Сахмад вместе со всеми проверил свое оружие, хотя знал, что оно в этом не нуждалось. Но все же он на всякий случай поменял одинарный рожок на сдвоенный. Боевое снаряжение. Рожки, сложенные низ с верхом, были связаны липучкой - старой, коричневой, с блестками слежавшейся грязи. Патроны были на месте. Весело отблескивала латунная оболочка пуль. Сахмад всадил сдвоенный рожок на место, передернул затвор. Посмотрел на ребят. В ответ они задрали стволы кверху - команда к бою готова.
Самое время было помолиться. Свернули оружейные коврики, расстелили молельные, стали на колени. Командир Сахмад прочел вслух суру "Семейство Имран", которую он очень любил и всегда читал, если речь заходила о надежде и смерти. Там рассказывалось, что воин, погибший в бою за Аллаха, попадает в рай. В рай, конечно, попасть хорошо, но пока молод, хотелось бы пожить на земле, узнать, зачем ты явился на этот свет. Может, чтобы отыскать какие-нибудь сокровища. И для этого им предстоит сейчас совершить хадж в преисподнюю. Причем, достаточно холодную. Поэтому все оделись потеплее. Сахмад развернул скатанную куртку, надел ее и плотно подпоясался древним вуруским ремнем. Это был его один из ранних трофеев времен ученичества. Тогда он в первый раз спустился в подземелье, будучи в отряде Сабхи-бабая. Ныне покойного. Он умер от легочной чумы, профессиональной болезни подземщиков. Упокой, Аллах, его душу.
Они встали и по команде Сахмада прыгнули в черную бетонную пасть - кто на заднице, кто на спине, кто верхом на самокатной сумке. Увлекая за собой песок, поехали вниз, во тьму, в тартарары...
МИР ВРЕМЕН ПОТОПА
(Из летописей Данилыча)
параграф 3
"Согласно генеральным принципам ислама все земли в завоеванных Карамской Турцией странах были формально объявлены собственностью султана. Но фактически землей от имени султана управляли наместники и губернаторы. Например, нынешний эмир Московский считается одним из богатейших людей в Карамской империи.
Московский эмират, населенный пестрой смесью арабо-тюркских племен, выходцами с Кавказа и прочим сбродом, высланным сюда из метрополии, считается вассалом турецкого султана. Однако постепенно зависимость эта, по моим наблюдениям, становится год от года все призрачней, зато возрастает влияние Лиги.
Двадцать два года назад, используя в качестве повода незначительный конфликт (во время приема консула шведов, с которым велись переговоры о московском долге, рассерженный дей - представитель султана при дворе эмира - ударил консула хлопушкой для мух), король шведов Карл ХVIII начал войну против Московского эмирата. Но затянувшаяся после быстрой победы партизанская война вынудила шведов удалиться восвояси.
В силу отдаленности Московского эмирата ее наместник давно уже вел политику практически независимую от метрополии. Лишь формально (чтобы не дать никому повода вторгнуться на свою территорию) признавая сакральный авторитет и сюзеренитет султана. Эта часть халифата-султаната более других эмиратов склонна к оппозиции. Казалось, сама московская земля была пропитана ядом сепаратизма.
Нынешний московский эмир, Ахмед III, вынашивал планы создания единого независимого московского государства с включением в него соседних царств. Под своей, разумеется, гегемонией, с присвоением себе титула эмир эмиров. Эта была главная стратегическая цель.
А первым шагом к ее достижению эмир Московский видел в том, чтобы отстоять целостность Нового союза в условиях, когда мировые сверхдержавы стремились расчленить его. Речь шла пока что о весьма вольной федерации Московского эмирата, Казанского ханства и Башкиро-мордовского каганата.
Но даже объединенных сил триумвирата явно не хватит, чтобы противостоять хотя бы одной Турции. Нужна была помощь извне. Призывать на помощь Иран было бесполезно. Иран был заведомо слабее Арабо-Турецкой империи, этой Новой Порты, как ее называли представители Лиги. К тому же такой союз был опасен. Шиитский Иран, с его радикальным исламом, представлял бы серьезную угрозу единоличной власти московского эмира. Светскую и духовную власть иранские аятоллы прибрали бы к рукам, сделав московского эмира марионеткой в своих руках, а то и вовсе бы сместили.
Только союз с нордическим народом мог обеспечить реальную поддержку. Но это означало бы предосудительную связь с неверными. Что противоречило доктрине панисламизма (не говоря уже о пантюркизме) аль-Афгани и Абдо. Эмир Московский опуститься до такой низости не мог.
Но собственная власть дороже принципов. Значит, союз должен быть тайным. Даже поставка одной-двух эскадрилий (10-20 винтовых одномоторных самолетов) будет той гирькой, что уравновесит политические весы. Ирану и Новой Порте придется признать Возникновение четвертого политического полюса мира - "Четвертого Рима".
Правда, эмира Московского несколько смущал тот факт, что, как гласят предания, вурусская Москва была Третьим Римом, а Четвертому не бывать. Но стоит ли верить легендам неверных?
Однако, что он, эмир Московский, может предложить нордам? Пшеницу и овес? пожалуй. Коноплю? возможно. Но за это самолетов не дадут. А дадут самолеты, и даже с радостью, только за крупные поставки "особого товара". Под особым товаром значились женщины. Шведам нужны были женщины. (Господи, кому сейчас не нужны женщины? Даже мне...) Но при всем этом - низкая рождаемость, нехватка женщин, - шведы еще артачились. Китаянок брать уже отказываются. Последнюю партию забраковали почти полностью. Требуют арабских красавиц с европейскими чертами лица... Нет, об этом даже гадко подумать! - восклицал эмир на секретном заседании Большого Дивана. (Эти секретные сведения стали мне известны от Базии, а та в свою очередь узнала их от уборщицы, состоящей в штате уборщиков зала заседаний правительства эмира.) Это опять же против всех принципов ислама! - на всю Ивановскую вопили члены правительственного кабинета.
Но с другой стороны, собственная власть дороже принципов..."
6
Они зажгли два масляных фонаря. Их принесли братья. Был еще запас свечей, но со свечами вышла морока. Нести их было неудобно, пламя, коптя, тянулось шлейфом, расплавляя края, и тогда жидкий парафин обжигал кожу. К тому же от сквозняков свечи гасли, их приходилась снова зажигать от расхлябанной, капризной бензиновой зажигалки, которая была у Фарида-Бакшиша. От неровного огня по стенам метались страшные тени, и приходилось все время вздрагивать и быть наготове. Но для этого нужно, чтобы хотя бы одна рука была занята оружием, ведь еще надо было катить сумку. Поэтому от свечей пришлось отказаться, их оставили на запас. Фонари освещали только несколько локтей пространства, а зал был очень велик. И, если бы не динамо-машина Сахмада, ничего бы они толком не разглядели. Пожалуй что, вообще побоялись бы углубляться слишком далеко, пошарили бы поблизости среди кучек окаменевшего человеческого говна, которые попадались под ноги там и сям, - тем бы дело и кончилось. Но когда ударил, проломил темноту и ушел вдаль ярчайший, направленный поток света, из глоток ребят вырвались ликующие крики восторга. Даже многоопытный Бакшиш порадовался вполне искренно. Ослепляющий луч воодушевлял, манил, указывал путь, как светозарный перст Аллаха. Казалось, что теперь им никакие демоны ада не страшны.
Команда построилась так: впереди шел Сахмад с электрическим фонарем на голове, выбирал путь. За ним след в след двигался Осама с генератором на груди. Оружие у него было, но за поясом, "Берета" девятого калибра. По правую руку от Осамы, мягко ступая, крался Хасан с винчестером наизготовку. И еще под рукой у него торчал обрез, засунутый пока за ремень. Сумасшедший мужик не был обременен самокатной сумкой, вместо нее у него имелся свернутый до поры и закинутый за спину холщевый мешок с одной лямкой. Поэтому свободный от поклажи, самый меткий стрелок, Хасан был наиболее боеспособной единицей отряда.
За Хасаном цепочкой шли братья-близнецы. Как детей их поставили в середину колонны. Ба и Джим несли фонари, а Алиф, как старший на несколько минут и потому отвечающий за их жизни, тыкал стволом "Узи" по темным углам. Шествие замыкал рослый Фарид с автоматической охотничьей винтовкой наперевес. Его обязанностью было прикрывать тыл.
Везде их встречали пустынные, обросшие пылью коридоры, проходы, большие и малые помещения по мере того, как шаг за шагом они исследовали эти безлюдные лабиринты. Все подземелья в черте города уже были осмотрены и разграблены мальчишками. Кое-что еще можно было найти лишь далеко за пределами города. И эти надежды могли оправдаться. Явных следов грабежа не наблюдалось. Благородная мраморная облицовка стен не была ни разбита, ни сорвана, но она потемнела, скрылась под толстым слоем вездесущей пыли. Углы и потолки заросли паутиной так сильно, что казалось, миллионы пауков трудились тысячу лет без отдыха над этими колыхающимися от движения воздуха невесомыми серыми полотнищами.
Сахмад не только выбирал дорогу, но и освещал выбранный путь ярким лучом. Мощный, ровный и длинный, точно волшебное копье, голубоватый луч, пронзал тьму подземелья, заставляя стайки крыс разбегаться веером. Вековая пыль танцевала, серебрилась в световом потоке. Верный Осама, связанный со своим командиром проводом, крутил ручку генератора, высунув язык от усердия. Ребята уже не удивлялись чудесной машинке, но благоговение к ней не проходило. Электрический свет сейчас значил не менее, а может и более, чем хорошая скорострельная винтовка.
По мере того, как они двигались, поскрипывая колесиками своих тележек, но опасность никак себя не проявляла, взвинченные по началу нервы успокаивались. Ребята уже даже осмеливались шутить и устраивать меж собой перебранку. Может быть, они делили еще не найденные сокровища. Сахмад не прислушивался к несерьезным, полудетским разговорам близнецов, к хриплому голосу Бакшиша, а если прислушивался, то - к шумам внешним. Но пока прилетающие звуки были всего лишь отражением от стен собственных шагов: то гулкие, с раскатистым эхом, то близкие, глухие, словно бы придушенные. Поворачивая голову со шлемом, где был фонарь, командир высвечивал лучом наиболее темные, подозрительные, устрашающие, таинственные углы помещений. Но едва туда падал свет, и тьма на черных крыльях уносилась прочь, сразу они лишались всего устрашающего и таинственного. Но все равно было зябко, неуютно. Воздух был холодным, сырым и затхлым. Пыль, поднятая их ногами, попадала в легкие, вызывала кашель. Джим чихал через равные промежутки времени, сморкался, тихо ругаясь. Чих и сопли его всегда одолевали, когда он спускался в катакомбы. Фарид время от времени проводил рукой по оголенной шее, видимо, сожалел, что отдал свой модный шарф на растерзание.
Сахмад уже жалел, что лишил собрата по гильдии необходимой вещи. Ведь шарф для Бакшиша был не только украшением, но и защитой от пыли, когда его натянешь на рот и нос и дышишь через материю. Впрочем, так ему и надо, некая мстительная усмешка надломила ровную линию рта Сахмада. Фарид мог бы вообще не лазить в подземелья, как это делают большинство знающих. Уже изрядно подорвав здоровье, они по большей части занимались скупкой вещей, которые им приносили "на экспертизу" ученики и ходоки. Но жадность гнала Фарида в запретные для него катакомбы, словно он боялся упустить нечто ценное, которое могло ускользнуть мимо его алчного носа.
Век подземщика короток. Ходоки со стажем, как правило, были уже неизлечимо больны. А сказать салаге, чтобы он предохранялся, носил респиратор, такое правило в гильдии подземщиков отсутствовало. Потому что, при наличие учеников, как это ни странно, не было самого института учительства. Наоборот, ходоки и знающие часто напускали полумистического тумана вокруг своей деятельности. Таким образом, все познавалось эмпирически, ценой личного здоровья, а то и ценой жизни. Эта была своего рода месть ходоков и знающих за свою болезнь. Это было вообще в характере восточного человека, беспечно относиться к собственному здоровью, а уж думать о здоровье ближнего и подавно.
Вот почему не было отбоя от неофитов, которые желали бы стать "посвященными". Никто из них не верил в профессиональные болезни. И лишь став знающими, они осознавали свою ошибку. Но осознание этого приходило слишком поздно.
Сахмад вел себя также, пренебрегал средствами защиты, отчаянно бравировал, как все ходоки. Подсмеивался над знающими, над их шарфами, хотя отлично знал и про пыль, и про опасные "бактерии", о которых предупреждал Данилыч. Но чем же он мог возвыситься над старшим иерархом по гильдии? Только пока еще не подорванным здоровьем. И командирской должностью. Все командиры отрядов были как правило из ходоков.
Обойдя ближайшие помещения и ничего интересного там не обнаружив, они стали обсуждать вопрос, куда идти дальше. От станции в разные стороны шли туннели. Куда идти? Сахмад достал из внутреннего кармана куртки маленький квадратик старинной глянцевой бумаги. Края были истерты, обтрепаны, но рисунок сохранился хорошо.
- Что это у тебя? - спросил любопытный Осама, склоняя голову над квадратиком бумаги, которую Сахмад держал на ладони. Света фонарей не доставало.
- Эй, покрути машинку, - приказал командир ответственному за электрический свет.
Когда вспыхнул яркий луч, на бумаге отчетливо стали видны разноцветные линии, веером расходящиеся из центра небольшого круга.
- Паутина какая-то, - сказал Бакшиш. Его присутствие за своей спиной Сахмад хорошо чувствовал по запаху.
- Это не паутина, - ответил командир, с особым наслаждением уязвляя знающего. - Это древняя карта. План-схема туннелей.
И прочел по складам:
"МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА МЕТРОПОЛИТЕН имени В. И. ЛЕНИНА".
- Мы находимся вот здесь, - командир подчеркнул ногтем четыре вурусские буквы: станция "ВДНХ".
Сахмад достал компас, с важным видом посмотрел на бегающую стрелку.
- Если пойдем вон теми туннелями, которые ведут на север, северо-запад, то следующая станция будет "Ботанический сад". - Сахмад перевел это название на местный диалект. - А если пойдем на юг...
- Пойдемте в сад, - сказал Джим, младший из братьев. - Может, там еще остались яблоки...
- Что-то я о таком не слыхал, - сказал Осама, который считался специалистом по чужим садам.
- Этот сад давно увял, - ответил Сахмад.
- Я тоже хочу в сад, - вдруг произнес, молчавший Хасан.
Все засмеялись.
- Ладно, - согласился командир. - Нам все равно куда идти. Пойдем к "Ботаническому..." Только помните, что мы пришли не за яблоками.
Он сложил план вдвое по старому сгибу и аккуратно спрятал документ, который ему на время одолжил Данилыч. С этой картой Данилыч не расставался. Для него этот клочок бумаги был святой реликвией.
Они спустились с высокой платформы на рельсы и вошли в туннель, ведущий к "Ботаническому саду".
Сахмад покривил бы душой, если бы сказал, что не мечтал, подобно своим товарищам, найти здесь сокровища, которые, быть может, схоронили вурусы. Или какое-нибудь древнее их оружие. В этом деле они были мастера. Сахмад любовно погладил свой "Калашник". Хорошо бы найти, например, чудесный кончар, меч-кладенец, о котором рассказывал Данилыч. "Махнешь им направо - улица проляжет в стане врага, налево махнешь - переулочек..." Такой меч хорош тем, что не требует боекомплекта. Вечное оружие - красота! А то с патронами большие хлопоты. Изготовленные кустарями, они не всегда надежны. Да и дороги.