- Жаль, жаль... Очень жаль...
Михаилу показалось, а может быть, это было и на самом деле, что голос железного ящика слегка вздрогнул.
- Нет, действительно очень жаль, - опять повторил пращур, - ты знаешь, иногда тоскливо без нового человека... Тут все, что стоят в этом зале, ребята хорошие. Вон с Гарри Холдером, это тот, что стоит рядом, мы были дружны еще тогда, когда я был совсем другим. Знаешь, в самом начале, ну когда я попал сюда, мне было очень тяжело. Ведь у меня была семья. Они, конечно, ко мне приходили, но это было довольно редко. Людмила приходила, бабушка твоя, моя жена то есть, Саша, сын мой. Потом сын один приходил, а еще через какое-то время и с Володей, внуком моим. Жену-то Саши я так и не видел. Не хотела она, наверное...
Неожиданно Михаил вздрогнул. Из недр металлического ящика явственно прозвучал вздох, тяжелый, мучительный человеческий вздох. "Нет, этого все-таки не может быть, - подумал Михаил. - Ведь он все же не человек. Да и что ему люди, родственники. Для него-то это пустое место". Ему опять стало не по себе.
- Гарри тогда было легче, - продолжил компьютер, - у него никого не было. Только девочки знакомые. Любил он о них рассказывать. Но потом все забылось... И у него и у меня. Понимаешь ли, постепенно я стал приходить к мысли, что одному лучше. Я должен мыслить, думать, поглощать информацию и опять думать. Всякие там переживания отвлекают... А когда ко мне перестали приходить, то поначалу стало очень тоскливо... - Он опять вздохнул. - Да, что это я все о себе и о себе. Расскажи, как там наши, Петрухины? Ах да, вы торопитесь. Ну да расскажи коротенько и пойдешь. Ладно?
Михаилу вдруг почему-то стало жалко этот серо-серебристый ящик с несколькими клавишами и кнопками, с небольшим экраном и зрительным устройством. Все-таки, как ни верти, а это его дед. Ну и пускай с огромным количеством оговорок, пускай только мысленно, а вернее интеллектуально, но это дед. Дед, которого незавидная судьба заставила забыть о родственных чувствах, стать где-то черствым мыслителем, считающим, что самое главное в жизни - думать, и больше ничего. Дед, который забыл все радости жизни и не жалеет об этом. Дед, постепенно из мыслящей личности превращающийся в мыслящую машину и не понимающий этого. Да, сейчас он способен еще вздыхать, но останется ли это в нем потом, позже? Хотя да, позже его уже, наверное, и не будет.
Разговор с ним напоминал Михаилу беседу по испорченному видеофону. У него раз была такая история. Разговаривал он со знакомой девушкой, тоже биологом, которая работала тогда на Венере. Аппаратура барахлила, они слышали друг друга хорошо, но она его не видела, а перед ним торчал погасший экран, почти такой же, как на "груди" у его серо-серебристого деда.
И может быть, именно по этой причине он вдруг представил, что сейчас происходит то же самое. То есть дед, о существовании которого он еще вчера совершенно ничего не знал, прекрасно видит его, а он, Михаил, отлично слышит деда, а видит перед собой только серо-серебристую коробку.
Михаил чувствовал, что эта встреча действительно что-то всколыхнула не только, в воспоминаниях этого ящика, но и в электронной душе. Он еще не мог понять, хорошо это или плохо, но видел, что дедов интеллект переживает эту встречу. А сам Петрухин остается к ней почти равнодушным. Надеется в ближайшем будущем увидеть настоящего, живого деда.
Действительно ли он почти равнодушен? Нет. Поежился же он, когда электронный пращур этак по-человечески вздохнул. Может, Михаил заставляет себя быть равнодушным? Только у него не очень получается.
Ну а вдруг дед не вернется живым? Будет ли Михаил желать встречи с этим неодушевлённым, но таким приветливым и печальным предметом? И поймал себя на мысли, ему наверняка захочется побывать здесь еще и еще раз. Плохо это или хорошо? Сразу и не скажешь. Странное желание болтать с предметом, который считает себя твоим родственником. Предмет. Машина... И все-таки ящик частица его настоящего деда, почти живая частица. Возникающая в Михаиле привязанность к этому квадратному чудовищу не что-то противоестественное, а вполне закономерная привязанность к деду, которого на данном этапе он слышит через этот ящик.
Михаилу стало как-то легче. Исчезли остатки отчуждения к серо-серебристому и где-то несчастному предмету-существу. И Михаил, прокашлявшись, почти ласково ответил:
- Ты спрашиваешь, как жили наши. Про всех я тебе рассказать не смогу. Скажу о тех, кто остался в памяти. Так вот, отец мой, Георгий Иванович Петрухин, химик и довольно известный. Жена его, моя мать, Надежда Владимировна, была врачом. Их сейчас уже нет. Ракета, на которой они летели в отпуск, разбилась... Дед мой, Иван Сергеевич Петрухин, был известным строителем, а его брат - океанологом и убежденным холостяком. Так что из Петрухиных я остался один. Про прадеда знаю только одно - металлург он был хоть куда. Петрухинские сплавы и сейчас идут на корпуса ракет. Ну а дальше... Стыдно признаться, но дальше я ничего не знаю...
- Да что тут стыдиться, - спокойно ответил ящик, - я вот тоже совершенно не знаю, кем был мой прадед. Помню,
жил он где-то на Волге. И все.
- А я про своих далеких предков знаю только, что несколько из моих предшественников, но уже много позже, чем ты, тоже связали свою жизнь с космосом. И не все возвращались на родную Землю. В последних поколениях у нас космонавтов вроде бы и не было, хотя в космос летали почти все. Я вот и то побывал на нескольких планетах. Сейчас это просто. А про тебя я долго не знал... Вернее, про то, что ты здесь. Портрет-то твой, что у меня в кабинете висит, мне еще отец подарил. Этот портрет у нас в роду как семейная реликвия.
- А как узнал, в связи с чем? - полюбопытствовал компьютер.
- Да так, совершенно случайно, - вспомнив обещание, соврал Михаил. Услышал, что ты здесь, да вот и заглянул,
Со мной товарищ из Академии наук.
- Это хорошо, что заглянул, - опять вздохнув, произнес ящик. - А то знаешь, тоскливо иногда бывает. Информация по каналам связи - это, конечно, хорошо, но хочется и;
просто поболтать. Слушай, ты женат? Или у вас теперь это не принято? Я как-то не поинтересовался этим раньше.
- В общем-то принято. Но я не женат. Все, знаешь ли, некогда.
- Правильно, Миша. Ни к чему все это. Лишние переживания только мешают работе. Разве можно думать о чем-то важном, когда мозг занят другим? Нет, ни к чему это, я по себе знаю. Настоящий человек должен отрешиться от всего такого. Хотя не всегда это удается. Я вот, например, все время боролся с собой, изживал все эти ненужные чувства.
- Это когда? Тогда, раньше?
- Какая разница. Главное - что это не нужно.
- Знаешь, я в этом как-то не уверен. Об этом мы поговорим с тобой в другой раз. Сейчас я побегу, дедушка. Мне пора. Сам понимаешь, дела.
- Слушай, у меня к тебе просьба. Сделай уж для своего деда. Когда будешь на первом этаже, то там сегодня должна девушка сидеть...
- Да, я ее видел. Людой зовут, симпатичная такая.
- Ты передай ей привет. А то она к нам на этаж последнее время редко заходит. Все больше на другие этажи поднимается... Хотя нет, ни к чему все это, - закончил компьютер с какой-то отрешенностью.
- Тогда прощай! - сказал Михаил и непроизвольно дотронулся до полированной поверхности ящика.
- Счастливо! - ответил компьютер, опять почему-то вздохнув.
Уже приближаясь к двери, Михаил услышал, как электронный пращур крикнул ему вдогонку:
- А ты все-таки заходи обязательно. А то знаешь, тоскливо бывает без нового человека!
Только увидев в холле сидящего в кресле Гарбузова, Михаил вспомнил, что пришел сюда не один. Он даже не заметил, когда Василий Григорьевич вышел из зала. С трудом сбрасывая с себя нервное напряжение, Петрухин сел в кресло напротив я закрыл глаза.
II
Некоторое время они сидели молча. Михаил не мог прийти в себя от этой встречи. Было слишком тяжело. Там, в зале, Михаил почти что почувствовал какие-то родственные связи, соединяющие его с этим ящиком. Но сейчас, когда ушел из зала, начинал понимать, насколько глупо было все, о чем он думал там. Ведь компьютер был всего лишь хранилищем самосознания его деда Ивана Петрухина и не мог быть ничем иным. А раз так, то мог ли Михаил относиться к нему как к человеку?
"Он же переживал, вздыхал, черт возьми, - подумал Михаил. - Я же чувствовал, что ему тяжело. Я ведь хотел, если Иван Петрухин не вернется, возродить в этом ящике те человеческие чувства, которые заглохли в нем за эти века стояния в зале, где он практически не видел никого, кроме таких же несчастных электронных самосознании, как он сам. Нет, я окончательно запутался во всем этом".
- Я прекрасно вас понимаю, - сочувственно покачав головой, сказал Гарбузов, - потому-то я и ушел почти сразу: не мог долго выдерживать вашей беседы.
- Скажите, они действительно тоскуют?
- А вы как думаете? Ведь они с самого начала наделялись эмоциями своих "прародителей". Конечно, основное для этих электронных существ - информация. Но им необходимо и простое непосредственное общение. Здесь налажена система связи между всеми залами и этажами. Однако и такой огромный "коллектив" может надоесть. Лучше всего, конечно, общение с людьми. Хотя оно и бередит их электронную душу. Со временем-то человеческие чувства, эмоции приглушаются, но встречи с живыми людьми напоминают о них...
- Наверное, все они стоячие энциклопедии?
- Конечно, энциклопедии, - согласился Гарбузов. - Им самим от этого не легче. Они переваривают почти всю информацию, проходящую по системам связи, и по знаниям с ними не может сравниться ни один нормальный человек. И все же они не могут не чувствовать себя ущербными.
- Василий Григорьевич, - спросил Михаил, - вы вот говорили, что компьютеры теряют со временем былые человеческие интересы. Как же понимать идею интеллектуального бессмертия? Ведь интеллект должен приносить пользу.
- Они приносят пользу. - Гарбузов провел рукой по своим пышным седым волосам. - От общей системы связи их отключать не стали. Зачем мучить и без того несчастные электронные "создания"? На выходе же канала связи поставили специальный мощный компьютер, регистрирующий и сортирующий все внесенные ими предложения, изобретения, открытия, все, выходящее из этого здания. И нередко мы получаем интересные результаты. Но каково им - полумашинам-полулюдям? Когда космонавты возвращаются, второе "Я" объединяется с первым. И если не возвращаются?.. Ладно, хватит об этом, закончил Гарбузов, вставая. - Сейчас поедем ко мне в академию и там продолжим разговор.
Когда они спустились на первый этаж, Михаил подошел к дежурной.
- Все в порядке? - спросила девушка, подняв на него глаза.
- В общем и в целом, Люда, - в тон ей ответил Петрухин, вглядываясь в синюю глубину глаз.
Девушка слегка покраснела и отвела взор в сторону. Михаилу не хотелось отходить от нее. То ли потому, что после всех этих электронных самосознании появилось желание поговорить с живым человеком, не занятым всеми этими проблемами, то ли она просто понравилась ему. Он и сам еще не знал.
- Вы будете заходить еще? - спросила она, все еще глядя в сторону.