Эдан закрыл глаза и испустил глубокий вздох облегчения. Однако опасность еще не миновала. В любой момент могли возвратиться конюхи. Надо было заставить Лэру одеться и выпроводить ее отсюда.
— Лэра…
Она уже перестала сопротивляться и лежала под ним неподвижно с закрытыми глазами.
— Лэра?
В ужасе он заметил, что закрывает ей ладонью и рот, и нос. Он отдернул руку.
— Лэра!
Она непроизвольно судорожно вздохнула, и Эдан чуть не зарыдал от облегчения. На какой-то ужасный миг ему показалось, что он убил девушку. Веки ее дрогнули и поднялись, и она закашлялась, ловя ртом воздух.
— Лэра! Лэра, прости меня! Я не заметил…
От тяжелого удара голова его дернулась в сторону.
— Ты ублюдок! Я чуть не задохнулась!
— Лэра, прости, я…
— Ты мог убить меня, жалкое ничтожество! — проговорила она, отталкивая его и с трудом поднимаясь на ноги. Эдан попытался было поддержать ее, но она снова оттолкнула его, и он упал на солому. Лэра стояла над ним, обнаженная, с горящими от ярости глазами. — Как ты посмел! Тебя следует высечь!
— Лэра, потише, бога ради! — взмолился он, натягивая штаны и отряхивая с них солому. — Конюхи…
— Конюхи! Конюхи! Ты получил бы по заслугам, если бы они зашли сюда и увидели нас сейчас! Что бы, по-твоему, они подумали?
Эдан поднялся на ноги.
— А что бы, собственно говоря, ты хотела, чтобы они подумали? — спросил он звенящим голосом. И не успев еще договорить, он понял, что неожиданно все переменилось.
— Я могла бы сказать им, что ты хитростью заманил меня на конюшню, а потом придушил, чтобы сорвать с меня одежду и поразвлечься! — злобно сказала Лэра. — И что бы ты стал делать тогда? Что бы, по-твоему, сделал лорд Эрвин, когда бы узнал это?
— Он мог бы узнать куда больше, чем тебе хотелось бы, гневно отпарировал он.
— О, неужели ты действительно полагаешь, что он поверит тебе, а не мне? — презрительно спросила она.
— Нет, это вряд ли, — сказал Эдан. — Но он может поверить стражникам, которые последние несколько недель каждую ночь видели, как ты выходишь из своей спальни и направляешься в мою.
— Они ни разу не видели меня! — сказала она, но в глазах ее промелькнуло выражение неуверенности. Похоже, Лэра впервые осознала, что больше не может полностью владеть ситуацией.
— Неужели? — Эдан пожал плечами. — Что ж, возможно. Возможно, один из них однажды не последовал за тобой, чтобы выяснить, куда ты ходишь каждую ночь. Возможно, он никогда не видел, как ты входишь в мою спальню. Возможно, это по какой-то другой причине все они подмигивают и улыбаются мне всякий раз, когда я прохожу мимо них по коридору.
— Даже если так, — сказала Лэра, — они стражники королевской охраны, и в первую очередь будут защищать мои интересы — интересы принцессы, — а не сына какого-то жалкого камергера! — Она старалась говорить убежденно, но в голосе ее послышались нотки неуверенности.
— Этот какой-то жалкий камергер, — саркастически повторил ее слова Эдан, — является человеком, который всегда следил за тем, чтобы королевским стражникам платили своевременно и хорошо, который всегда заботился о том, чтобы их семьи были надлежащим образом обеспечены, имели приличное жилье и получали помощь придворных лекарей в случае надобности. И вполне вероятно, они пожелают защитить интересы и жалкого камергера тоже и не захотят, чтобы его сына обвинили в насилии, когда правда заключается в том, что принцесса — распущенная потаскуха.
Она ошеломленно уставилась на него, потом изо всей силы ударила его по лицу. Он видел, как она заносит руку, но даже не попытался увернуться от удара.
— Ты, грязная свинья! — она выплевывала слова ему в лицо. Ты за это заплатишь! И как только я могла отдаться тебе!
— Конечно, — криво усмехнулся Эдан. — Это был подарок, о котором я не просил; и я был дураком, что принял его, если учесть его сомнительную ценность.
Подняв руки со скрюченными, словно когти, пальцами, Лэра с яростным воплем бросилась на него, готовая выцарапать ему глаза. Он схватил ее за кисти, развернул и, воспользовавшись инерцией ее же движения, швырнул на землю. Она растянулась на соломе.
— Довольно! — сказал Эдан. — Клянусь всеми богами, довольно! В гневе ли, в похоти ли, ты набросилась на меня в последний раз! Теперь поднимайся и одевайся! Ты все еще принцесса из королевского дома, так что постарайся вести себя как подобает принцессе! Я же отныне постараюсь вести себя так, как приличествует человеку моего положения и звания, о которых я забыл, как последний глупец. Что же касается остального — твоих угроз, твоей уязвленной гордости — поступай, как хочешь. Чего бы это мне ни стоило, мне все равно.
Эдан повернулся и вышел из стояла, оставив ее лежать на соломе с ошеломленным выражением лица. Он пересек проход и вывел своего коня. Микаэл уже успел ускакать далеко, и Эдану нужно было догнать его. Для принца было небезопасно выезжать из замка одному, и Эдан впервые за последнее время снова подумал о своем долге и обязанностях — о том, как долго он еще будет исполнять их. Вероятно, лишь несколько часов. Он не удивится, если по возвращении его сразу схватят люди Эрвина. Эдана это мало волновало. Он испытывал — по крайней мере сию минуту — восхитительное ощущение свободы.
Слова Лэры отрезвили его, словно ушат холодной воды, вылитый на голову. Под какими бы чарами Эдан ни находился, они наконец расстались, и он увидел девушку такой, какой она была на самом деле — эгоистичной, злобной, избалованной… и ясно осознал собственную свою глупость. Так или иначе, как бы теперь ни повернулось дело, по крайней мере, с этой историей было покончено, и он мог попытаться вернуть себе хоть слабое подобие чувства собственного достоинства — если это вообще возможно.
Эдан действительно мало беспокоился о будущей своей судьбе — разве только о том, как это скажется на родителях. Его бесчестье станет их позором, и он надеялся, что у Лэры хватит ума не поднимать шума. Возможно, он убедил девушку, что ей не удастся остаться незапятнанной, если она выдвинет какие-то обвинения против него; что если она решит раскрыть их связь или объявит себя жертвой насилия, то навлечет позор и на себя тоже. Возможно, с его стороны будет не очень по-рыцарски уличить леди в распущенности, пусть даже и с целью самозащиты, но и леди не подобает спасать собственную свою сомнительную добродетель, обвиняя избранного ею же самой любовника в насилии. В любом случае Эдан знал, что Лэра ничего ему не забудет и не простит. В ее лице он обрел смертельного врага. И в первую очередь должен был винить себя самого за то, что связался с ней.
Но как бы ни повернулось дело, Эдан уже не испытывал никакого чувства вины. Теперь он был только сердит, и не столько на Лэру, сколько на себя. В очередной раз он на горьком опыте познал слабости человеческой природы — в данном случае свои собственные. Запоздало он осознал истинное значение внутренней дисциплины. Лэра возбуждала его, и он желал ее. Эдан не хотел искать утешения в мысли, что она соблазнила его, ибо хотя их связь началась по ее воле, он с самого начала являлся более чем добровольным участником событий. Он прекрасно понимал, что делает, как сознавал и возможные последствия подобных отношений — однако все равно продолжал их. Эдан мог винить во всем лишь себя, и какое бы наказание теперь ни грозило ему, он, безусловно, его заслуживал. Если бы только его родители могли избежать бесчестья, навлеченного на них глупостью сына!
Разрываясь между чувством гнева и мучительной тревогой за близких, Эдан быстро поскакал вниз по дороге, ведущей от замка, и осадил коня на повороте, на выступе скалы, откуда открывался вид на город Сиседж и широкие прибрежные равнины. Он обвел взглядом холмистые поля в поисках одинокого всадника и наконец заметил его, скачущего галопом через луг в восточном направлении, недалеко от лесной опушки. Принц отпустил своего сокола, и тот ужа падал камнем на жертву.
Эдан пустил своего коня легким галопом, а достигнув более пологого участка спуска, погнал его во весь опор. Микаэл рассердится на него, и, что еще хуже, он не взял с собой сокола. Эдан постарался придумать, что сказать принцу и как объяснить свое опоздание. Он почувствовал острые укол совести при мысли о необходимости лгать мальчику, но если Лэра уже все рассказала, Микаэл узнает правду очень скоро. А если и нет, то все равно. Принц еще слишком молод, чтобы понимать такие вещи, и у человека, причинившего ему незаслуженную обиду, в его глазах не может быть никаких оправданий. Эдан достаточно долго пренебрегал своими обязанностями, думаю только о себе. Теперь ему придется думать о принце, как, безусловно, и следовало делать все время.
Достигнув равнины, он потерял Микаэла из виду, и стегая коня концами поводьев, поскакал галопом в том направлении, где видела мальчика в последний раз. Он должен был, как обычно, захватить с собой отряд королевской охраны, но сейчас было слишком поздно вспоминать об этом. Не замедляя шага, Эдан взлетел на невысокий холм и окинул взглядом расстилавшиеся перед ним поля. Принца нигде не было видно. Вероятно, его сокол настиг добычу в какой-нибудь ложбине, и Микаэл спешился вне поля зрения. Эдан продолжал двигаться в прежнем направлении, на восток, к опушке соснового леса.
Ему не нравилось, что Микаэл выехал из замка один; и уж совсем не нравилось, что он находится так близко к лесу. Провинция Боруин это не Ануир. Это пограничный район, и в лесу могут быть разбойники, медведи или какие-нибудь равно опасные существа. Могут встретиться здесь и эльфы-отщепенцы, хотя Эдан сомневался, что они осмелятся подойти так близко к Сихарроу. Все же Микаэлу следовало подумать как следует, прежде чем отправляться на охоту в одиночестве. И ему самому, тут же сказал себе Эдан, следовало подумать как следует, прежде чем пренебречь своими обязанностями.
Он въехал на другую возвышенность, на мгновение остановился и осмотрелся по сторонам, пока его конь рыл копытом землю и фыркал. Микаэла по-прежнему нигде не было видно. Куда он мог подеваться? Безусловно, ему хватило ума не заезжать в лес? Но все-таки, напомнил себе Эдан, это был бесстрашный принц Микаэл Роэль, покоритель воображаемых эльфов и гоблинов, победитель чудовищ из своих снов. Микаэл просто многого не знал и потому был неосторожен. А если он углубился в лес… Эдан судорожно сглотнул. Там легко мог пропасть и взрослый человек. Он снова пустил своего коня галопом.
На скаку Эдан поискал взглядом в небе сокола Микаэла, но птицы тоже нигде не было видно. Он оглянулся на замок. Сейчас Эдан наверняка находился приблизительно на том месте, где он видел принца с поворота дороги, ведущей от Сихарроу. Мальчик не мог уехать далеко.
— Микаэл! — крикнул Эдан. — Милорд!
Он подождал. Никакого ответа. У Эдана заныло под ложечкой. А если принц упал с лошади и лежит раненый где-нибудь поблизости, не в силах ответить? Эдан снова позвал. Тишина. Он поискал следы копыт.
И скоро нашел их. Они вели к лесу.
Эдан тихо выругался и поехал по следам Микаэла. Приблизившись к опушке леса, он услышал знакомый клекот и поднял глаза. Это был Убийца, сокол Микаэла. Эдан сам помогал мальчику дрессировать птицу. Он громко свистнул, призывая ее. С ответным криком она вылетела из чащи леса прямо перед ним. Он вытянул руку, и сокол спустился к нему. Эдан поморщился, когда острые когти вонзились ему в предплечье. Он забыл надеть охотничью перчатку. Он огляделся вокруг. По-прежнему ни следа Микаэла.
— Где он, милая? — спросил он птицу. — Куда он поехал?
У сокола был возбужденный вид. Он резко вертел по сторонам маленькой головкой и хлопал крыльями. Эдан заскрипел зубами от боли в предплечье и почувствовал, что рукав его промок от крови. Он потерял след. Он повернул коня назад, пытаясь снова отыскать на земле следы. Внезапно в воздухе что-то просвистело, и Эдан почувствовал резкий сильный удар в плечо. С хриплым криком сокол взлетел, когда он выпал из седла.
Эдан тяжело повалился на бок и вскрикнул от боли. Перекатившись на спину, он схватился за торчащее из раны древко. Стрела арбалета. Разбойники! Он потянулся за мечом и только тогда осознал, что забыл его в конюшне, спеша отделаться от Лэры и догнать принца.
Эдан обругал себя последним идиотом и неловко потянулся левой рукой за кинжалом, засунутым за голенище правого сапога, в бессильном отчаянии сознавая, что даже меч служил бы ему слабой защитой против арбалетов. Кинжал здесь будет практически бесполезен. Все же другого оружия у него не было. Но едва его пальцы сомкнулись на рукоятке кинжала, другая стрела вонзилась в землю в каком-то дюйме от его ноги, и он застыл на месте. Потом Эдан услышал отвратительный утробный звук, нечто среднее между смешком и звериным рычанием, и, подняв глаза, увидел четыре низенькие фигуры, выходящие из-за кустов.
Существа эти были не больше четырех с половиной футов ростом, но поджарые и очень мускулистые. Вооруженные короткими мечами, длинными ножами, копьями и арбалетами, все они были в кольчугах, наголенниках и остроконечных шлемах без забрала. За плечами они несли маленькие круглые щиты; двое направляли на Эдана копья, а двое целились в него из арбалетов. У всех четырех были смуглые плоские лица с резкими чертами и покатым лбом и зловещие золотисто-желтые глаза со зрачками, напоминающими змеиные. У них были необычайно длинные руки; а зубы острые, с клыками наподобие звериных. Хэлин, помоги мне, подумал Эдан. Гоблины!
Он никогда не видел гоблинов раньше, но слышал много рассказов о них и знал, что маленький рост ничуть не делал их менее опасными. Они обладали чрезвычайной физической силой, сверхъестественной реакцией и способностью прекрасно видеть в темноте. Воины, ведущие полукочевой образ жизни, они широко использовали труд рабов и, по слухам, иногда совершали ритуальные убийства и ели человеческое мясо, дабы таким образом забрать себе силу своих врагов. Королевства гоблинов простирались в глухих местностях Керилии, в землях Туразор, Урга-Зай, Кал Калатор, Баронство Кровавый Череп, Марказор и Пять Пиков. Однако Эдану никогда и в голову не приходило, что они могут осмелиться зайти так далеко на юг и подойти к самому Сихарроу.