Мосул и Киркук находились всего лишь в ста милях, и было хорошо известно, что дороги там значительно лучше. Однако достичь этих пунктов сейчас было столь же тяжело, как и добраться до Северного полюса. В двухстах милях к востоку 24-й танковый корпус остановился вообще. Все его атаки 8 сентября силами 3-й танковой и 10-й моторизованной дивизий не дали никакого результата. Генерал Геир запросил поддержку с воздуха, но ему передали, что сейчас все самолеты задействованы, чтобы прикрыть колонны Гудериана. Он еще не знал, что в это самое время у Красноводска уже грузятся баржи с десантом и что вроде бы окончательно разбитая на Кавказе Красная Армия готовится нанести ему удар в тыл.
О необходимости десантной операции в районе Каспийского моря советские военные специалисты заговорили сразу же после того, как был оставлен Баку. Вначале было предложено отбить этот город назад, тем более что немцы начали там тушить пожары на нефтепромыслах и уже через 2–3 месяца могли бы в принципе начать получать для себя топливо, пусть даже и в ограниченных масштабах.
Однако потом появилась мысль перерезать дорогу на Решт и тем самым серьезно осложнить положение 24-го немецкого танкового корпуса. Но тут пришло сообщение из Тегерана от союзного командования, и всем тотчас же стало понятно, что лучшего объекта для атаки, чем Решт, не найти. К этому времени уже целых десять нефтеналивных танкеров были переделаны в танковозы: пустые емкости по бортам в них залили бетоном, палубу укрепили настилом из шпал, а в носовой части была установлена длинная двухколейная сходня.
На два судна были погружены знаменитые «катюши», которые в случае необходимости должны были стрелять прямо с палубы; рыболовецкие траулеры и шаланды приняли целую дивизию красноармейцев из частей Среднеазиатского военного округа, и весь этот нелепый, но впечатляющий десантный «флот» вышел в море. Маршрут движения был рассчитан так, чтобы суда у берега появились в 4.00 и большую часть пути прошли под прикрытием ночной темноты. Опасаясь воздушного удара немецких Люфтваффе, зенитчики не отходили от орудий и пулеметов. Одна из барж была целиком превращена в носителя целой сотни установок «Пат», и также по нескольку таких установок получили все остальные суда.
Погода благоприятствовала замыслу: стояла низкая облачность, волнение было предельным. Большинство солдат, до этого никогда не видевших моря, лежали в трюмах, страдая от морской болезни, но в целом никаких особых неприятностей переход морем десанту не доставил. Более того, оказалось, что в районе высадки немецких частей не было вообще, а двух патрульных наблюдателей с велосипедом разведчики-матросы зарезали, едва только те появились на морском берегу.
Сходни с танкеров до мелководья в ряде мест не доставали, но это было предусмотрено, и в воду полетели заранее приготовленные мешки со среднеазиатским песком. По этим расползающимся «аппарелям» удалось свезти на берег практически все танки — и легкие американские МЗ «Стюарт», и даже «тяжелые» Т-34, которых, правда, было очень немного. На одной из барж привезли даже Т-26 образца 1931 года с пулеметным вооружением в двух башнях, однако и это были танки, которые еще вполне могли воевать против слабых сил противника.
Не встречая сопротивления, силы десанта уже через четыре часа полностью закончили выгрузку и сразу же двинулись на Решт. Разведка доложила, что там находится крупная база снабжения немецких войск и именно оттуда получают все необходимое передовые части 24-й танковой дивизии и сопутствующих ей подразделений.
«Катюши» тут же были расчехлены и наведены, и уже спустя какие-то минуты выжженную солнцем землю древней Персии обожгло пламя запускаемых ракетных снарядов: потомки Перуна и Стрибога слали по воздуху смерть сыновьям Тора и Одина!
Прошло всего лишь несколько секунд, и там, где находился по-немецки благоустроенный лагерь, громоздились мешки с мукой и сахаром, стояли ряды бензовозов, а зенитные орудия, во множестве разбросанные вокруг среди скал, охраняли все это от ударов с воздуха, забушевал огненный смерч. Снаряды взрывались один за другим целыми десятками, и было их много, очень много. Жители Решта, впервые увидевшие подобный ужас, побросали свои жилища и, кто в чем был, устремились бегом в горы — казалось, что еще несколько мгновений, и неведомо откуда налетевшая огненная смерть поглотит и их самих вместе с их домами. Иные падали на колени и призывали милость Аллаха, им казалось, что начался конец света.
А затем в город, откуда ни возьмись, вошли плосколицые и узкоглазые солдаты в полинявших форменных рубахах и с красными звездочками на таких же вылинявших, желтых пилотках. Солдат в такой форме здесь уже видели еще в прошлом году, а совсем недавно последние их остатки прошли куда-то на юг, гонимые другими солдатами, одетыми в серое. И вот теперь «северные люди» вернулись сюда опять, как если бы их никто отсюда и не прогонял, и перед ними шла ужасная огненная смерть. Теперь в руках у них были уже не винтовки, а короткие и тяжелые на вид карабины с громоздкими дисками магазинов, стрелявшие значительно быстрее, чем в чем-то подобное этому оружие в руках у людей, носивших серую форму.
Конечно же, «желтые» убили всех «серых», а кого не убили — построили в колонну и увели на морской берег. Понемногу стрельба в городе затихла, и жители вернулись в свои дома. Однако крылатая молва уже облетала окрестные селения: «Красные русские» появились опять.
Они уничтожили пришельцев в серых мундирах, и у них имеется страшное огненное оружие, против которого у тех нет защиты. Иной раз, сильно рассердившись, рештцы, случалось, ругались друг на друга: «Пе-дер сухтэ!»[11] — теперь же они воочию увидели — как это происходит на самом деле!
Ранним утром 10 сентября танки Гудериана вплотную приблизились к иракской границе в районе горного прохода Шинак. Его удерживали 6-я индийская и 1-я польская дивизии армии Андерса, причем поляки, которых немцы в плен не брали, дрались с особым ожесточением. В течение всего утра и дня дивизия СС «Дас Райх» пыталась расчистить дорогу для танков, и это ей наконец удалось. Немецкие танки вырвались на равнину, но тут их уже ожидали новенькие «Шерма-ны» 8-й танковой бригады, тогда как сверху их непрерывно бомбили английские устаревшие бомбардировщики «Бристоль-Бленхейм». Где, на каких складах было добыто все это летающее старье, Гудериан не знал, да и не желал знать. Ему хотелось только одного — надежного воздушного прикрытия, для которого у Люфтваффе просто не хватало достаточного количества самолетов. Me-109 — «король воздуха» — хорошо показал себя и в этих прокаленных зноем пустынных местах. Английские истребители — бипланы «Глостер-гладиатор», перегнанные сюда из Мосула, Маската и Басры, они сбивали чуть ли не десятками, но на их месте тут же появлялись другие, причем зачастую даже уже более современные самолеты. Уже на следующий день, казалось, все небо заполнили английские «Веллингтоны», «Галифаксы», «Ланкастеры» и «Бленхейны» и принялись с разных высот бомбить наступающие немецкие войска. Затем по немецким тылам отбомбились еще и американские «Летающие крепости», в результате чего вновь — и уже в который раз! — возникли проблемы со снабжением.
В 11.00 11 сентября генерал Гудериан получил сообщение о полном разгроме 24-й танковой дивизии, окруженной частями Красной Армии и английскими войсками у Решта. О судьбе генерала фон Геира ничего точно известно не было, но предположительно он застрелился.
Впрочем, Гудериану было бы впору сейчас застрелиться самому. В его распоряжении были танки, у которых заканчивались бронебойные снаряды. Между тем с фронта на него наседали поляки, поддерживаемые американскими танками, а со стороны Керманшаха на Мехабад, т. е., по сути дела, ему в тыл, наступала английская 24-я бронебригада.
Наконец, спустя три часа ему сообщили, что 29-я моторизованная дивизия, еще совсем недавно возглавлявшая наступление на Москву, оставила Мехабад и поспешно отступает к Тебризу. Англичане вроде бы ее и не преследовали, но отступать приходилось через земли курдов, и уж кто-кто, а эти пощады не знали: винтовочно-пулеметный огонь с гор по отходившим частям велся непрерывно.
На следующий день все было кончено и у Шинака. Спустившиеся с гор курды уничтожили остатки солдат СС из дивизии «Дас Райх», а все остальные, кто еще оставался в живых, — сдались, поскольку отступать им было просто некуда — позади лежало озеро Урмия. Гудериан попробовал связаться со штабом турецкой армии, находившимся в Ереване, и попросил о помощи, чего бы раньше никогда не сделал. Ему очень вежливо и чисто по-восточному обещали сделать все возможное, все, кроме решительного броска на юг через курдскую территорию. Наступление на Алеппо оказывалось также невозможным из-за неравенства в силах и продолжающегося сопротивления советских войск на севере Армении. К тому же горы вот-вот станут непроходимы, и лезть туда в перспективе зимы просто бессмысленно. Гудериан понял, что это конец, вернее, начало конца, и больше к туркам уже не обращался.
«За умного правителя нации приходится расплачиваться еще дороже, чем за полнейшего тупицу».
На рассвете 3 сентября немецко-фашистским войскам общими силами до двух пехотных дивизий и при поддержке сотни танков удалось овладеть под Сталинградом хутором Елхи и вклиниться в стык между 29-й и 204-й советскими дивизиями. Теперь, казалось бы, уже не найдется такой силы, которая бы остановила их на пути к Бекетовке, где находился штаб 64-й армии. Но такая сила все-таки нашлась — батарея 7б-мм орудий младшего лейтенанта Николая Савченко. Более восьми часов стреляла она по немецким танкам и подожгла их 12 штук и еще одну бронемашину. За это время пехота успела отойти, штаб передислоцировался на новое место, а главное, немцам так и не удалось продвинуться дальше.
Двое суток Елхи, а точнее, оставшиеся от хутора руины с торчащими ввысь печными трубами, удерживались немцами. На третьи сутки, 5 сентября, с помощью подошедших «катюш» и тяжелых танков, пушечных ударов из Бекетовки и бомбардировки штурмовиками
Ил-2, которые бойцы, задыхаясь от радости, впервые увидели в небе в таком количестве, бойцы 106-го полка ворвались в Елхи. С тех пор, вплоть до 20 ноября, хутор много раз переходил из рук в руки. Время от времени о нем упоминалось даже в сводках Совинформбюро, будто бы речь шла о большом городе, имеющем важное стратегическое значение.
13 сентября 1942 года, в воскресенье, Сталин вызвал к себе Жукова и Василевского и предложил им подумать о подготовке мощного наступления в районе Вологды и Сталинграда.
— Пока еще в обоих этих местах наши войска обороняются, однако вполне очевидно, что совсем скоро мы сможем здесь наступать. Теперь, когда немцы разбиты у Решта и под Мехабадом, ничто не препятствует нам постепенно вытеснить их из Закавказья, и в первую очередь опять отобрать у них Баку. Нефть из районов Гурьева, Заволжья и Урала сейчас поступает в достаточных количествах. Но мне бы все-таки не хотелось оставлять Баку в руках у врага. С другой стороны, если мы сумеем разгромить немцев под Сталинградом, то они вполне могут и сами оставить Кавказ, так как опасность того, что мы их там окружим, в этом случае окажется вполне реальной.
Ну и конечно, — добавил он многозначительно, — все то, что мы сейчас здесь будем обсуждать, кроме нас троих, пока никто не должен знать. В том числе и ваши непосредственные заместители…
13 сентября остатки флота адмирала Нагумо находились на полпути к военно-морской базе Трук на Каролинских островах. Его непосредственный начальник адмирал Исороку Ямамото на борту линкора «Ямато» был также на полпути к берегам Японии. И тот и другой размышляли об одном и том же: потеряны четыре тяжелых авианосца, 250 самолетов и почти столько же опытных летчиков. Успеет ли их промышленность обеспечить всему этому достойную замену? Дадут ли летные школы столь же хорошо подготовленное пополнение, как то, что присылалось до этого, и будет ли у них еще время, чтобы «довести его до ума»? Не было у них ответа и на самый главный и больной вопрос, который волновал их обоих: сумеет ли Япония и дальше сохранять свое могущество на Тихом океане или же все-таки оно рано или поздно канет в Лету, а она все равно потерпит поражение?
Тем же самым утром боевик израильской организации Иргун Цви Леуми Моше Даян лежал с винтовкой в руках на крыше одного из домов в предместье Александрии. Он был одет как араб, и от араба его было не отличить. Прямо перед ним по дороге двигался немецкий «Кюбельваген», окруженный эскортом мотоциклистов в черной униформе, но ехали они довольно медленно, поскольку покрытия местных шоссе высоким качеством не отличались.
В машине находился личный представитель рейсфюрера Гиммлера оберштурмфюрер СС Адольф Айхман. В его задачу входила организация очистительных акций, которые на египетской земле должны были проводиться точно так же, как и во всех других местах. Он слышал, что Роммель не одобрял подобной политики СС на Востоке, но лично он, Айхман, считал, что это все ерунда. Фигура стоящего за ним Гиммлера была слишком всесильной даже для Роммеля.
Он думал еще о многом, когда пуля, выпущенная из винтовки Моше Даяна, попала ему прямо в голову…
В Анкаре на докладе у президента Инёню находился начальник Генштаба.
— Всякое сопротивление на территории Советской Армении на сегодня подавлено. Наши войска вступили в курдские районы и сейчас заняты тем, что уничтожают курдских бандитов в окрестностях озера Ван. На сирийском фронте пока без перемен.
— Вы сказали, что подавлено всякое сопротивление, — сказал президент, придав своему голосу определенно вопросительный оттенок. — Это не похоже на армян.
— Я имею в виду организованное сопротивление. Неорганизованные группы бандитов засели в горах, но мы постоянно проводим акции устрашения, берем заложников, так что скорее рано, чем поздно, но этот край все же будет умиротворен. Это всего лишь вопрос времени.
— Да, конечно, — согласился с ним Инёню, но голос его прозвучал так, словно в мыслях у него было нечто прямо противоположное. — А как обстоит дело с предполагаемым наступлением на Мосул?
— Боюсь, что в преддверии зимы нам будет лучше всего от него отказаться, пусть даже это и вызовет недовольство со стороны Германии. Германские офицеры и солдаты отдыхают на наших морских курортах, мы снабжаем их силы у Тебриза продовольствием и топливом, однако большего мы сделать не в силах. У нас нет таких танков, как у англичан и американцев, а главное — ни у нас, ни у немцев нет такой авиации. Буквально только что, как вы знаете, союзники бомбили Анкару, и, по донесениям нашей секретной полиции, в столице пошли нехорошие разговоры… Вот если бы немцы смогли в самое ближайшее время осуществить нам поставки своей военной техники… Но и тогда ни о каком наступлении не может быть и речи раньше весны.
— Да, я думаю, что в этом вы совершенно правы, — сказал президент. — Уж если мы не смогли выбить англичан из Алеппо, то вряд ли будет благоразумно распылять наши силы, чтобы наступать еще и на Мосул.
Военный министр уехал, но не прошло и пятнадцати минут, как в кабинет президента вошел его личный секретарь, весь бледный и взволнованный.
— Господин президент! Позвольте вам сообщить, что на господина военного министра было только что совершено покушение…
— Надеюсь, что он не пострадал? — президент задал этот вопрос, стараясь казаться внешне спокойным. — Ведь он всегда ездит с такой охраной…
— Он умер… Произошло лобовое столкновение с тяжелым грузовиком, в бампер которого был залит тринитротолуол. За рулем грузовика находился армянский террорист-смертник.
— Разве личность его установлена?
— Дело в том, что он умер не сразу и, когда охрана вытащила его из обломков грузовика, успел сообщить и кто он такой, и почему пошел на это преступление…
— И что же он сказал?
— Он назвал свое имя, сказал, что умирает за независимую Армению и что каждого из тех, кто развязал сегодняшнюю войну, ожидает судьба Энвера-паши…
Инёню встал из-за стола и в глубокой задумчивости подошел к одному из окон.
— Да, я всегда подозревал, что тогда в Средней Азии он был убит не просто так, а что к этому делу приложили руку армяне.
— Я отдал распоряжение усилить вашу охрану, — сказал секретарь, — но прежде всего я просил бы вас отойти от окна.
Практически о том же самом в это же время в Берлине разговаривали Альберт Шпеер и Франц Тодт. Они вместе завтракали. Обычно хорошая еда и напитки поднимают людям настроение, однако, глядя на них, сейчас этого никто не сказал.
— Необходимо сообщить фюреру, — говорил Шпеер, — что в 1943 году мы сможем произвести не более 2000 танков Pz.III и Pz.IV. Предложение фюрера начать выпуск новых тяжелых танков фактически срывает всю эту программу, и там, где у нас завтра были бы сотни танков, будут десятки. Его идея о том, что их качество компенсирует общее количество машин, безосновательно. Русские, американцы и англичане все равно сделают танков во много раз больше нас и рано или поздно, но сумеют этим воспользоваться.
— Не забывайте, что наши танки и самолеты нужны также финнам, венграм, болгарам, словакам, а теперь их просит еще и Турция.