага поблизости — достанем хоть из грядущего. Не впервой.
Мне даже не стыдно, если это так и вышло. Только больно. Очень.
А с сержантом Кримсоиом, в общем, логично поступили. Единицей пожертвовали во имя будущего целого мира — такого, в каком жили. Значит, оно им нравилось, это будущее и этот мир. Убили парня со смешным, немного детским лицом человека, который всегда хорошо питался и не знал, похоже, ни одного из известных нам страхов кроме страха гибели. Он и вел себя будто отважный, но очень маленький пацаненок…
Действительно, не оставлять же неотесанным агрессивным дикарям такого гостя из будущего. Который знает мало, но дикарям и того — по уши.
Или не дикарям? Может… Русским?
Впрочем, уж на это мне точно наплевать. Меня волнует совсем другое.
Проклятый чоппер дважды мазал, потому что целился в Кримсона. Только в него. Потом он изящно и без жертв отбился от нашего вертолета, просто двигатель ему попортил слегка, и нырнул за стенку — там на миг открылась дыра. А через несколько минут стенка пропала, корабль взлетел, и больше его никто не видел.
Они не смогли защитить своего, не рискнули вступить с нами в прямую драку, чтобы вернуть его, и тогда просто убили. Они сработали чисто — ни один из наших не умер. Чисто и холодно.
Такие вот щепетильные ребята. Не то что мы, уроды безответственные — простой душевный парень Леха и его дядя, тихий параноик Никанор.
Знаете, я хочу верить, что они все погибли при очередном прыжке. Или сидят где-нибудь на Новой Англии нашего, девятнадцатого, года, на которую еще не ступала нога человека. И горючего для следующего прыжка — нету. Значит, сидят они там, за изучением Устава и строевой подготовкой коротают дни свои… Кукуют, так сказать. Пусть им воздуха надолго хватит.
Я был бы счастлив знать это наверняка. □
Давным-давно, когда англо-американский книжный рынок еще не заполонило новое поколение иллюстраторов научной фантастики — хладнокровных и мастеровитых профессионалов вроде Майкла Уэлана, Джима Бернса, Дона Майтца и иже с ними (со многими читатели «Вернисажа» уже имели возможность познакомиться), сердца фэнов 1940—1950-х принадлежали другим художникам. На современный взгляд — наивным и примитивным, каковой была и тогдашняя science fiction. Но в то же время — искренним, увлеченным, одержимым и устремленным в будущее. Как и вскормившая их литература, еще не успевшая вкусить запретного плода: коммерческого успеха.
Начинавшие в ту пору Азимов, Хайнлайн, Саймак, Брэдбери, Кларк и десятки других будущих звезд, а также сотни тысяч их преданных поклонников с замиранием сердца разглядывали обложки книг и журналов, выполненные тогдашними кумирами: Эдом Эмшуиллером, Фрэнком Келли Фризом, Джоном Шонхерром.
И Алексом Шомбургом.
Знаменитый иллюстратор научной фантастики и комиксов в 1930— 1960-х годах Шомбург родился на острове Пуэрто-Рико в 1905 году в семье процветающего плантатора, еще при испанцах перебравшегося на тропические Карибы из Германии. В 1912 году будущий художник вместе с тремя старшими братьями переехал в Нью-Йорк, где окончил школу и поступил в художественное училище — благо все братья Шомбурги неплохо рисовали, получив гены отца — художника-любителя. Алекс, в частности, считал своими учителями в живописи известных американских художников Максвелла Пэрриша, Нормана Рокуэлла и Томаса Харта Бентона.
В 1923 году братья открыли на Манхэттене коммерческую студию, специализировавшуюся на изготовлении наружной рекламы, художественном оформлении витрин и тому подобной деятельности. Среди клиентов братьев Шомбургов были многие известные компании, к примеру, крупнейший производитель электротехники «Westinghouse» (позже — «General Electric»). Ширма братьев Шомбургов просуществовала до 1928 года, а после краха нью-йоркской биржи в 1929 году и наступившего Великого Кризиса каждый пошел своим путем. Что касается Алекса, то он выбрал себе профессию иллюстратора научной фантастики.
Любопытно, что он начал рисовать фантастику за год до появления первого специализированного журнала — легендарного «Amazing Stories».
Как пишет скончавшийся в этом году биограф художника, известный американский фэн Йон Густаффсон (он как раз и подарил мне альбом Шомбурга на конвенции, проходившей в северном американском городке с любопытным именем: Москва, штат Айдахо): «В один прекрасный день 1925 года перед зданием в Нью-Йорке, где располагались редакции научно-популярных журналов «Science and Invention» и «Radio News», стоял высокий и худой молодой человек с характерными пуэрториканским загаром и черными усиками. Он был фанатом радиотехники и прибыл в Нью-Йорк специально для того, чтобы высказать редактору ряд накопившихся у него профессиональных замечаний. Редактором обоих журналов был Хьюго Гернсбек, молодого человека звали Алекс Шомбург, и тогда еще оба не предполагали, что их встреча станет исторической».
Исторической она стала потому, что как раз в это время Гернсбек задумал выпустить спецномер журнала «Science and Invention», посвященный будущему, и дальше вести эту тему. И для этого ему требовался художник, который мог бы рисовать не только «радио», но и «фантастику». И тут ему как с неба на голову упал Алекс Шомбург.
Когда год спустя Гернсбек сделал свое самое знаменитое изобретение — выпустил первый номер первого журнала научной фантастики, — одним из основных иллюстраторов «Amazing Stories» стал Шомбург. Позже он готовил обложки ко многим аналогичным изданиям — «Isaac Asimov's Science Fiction Magazine», «Thrilling Wonder Stories», «Science Fiction Plus», «Fantastic», «Startling Stories», «Galaxy Science Fiction» и «The Magazine of Fantasy and Science Fiction». А также ко многим книгам — в частности, тем, что сотнями выходили в популярной серии издательства «Асе Books» в 1950-е годы.
К началу 1930-х годов Шомбург уже неплохо зарабатывал, но основной доход приносили, разумеется, не иллюстрации для научно-фантастических журналов, а побочная «халтурка» в знаменитой на всю страну компании «National Screen Service». Занималась она тем, что делала по заданию киностудий «допремьерные» рекламные ролики — «трейлеры», в которых широко использовалась анимация. Шомбург получал в этой фирме до 100 долларов в неделю, и в те годы это были совсем неплохие деньги.
Сам художник вспоминал: «В ту пору вы могли накупить себе в продуктовой лавке на три доллара столько всего, что с трудом донесли бы до дому». В разгар экономического кризиса он приобрел скромный фанерный домик в штате Нью-Йорк и не мог устоять перед искушением купить новенький «бьюик», что в те годы считалось предметом роскоши.
Однако пик его популярности был впереди.
Славу и большие деньги Шомбургу принесли не книжные обложки и не иллюстрации в журналах, а комиксы. Он, в частности, создал одного из популярнейших героев «НФ-комиксов» — Капитана Америку, соперничавшего с Баком Роджерсом, Флэшем Гордоном, Суперменом, Бэтменом и прочим персонажами, вторую жизнь которым уже в наши дни дало кино. Тогда еще это были чисто рисованные картинки в газетах и отдельных цветных книжках-картинках, пользовавшихся невероятной популярностью.
Шомбург-иллюстратор научной фантастики совсем не похож на Шомбурга «комиксного». В его обложках к журналам и книгам все предельно серьезно, конкретно, выписано до мельчайшей детали: звездолеты, пейзажи других планет, фантастические животные… Раньше многих своих коллег Алекс Шомбург стал активно использовать распылитель красок (художника даже прозвали «королем пульверизатора»), добиваясь максимальной реалистичности (фотографичности) своих персонажей и артефактов. На его картинах убедительно все: если это звездолет, то верится, что он может летать почти со скоростью света; если орбитальная космическая станция, то она действительно производит впечатление чего-то огромного, функционального, приспособленного для жизни и труда десятков, если не сотни специалистов… Разумеется, это с поправкой на время, когда были нарисованы картины. Представления любителей фантастики о тех же звездолетах весьма разнились в 1940-е годы и сегодня.
Зато в своих комиксах Шомбург предельно условен, графичен, утрирован. И даже ироничен. Комиксы предполагают чрезмерность и некоторую несерьезность — и художник демонстративно изображает своих суперменов действительно «супер»! Такими, каких ждет любитель (преимущественно молодой) этого специфического жанра.
В годы второй мировой войны, когда Шомбурга не взяли в армию по возрасту, он решил выполнить свой гражданский долг не с ружьем в руке, а с карандашом. Теперь его герои — американцы-супермены — сражались с немецкими, итальянскими и японскими «сверхчеловеками». В целом же «военные комиксы» американского художника поразительно напоминают по стилю созданные в те же годы политические карикатуры наших Кукрыниксов.
А с середины 1960-х иллюстрации Шомбурга практически исчезли с обложек: пришли другие времена, и моду стали задавать другие художники. Он, правда, еще успел сделать несколько обложек и черно-белых иллюстраций для журналов «Analog» и «Isaac Asimov's Science Fiction Magazine», однако время таких, как Алекс Шомбург, неотвратимо ушло — и его работы заняли место в области научно-фантастической ностальгии. Умер художник в 1998 году, в конце жизни получив целый букет разнообразных премий — «Челси», «Ленсмен», Премию имени своего коллеги Фрэнка Пола и, наконец, специальную премию «Хьюго» в 1990-м.
Харлан Эллисон сказал о нем так: «Несмотря на всю подчеркнутую проработку деталей и сложность композиции, работы Алекса Шомбурга обворожительно, освежающе примитивны. В них нет ничего наивного — скорее, можно говорить об их обескураживающей невинности. Есть свое колдовство в том, что даже самый аскетичный звездолет в космосе обладает своей притягательностью — просто потому, что мы верим: эта махина способна унести нас куда-то подальше от опостылевшей реальности многоквартирных ульев-кондоминиумов, унылых скоростных автострад и фастфуда. В мир, который должен быть, но которого никогда не будет. Я один из тех, для кого «нарядность» не является достоинством и кому просто необходим этот оазис «примитивной мечты», и потому именно такие картины я называю Искусством с большой буквы».
Проблемы надо решать. Блестящая мысль, и я с ней полностью согласен, в принципе. Бах! Одна пуля — и с проблемой покончено. Но, к сожалению, проблема играет не по правилам. Она не хочет, чтобы ее решали таким образом.
Я оглядел сидящих за столом. Это была моя лучшая аварийная команда. К несчастью, им сейчас предстояло лететь к Юпитеру, а я должен был спуститься на Землю. Меньше чем через сутки начнется процедура предварительного отбора кандидатов. Медлить нельзя, и если я не стартую через тридцать минут, то никак не успею вовремя.
Мне надо быть одновременно в двух местах. Я проклял про себя законы об авторском праве и ограничение, позволяющее делать лишь одну копию, и взялся за дело.
— Вы читали новое требование, — сказал я. — Знаете параметры. У кого есть идеи?
Гробовое молчание. Они решали проблему своими собственными, уникальными способами. Вольфганг Паули, казалось, совсем уснул, Томас Эдисон рисовал маленьких куколок на столешнице, Энрико Ферми, кажется, считал что-то на пальцах, а Джон фон Нейманн с нетерпением смотрел на всех троих. Я ничего этого не делал. Я очень хорошо знал: откуда бы ни пришло решение, оно появится не из моего мозга. Моя задача гораздо проще — проследить, чтобы готовое решение было воплощено в жизнь. И главное — чтобы решение было одно, а не четыре.
Молчание в комнате тянулось до бесконечности. Мозговой трест ничего не выдавал, а я наблюдал, как мелькают цифры на часах. Я должен был молчать и дать моей команде возможность подумать.
Я знал: подобные совещания сейчас проходят в офисах трех других концернов, но это было слабым утешением. У всех дело наверняка двигалось так же туго. Я знал игроков и мог представить себе эти сцены, несмотря на то, что все аварийные команды были разными. Группа концерна НЕТСКО не уступала в интеллекте группе нашего концерна РОМБЕРГ АГ: Нильс Бор, Теодор фон Карман, Норберт Винер и Мария Кюри. ММГ, крупный европейско-мексиканский концерн Маргита-Маркуса Гезельшафта, сконцентрировал свои усилия на технической мощи, а не на чисто научном понимании и творческом мышлении. Они пошли на больший риск и в дополнение к советскому конструктору ракет Сергею Королеву и американцу Николе Тесле присовокупили великого английского инженера девятнадцатого века Изамбарда Кингдома Брунеля. Он стал «гвоздем» программы; я всегда жалел, что он работает не со мной, но ММГ не соглашался даже подумать об обмене. Единственным реверансом ММГ в сторону теоретиков была странная кандидатура индийского математика Шринивасы Рамануджана, но этот невероятный квартет составил чертовски сильную команду.
И наконец, была еще команда концерна БП МЕГАТОН, которую я считал смешанной. Во всяком случае, я не понял логики их отбора. Они затратили миллиарды долларов на приобретение странной пестрой команды: Эрвин Шрёдингер, Давид Гильберт, Лео Сцилард и Генри Форд. Все эти господа были большими талантами, они знамениты в своих областях, но я сомневался, что они смогут успешно работать в одной команде.