28 мая в 4.15 утра флот адмирала Ямамото находился уже приблизительно в двухстах милях от острова, к которому его корабли приближались с северо-запада. Глядя с мостика своего флагмана линкора «Ямато», он не мог не залюбоваться впечатляющим видом идущей за ним армады. В кильватер за ним двигались линкоры «Нагато» и «Мутсу», а в пяти милях к северу параллельным курсом шли еще четыре линкора, составляя некий «линкорный коридор», в котором находились четыре авианосца адмирала Ягумо — «Сорю», «Хирю», «Кага» и «Акаги». Ему было хорошо видно, как авианосцы начали прибавлять скорость и разворачиваться таким образом, чтобы встать против ветра и этим самым облегчить старт своим самолетам. Вот на них появились зеленые огни, и первые истребители «Зеро» начали взлетать в небо один за другим, чтобы освободить место на взлетных палубах для более тяжелых бомбардировщиков, а также чтобы охранять их при взлете и наборе высоты.
В 5.15 торпедоносцы «Кейт» с подвешенными на них бомбами и пикирующие бомбардировщики «Велс» под эскортом «Зеро» наконец-то взяли курс на атолл Мидуэй. Одновременно в воздух были подняты самолеты-разведчики, чтобы осмотреть трехсотмильную зону в направлении на восток, откуда, по мнению адмирала Ямамото, как раз и можно было ожидать американцев. Теперь в небе над его эскадрой не было видно ни единого самолета. Однако он все же решил остаться на мостике и, любуясь отсюда вверенными ему кораблями, стал ожидать сообщений от авиации.
В 240 милях к северо-востоку от Мидуэя сразу два американских авианосных соединения также готовились к бою с японцами. Первой дымила «Леди Леке» — флагман группы контр-адмирала Фрэнка Флетчера и авианосец «Лексингтон», вслед за которым следовал «Йорктаун»; несколько в стороне от них, но следуя тем же курсом, двигались «Хорнет» и «Энтерпрайз», на котором держал свой флаг главнокомандующий американского авианосного флота адмирал Уильям Холси по прозвищу «Бык». Кораблей охранения американский флот насчитывал значительно меньше, однако адмирал утешал себя тем, что все дело решится ударами палубной авиации.
В 6.05 с острова Мидуэй пришло сообщение, что, судя по показаниям радара, большое количество самолетов приближается к острову с северо-востока. Еще через пять минут Холси получил сообщение от одного из своих разведывательных самолетов, запущенных часом ранее: японский флот обнаружен! До предела облегченный пикирующий бомбардировщик со снятым вооружением, но снабженный турбонагнетателем и мощной радиостанцией, шел так высоко в небе, что его не могли достать ни японские «Зеро», ни зенитная артиллерия, и передавал:
— Я — «Одинокий койот»! Я — «Одинокий койот»! Вижу корабли японского флота. Авианосцы и линкоры. Расстояние 135 миль в направлении на северо-запад. Курс юго-восток 21.
«Бык» тут же передал команду своему флоту: курс на юг-юго-восток, иметь ход до полного. Спустя каких-нибудь три часа вражеские корабли окажутся на расстоянии его удара!
Одновременно с острова Мидуэй для атаки японского авианосного соединения взлетели самолеты с аэродромов: одномоторные бомбардировщики «Донтлесс», двухмоторные «Мэроудер» и тяжелые четырехмоторные В-17 «Летающая крепость», буквально утыканные оборонительными 12,7-мм пулеметами и несущие солидный груз бомб. Последнее было весьма важно, так как самолеты летели без истребительного прикрытия, поскольку старые «Буффало-Бюстер» не обладали необходимой дальностью полета, а главное — их задачей являлась ПВО острова, где, кстати, уже все было готово для отражения удара зарвавшегося врага.
На всех зенитных батареях, на всех постах американцы напряженно всматривались в небо вокруг острова. Немногочисленные мирные жители сидели в заранее приготовленных бомбоубежищах, прикрытых в три слоя плитами из железобетона, пожарные также находились на своих местах, а все емкости с горючим были обвалованы и имели окружающие их ровики для стока их горящего содержимого в безопасное место. Ветер мирно покачивал зеленые головы кокосовых пальм. Море было спокойным, видимость отличная.
В 6.40 японские самолеты наконец-то появились с запада: темная масса бомбардировщиков и серебристо-серые «крестики» юрких «Зеро». Истребители «Буффало» попытались атаковать бомбардировщики противника, но тут же подверглись сокрушительной атаке японских истребителей: из двадцати взлетевших с острова самолетов на свой аэродром вернулись только два. Капитан-лейтенант Футида, которому вновь доверили вести самолеты в атаку, обратился к пилотам по радио: «Пилоты Кидо Бутай! Враг перед вами. Вперед на врага, и да прибудет с вами милость высокого неба. Достигнем священной земли!»
Один за другим, скользя между черными клубами дыма от разрывов зенитных снарядов, японские самолеты устремились на цель. Град бомб обрушился на цистерны с топливом, взлетно-посадочные полосы аэродромов, административные и жилые здания, казармы. Опыт Перл-Харбора был тщательно изучен и обобщен. Теперь пополнение японской авианосной авиации пожинало результаты долгих и упорных тренировок бомбы ложились точно в цель, в то время как вражеские снаряды пролетали мимо. Наиболее успешной, с точки зрения японцев, оказалась атака на аэродромы, в результате которой их бетонные полосы были столь сильно разрушены, что уже было нельзя использовать по назначению. Теперь ни один американский самолет уже не мог взлететь с Мидуэя либо приземлиться на него.
И все это ценой всего лишь пяти самолетов «Кейт», трех «Велсов» и одного «Зеро»!
Между тем на расстоянии 150 миль от острова американские самолеты, взлетевшие с его аэродромов, приближались к кораблям флота Ямамото. И все-то они делали правильно, так, как их учили: подходили к целям на разной высоте и с разных направлений, беда была лишь в том, что делали они это в разное время, вместо того чтобы обрушиться на врага единым сокрушительным ударом.
В результате атаковавшие первыми пикирующие бомбардировщики были встречены мощным огнем зенитной артиллерии, подверглись атакам истребителей ПВО с авианосцев и сбросили бомбы очень неточно. Лишь три бомбы взорвались в непосредственной близости от авианосца «Сорю» и сбросили с его палубы в море три самолета. Другие и вообще промахнулись и постарались поскорее возвратиться назад.
Только теперь до вражеских кораблей дотащились торпедоносцы, которые также подверглись сосредоточенному огню кораблей охранения и атакам быстрых «Зеро». В итоге только лишь двум из них посчастливилось вернуться назад на остров, где их пришлось сажать на воду, поскольку взлетно-посадочные полосы были разбиты. Ни одна из торпед так и не поразила цель!
Наконец в небе над японскими кораблями появились Б-17, шедшие на высоте 20 000 футов. По сообщениям с этих самолетов, наблюдались прямые попадания в японские корабли, в том числе и в авианосцы, однако на самом деле все бомбы, хотя и упали от них неподалеку, по-настоящему в цели не попали.
Между тем Ямамото получил уведомление от Футиды, что все цели на острове поражены и что повторной атаки не требуется. Раз так, то Ямамото тут же приказал Нагумо отменить вылет самолетов второй волны и заменить на них бомбы на торпеды, чтобы иметь под рукой соответственным образом вооруженные самолеты для атаки американского флота. Он был уверен, что тот хотя еще и не обнаружен, но должен быть где-то поблизости, и не сомневался, что после его удара по острову корабли янки поспешат на встречу с ним полным ходом. Была отправлена смена дежурным «Зеро», и вновь наступило томительное ожидание.
Приблизительно в 8.20 самолеты капитана-лейтенанта Футиды начали садиться на палубы своих авианосцев, где их тотчас же начинали заправлять и вооружать. В 9.00 этот процесс в крайней спешке был завершен, однако ни самолеты, ни корабли противника по-прежнему не появлялись. Ямамото уже начал было думать, что он ошибся и что американцев по каким-то причинам вообще не было поблизости, когда в 9.25 пришло сообщение с разведывательного самолета с авианосца «Агаки»: «Большие силы противника, включая четыре авианосца, движутся в нашу сторону. Расстояние до вражеских кораблей 120 миль от острова Мидуэй в направлении на юго-восток».
Наконец-то! Тотчас же по приказу адмирала Нагумо с японских авианосцев начали поднимать самолеты. Пилоты, полетевшие на этот раз, были в основном ветеранами Перл-Харбора, которых он придерживал до этого решающего момента. Более сотни самолетов — пикировщиков, торпедоносцев и истребителей — выстроились в небе над эскадрой в один большой клин и уже вскоре после 10.00 исчезли из вида, оставив двадцать «Зеро» прикрывать авианосцы от возможного удара врага.
Предусмотрительность японцев оказалась вознаграждена. Вскоре эсминец «Тахацуки», находившийся в зоне дальнего дозора ПВО, сообщил о большом количестве вражеских самолетов, приближающихся с севера. Это были самолеты адмирала Холси.
Начиная с момента обнаружения японских кораблей, американские авианосцы полным ходом шли к югу таким курсом, что рано или поздно должны были пересечь их курс, если бы они продолжали двигаться так и далее. Наконец в 9.20 разведка доложила о сокращении дистанции до приемлемой, и Холси отдал приказ поднять самолеты в воздух. Пролетая мимо Мидуэя, их пилоты могли видеть огромное облако черного дыма, которое легкий бриз относил в сторону японцев. Ну что же, они хотели войны, теперь они ее получат, в большинстве своем думали американские летчики, рассчитывая сразу же расправиться с ненавистным врагом. А дальше все было, как и всегда: тот же шквал зенитного огня, черные клубы разрывов, неожиданные атаки японских «Зеро». Только лишь нескольким самолетам-пикировщикам удалось преодолеть все эти преграды и сбросить свой бомбовый груз на японские корабли, однако поразить их им так и не удалось. В то же время они отвлекли «Зеро» от более тихоходных торпедоносцев, и те, прижимаясь к самой поверхности моря, все же сумели прорваться через плотную завесу зенитного огня. В результате торпеды сразу трех торпедоносцев «Авенджер» попали в авианосец «Кага»: одна около кормы, а две других — непосредственно в центр корабля. Огромный столб воды поднялся над палубой корабля и буквально смыл за борт все, что на ней находилось. После этого «Кага» потерял ход, тут же начал крениться и уже через полчаса повалился набок. Какое-то время он еще плавал в этом положении, давая возможность эсминцам подбирать людей как вокруг, так и с возвышающегося над водой днища. Но вдруг внутри у него что-то неожиданно грохнуло, и огромный корабль стремительно исчез под водой, оставив после себя лишь огромную воронку, курившуюся клубами пара.
На командиров японских авианосцев это зрелище произвело крайне тяжелое впечатление. Один Ямамото был, как и раньше, спокоен и невозмутим. Впрочем, он тоже, разумеется, волновался, однако причина его волнения носила несколько иной характер: он только что получил сообщение о том, что эскадра адмирала Такаги подходит к Мидуэю с юга!
Надо сказать, что адмирал Ямамото уже с некоторых пор опасался того, что американцы расшифровали и читают японский военно-морской код. Большинство офицеров его штаба начисто отвергали такую возможность, однако старый адмирал не видел в этом ничего невероятного. Ведь разве мало японских подводных лодок с шифровальными книгами на борту были потоплены в самых разных местах, и — кто знает? — может быть, одна или даже две из них вполне могли быть уничтожены на такой глубине, где противник мог бы их поднять со дна на поверхность.
А дальше все было делом времени и техники. Ямамото удивлял целый ряд совпадений, когда американцы слишком уж точно оказывались со своими кораблями именно там, где сил у японцев было явно недостаточно, и наносили по ним слишком уж точные удары. Именно поэтому, выходя к Мидуэю, он решил лишний раз подстраховаться и вывел в море не одну эскадру, а две, причем приказ адмиралу Такаги был передан письменно, в двойном запечатанном конверте, с предложением сразу по его получении прекратить с его штабом всякую радиосвязь.
Конверт был доставлен на военную базу на острове Трук на борту эсминца, и, кроме самого Ямамото, никто не знал его содержания. В то время, пока главные силы Императорского флота двигались к Мидуэю с северо-запада, Такаги должен был подойти к нему с юга и обнаружить себя лишь в случае начала морского сражения. Связь с ним Ямамото предполагал поддерживать при помощи простейшего кода, который он сам же и придумал. Поэтому узнать его американцы никак не могли, а раз так, то и появление Такаги должно было стать для них полной неожиданностью. Правда, под его началом находились далеко не новые авианосцы, а самое что ни на есть старье: «Хосё», спущенный на воду еще в 1922 году и имевший на борту всего лишь двадцать самолетов, «Юньо» и «Рийю» — тоже не первой молодости корабли, а также несколько более новый «Рюдзё», законченный постройкой в 1933 году, с 37 самолетами на борту, с эскортом из одного линкора, крейсера и четырех эсминцев. Эскадру сопровождали корабли с десантом на борту, который они должны были высадить на Мидуэе.
«Рюдзё» — «Сражающийся дракон» — являлся флагманом вице-адмирала Такаги и шел головным. Позади него двигались все остальные авианосцы, а суда охранения — слева и справа. Замыкали колонну растянувшиеся на несколько миль транспорты с десантом. Такаги был полностью информирован и о том, что флот Ямамото подвергся атаке американской авианосной авиации, и также о том, где примерно должны были, в свою очередь, находиться вражеские авианосцы. Взвесив все «за» и все «против», он посчитал, что теперь имеет полное право связаться с адмиралом Ямамото, передал ему свои координаты и получил приказ немедленно поднимать самолеты для удара по американским кораблям. Действовать предстояло максимально быстро, поскольку американцев и японцев на этом направлении разделяло 250 миль — вдвое больше, чем между эскадрами Ямамото и Холси, а это означало, что самолетов Такаги нужно было еще подождать…
Было уже около 11 часов утра, когда теперь уже над американскими кораблями появились японские самолеты, стремящиеся нанести им ответный удар. К несчастью для американцев, значительная часть их авиации находилась на палубах, воздушное пространство охраняло всего лишь 18 самолетов «Уайлдкэт», и тем не менее, едва только перед ними показались японцы, как их сразу же атаковали.
Неожиданный удар смешал их боевые порядки, а кроме того, случилось так, что в это время над американскими кораблями появилась небольшая облачность и авианосцы «Лексингтон» и «Йорктаун» они заметили не сразу. Все удары поэтому пришлись на долю «Хорнета» и «Энтерпрайза», однако досталось им неодинаково. Так, «Энтерпрайз» продолжил движение практически неповрежденным: две торпеды, выпущенные по нему, прошли мимо, а всего лишь одна бомба, попавшая в край его полетной палубы, серьезных повреждений ему не нанесла. В то же время «Хорнет», находившийся всего лишь на расстоянии полумили, пострадал значительно сильнее: в него попали не меньше пяти бомб и четыре торпеды. Командный пост был уничтожен, командир корабля убит вместе со всеми офицерами. Но хуже всего были попадания в полетную палубу. Японские бомбы пробили ее насквозь и взорвались на ангарной палубе среди заправлявшихся там самолетов, где сразу возник очень сильный пожар. Затем там стали взрываться боеприпасы, корабль сильно накренился из-за поступавшей внутрь воды.
В 11.45 был отдан приказ затопить корабль, пылавший от носа до кормы. Более четырехсот человек, оказавшихся в ловушке на нижних палубах, ушли на дно вместе с ним.
Теперь счет был ничейным: один — один.
Американцам показалось, что сейчас можно хотя бы немного передохнуть. Японские самолеты покинули воздушное пространство над эскадрой, поэтому уцелевшие в бою с ними истребители прикрытия срочно посадили для заправки. И вот именно в этот момент ошеломленный до предела оператор радара на «Йорк-тауне» вдруг доложил о приближении еще одной волны самолетов с юга, где вроде бы не было никаких японских кораблей. Момента для нападения нельзя было лучше и придумать. Все корабли разошлись и теперь не прикрывали друг друга, а в воздухе не было ни единого американского истребителя.
О чем в этот момент думал адмирал Холси, так никогда и никто не узнал, поскольку он не пережил этой атаки. Свыше ста самолетов, а адмирал Такаги бросил в атаку на американцев практически все, чем он располагал, и даже не оставил себе авиационного прикрытия, обрушились со стороны солнца на ставшие беззащитными американские авианосцы, и уже ничто не могло защитить от них американцев.
В «Энтерпрайз» попало сразу несколько 500-фунтовых бомб — три в полетную палубу, одна в мостик, а еще одна в кормовую часть. В борт корабля попали две торпеды, проделавшие в нем настолько большую пробоину, что он тут же начал тонуть, не успев даже по-настоящему загореться. Впоследствии говорили, что это было самое быстрое потопление авианосца за всю историю военно-морского флота. Спастись сумели только 15 человек.
В «Йорктаун» попало несколько бомб и также две торпеды. Он сильно накренился, в районе обоих его самолетоподъемников бушевали сильные пожары. Тем не менее адмирал Флетчер успел перенести с него свой флаг на эсминец и теперь командовал оттуда. Агония «Йорктауна» длилась до 15.00.
На расстоянии в милю от этого места пилоты с «Хосё» и «Рюдзё» атаковали «Лексингтон». Они были не так опытны в ударах по морским целям, поэтому в самом начале допустили много промахов. Но их было много! Так много, что им приходилось дожидаться своей очереди на атаку. Вполне возможно, что «Леди Леке» уцелела бы и на этот раз, однако на ее палубах было слишком уж много самолетов, слишком уж много бомб и торпед, которые на них просто не успели подвесить. Зенитчики корабля открыли по японским самолетам бешеную стрельбу, и те вроде бы вспыхивали и падали в море один за другим, и тем не менее четыре бомбы в корабль все же попали. На взлетной палубе, а затем и под ней начался сильнейший пожар. Наспех заделанные после битвы в Коралловом море трубопроводы для подачи авиационного бензина опять дали течь, и корабль превратился в пылающий факел. Потом на нем начались взрывы складов авиационных бомб и торпед, а также зенитных снарядов, бензин из пробитых цистерн хлынул уже настоящим потоком, и «Леди Леке», первая красавица американского авианосного флота, горя и разваливаясь на части, отправилась на дно.
Но битва на этом отнюдь не завершилась. Еще весь этот день, а также и на следующий японские самолеты продолжали атаковать американские крейсеры и эсминцы, полным ходом отходившие под прикрытие авиации острова Оаху. В результате погибло еще четыре тяжелых крейсера, последний из которых ушел под воду всего лишь в десяти милях от берега. С американским присутствием на Тихом океане японский флот покончил вроде бы навсегда!
Известие о поражении американского флота в битве у атолла Мидуэй в штабе генерала Макартура произвело на всех очень тяжелое впечатление. Было очевидно, что японцы теперь «закусят удила» и остановить их будет еще труднее. С другой стороны, новые операции их флота потребуют еще больше топлива для кораблей и самолетов, получить которое им можно было попытаться воспрепятствовать, а заодно и создать плацдарм для будущего продвижения в районе островов Индонезийского архипелага. Разумеется, действовать нужно было не силой, а хитростью, поскольку свободными силами Макартур все равно не располагал. И вот тогда-то в его штабе и был разработан план операции «Дамар».
Дамар — смола тропического дерева, добывалась в джунглях острова Борнео и многих других тропических островов Индонезии и Новой Гвинеи, причем сборщикам его приходилось забираться на очень большую высоту, так что дело это было довольно опасным даже для привыкших заниматься этим аборигенов. Расчет был на то, что даже если японцы об этой операции и узнали, а утечка информации была не исключена, то в первую очередь подумали бы о том, что американцам для чего-то в больших количествах потребовался дамар. Ну, а к тому времени, когда они дознались бы до правды, было бы уже слишком поздно что-либо предпринимать.
И вот несколько американских офицеров в сопровождении китайцев-переводчиков и проводников отправились на остров Борнео и в некоторые другие места, где им предстояло встретиться с вождями местных племен. О проведении операции поставили в известность также англичан, так как у них был большой опыт по части обращения с примитивными племенами, и в данной ситуации этот опыт оказался просто бесценным, так как выяснилось, что японцы на Борнео уже успели пообещать обитавшему там племени даяков пятьсот рупий за голову каждого белого, так как узнали, что при их приближении определенное количество англичан и голландцев укрылось во внутренних его областях. Ибаны, живущие в Сараваке, на это предложение согласились, и кое-кто из белых был, таким образом, убит. Но тут появились англичане и американцы и предложили за каждого убитого японца по ружью и ровно в два раза больше денег, и тогда охотиться на «желтолицых» отправились уже все даяки! Впрочем, на них очень большое впечатление произвело то, каким образом они среди них появились. «Люди упали с неба! Люди упали с неба!» — кричали во многих деревнях даяков, куда на парашютах были сброшены эмиссары англо-американцев. То, что они пришли не по морю, а спустились с капалтербанга (летающего корабля), произвело на даяков исключительно сильное впечатление, а уж когда пришельцы начали раздавать даякам дешевые зажигалки, красную ткань, стеклянные бусы и банки со сгущенным молоком, то отношение к прибывшим сделалось самое дружественное.
Вначале их было всего трое, и все они выпрыгнули из брюха большого летающего корабля, который довольно низко кружился над одной из даякских деревень. Два самых первых приземлились посреди поляны и не могли сдержать своего испуга, увидев приближающихся к ним даяков со своими копьями и длинными мечами-мандоу в руках. Один, оказавшийся американцем, тотчас же поднял руки и побледнел как смерть, но второй, англичанин, заговорил по-даякски, причем довольно сносно: «Ками каван, оранг ингеррис!» (Мы с вами друзья, мы англичане!) Впрочем, выглядел он тоже не очень-то спокойно, а военная форма сидела на нем каким-то мешком, что было, впрочем, и неудивительно, поскольку в джунгли Аравака его отправили прямехонько с университетской скамьи, где ему почему-то вздумалось изучать разные восточные языки и в том числе наречие даяков.
Третьего отнесло на опушку, где он застрял на самой верхушке большого дерева и качался и дергался там в стропах парашюта, словно паяц в кукольном театре. Для даяков это было так забавно, что они чуть было не надорвали животы от смеха, вместо того чтобы сразу броситься его снимать. Парашютист же потом еще долго кричал по-малайски: «Вы придете наконец за мной, вместо того чтобы издеваться?» Но, видя, как он нервничает, даяки смеялись еще пуще!
В конце концов они все-таки сжалились над ним и опустили вниз, взобравшись на дерево и привязав его к веревке из ротанга, переброшенной через ветку потолще. Внизу он спросил: «Великий вождь даяков Лохонг Апюи здесь?» — и, когда вождь, оказавшийся поблизости, вышел вперед, протянул ему руку и представился: «Я майор Гаррисон.[9] Его величество король Англии сказал мне, что Лохонг Апюи его большой друг и что даяки помогут мне и моим людям». Конечно же, вождь был очень польщен этим сообщением и так и не понял, почему один из прибывших вдруг почему-то начал издавать какие-то хрюкающие звуки и к тому же еще и зажал себе рот.
Одного из прибывших, имя которого никто не мог произнести, стали называть туан[10] радист, а второго — туан доктор. Гаррисона же все так и называли туан майор, и этого было более чем достаточно. Вождю он подарил всю ткань от своего огромного белого зонтика, на котором он спустился на землю со своего летучего корабля, и тот выкроил из них легкие и очень прочные рубашки для всей своей семьи, которая этому несказанно обрадовалась.
Затем один за другим прилетели еще три летающих корабля и сбросили много металлических ящиков с товарами. Там были ружья, патроны, лекарства, одеяла и военная одежда белых людей. После этого туан майор собрал на поляне всех мужчин-даяков племени Лохон-га Апюи и объявил с помощью туана радиста, что те, кто захочет драться с японцами, получат ружье, военное снаряжение, а головы, которые даяки по своему обычаю отрезали убитым врагам, они могут оставлять себе, но будут получать за них хорошую плату. Разумеется, все воины племени тут же записались добровольцами, и каждый получил рубашку, штаны, одеяло и винтовку, вот только от полагавшихся им также башмаков даяки дружно отказались, так как никто из них не мог в них ходить.
Затем туан майор начал учить их стрелять. В двадцати шагах он поставил на пенек апельсин и сбил его на землю первой же пулей. Но когда пришла очередь стрелять даяков, то никому из них не удалось его даже задеть, хотя из своих воздушных трубок-сарбаканов они попадали в него каждый раз. В итоге Гаррисон очень рассердился и, видя, как операция «Дамар» терпит крах буквально на глазах, обозвал их болванами. Тут на поляну пришел один старый даяк со старинным мушкетом, набитым кусками рубленого железа, и предложил выстрелить на спор. Поспорили на второй белый зонтик туана радиста, после чего даяк выстрелил и разнес его так, что на поляне не нашли ни кусочка! Даяки дружно засмеялись, засмеялся и сам Гаррисон, и учения были продолжены. Каждый вечер в палатке у белых пищала и бибикала рация, а утром они говорили, какие слова приказал передать даякам король Англии при помощи этого черного ящика с блестящими кнопками и стеклышком со стрелкой.
Вскоре он потребовал, чтобы даяки напали на один из гарнизонов японцев на нефтяных приисках, а также уничтожили все их посты наблюдения, расположенные на побережье. С последней задачей даяки справились очень быстро, причем винтовки им даже и не понадобились. Они просто подобрались к ним поближе и начали стрелять по японцам из своих сарбаканов, используя для этого короткие отравленные стрелы. Никакое противоядие от этого яда не спасало, и японские солдаты, хотя и поливали джунгли пулеметным огнем, умирали один за другим. Кого-то стрела поражала, едва лишь только он поднимал голову над бруствером или выглядывал в амбразуру. Его товарищи пытались обычно высосать яд, прижигали ранку и йодом, и даже раскаленным железом, но… все старания обычно не приводили ни к чему. У раненого вдруг начинало двоиться в глазах, затем холодели ноги, и он умирал, ничего не понимая и не узнавая никого вокруг!
Выходить за пределы своего поста японским солдатам стало совершенно невозможно. На всех тропинках их поджидали протянутые поперек них, сплетенные из шерсти кабана очень прочные, но тонкие нити. Заметить с непривычки их было нелегко, зато, запнувшись за них ногами, солдат тут же падал на вкопанные впереди косо срезанные бамбуковые колышки, присыпанные сверху листьями и поэтому тоже незаметные. Острия этих кольев даяки смазывали либо тем же ядом, что и наконечники своих стрел, либо обмакивали их в кабаний помет, отчего у раненого обычно начиналось заражение крови.
На одном из постов гарнизон оказался довольно большим, и даяки решили использовать огнестрельное оружие. Пока несколько даяков стреляли с одной стороны, чтобы отвлечь внимание японцев, другие подобрались к ним бесшумно с тыла и перестреляли всех в упор.
Затем даяки напали на несколько нефтяных приисков в Сараваке. Работавшие там китайцы при первых же звуках выстрелов разбежались кто куда, а японцы бросились отражать нападение. Воспользовавшись сумятицей, два американца — индейцы племени чероки — незаметно пробрались к самым вышкам и заложили под них подрывные заряды. Взрывы вызвали сильный пожар, охвативший весь прииск, а потушить его было нельзя, поскольку не было никакой возможности доставить для этого оборудование через джунгли. Так, водитель одного из бульдозеров был убит отравленной стрелой, а другой, испугавшись подобного конца, убежал в джунгли, где и сдался в плен даякам, а те, в свою очередь, отдали его туану майору Гаррисону и прибывшим на остров американцам из штаба Макартура.
В итоге потери японцев на островах резко возросли, нефтедобыча упала, однако даяки тоже пострадали, хотя и не совсем обычным образом. Дело в том, что отрубленных голов у даякских мужчин в результате всего этого оказалось так много, что они обесценились, а старики не успевали их высушивать и коптить. К тому же все головы были от японцев, и статус обладающего ими мужчины стал резко падать. Если раньше сватавшемуся юноше достаточно было принести всего лишь одну-две головы и все считали его заслуженным, зрелым мужчиной, то сейчас в качестве выкупа требовали уже по десять, а то и более голов, и то, что парень на следующий же день складывал их к ногам своего будущего тестя, уже никого не удивляло и воспринималось всеми как должное.