-- Говорит "РАДИО СВОБОДА". Сейчас вы услышите еженедельное обозрение нашего комментатора Владимира Лобаса...
Владимир Лобас -- это мой литературный псевдоним, это я. Чтобы помешать людям слушать нас там, в России, советские города окружались сетями сверхмощных радиостанций особого назначения, которые никогда не передавали ни последних известий, ни прогнозов погоды, ни футбольных репортажей, а лишь непрерывно, двадцать четыре часа в сутки транслировали вой высокочастотных генераторов: "джаз КГБ". Это была война: за умы, за людские души, которая превращалась в эфире в войну западных передатчиков и советских глушилок. 4.
Если бы всего лишь года три-четыре назад меня, нагловатого тридцатипятилетнего киношника, чье имя время от времени мелькало в газетах, спросили бы: что конкретно толкает тебя бросить благополучную жизнь и все связанные с ней, может, и не очень значительные, но такие приятные привилегии: смотреть западные, не доступные для "простых смертных" фильмы, ездить в не доступную для прочих заграницу, регулярно получать зарплату, появляясь на работе лишь иногда, уютную квартиру, купленную по льготной цене в писательском кооперативе -- за тысячу двести рублей (за тысячу долларов!); оторвать от сердца могилы матери и вырастившей меня няньки; родных, друзей, отца -- я ответил бы: вот эта красная лампочка, эта радиостанция, которая, я знал, где-то там, в далекой Америке, есть.
В этом странном, наверное, для западного человека побуждении не было, между тем, ничего личного, присущего именно мне. Миллионы других людей: умных и глупых, неудачников и баловней судьбы, копошившихся вместе со мной в той, советской жизни, тосковали и тоскуют о том, чтобы любой ценой, любым путем -- используя туристскую путевку, гастроль, спортивные соревнования, израильскую визу, а то и ночью, под пулями, под колючей проволокой, в резиновой лодке, с аквалангом, совершенно не задумываясь о том, что ждет впереди -- лишь бы о т т у д а вырваться!.. Вот и меня постоянно, годами жгла мысль, что когда-нибудь я окажусь перед этим микрофоном и получу возможность говорить правду людям, поколениям которых ежедневно вдалбливалась в головы злокачественная ложь. И потому я не задумывался над тем, сколько денег мне будут платить и выгадаю я или прогадаю, "изменив судьбу". 5.
Денег же, которые я зарабатывал на радиостанции, нам вполне хватало. Мы с женой ни в чем себе не отказывали; сын учился в прекрасной частной школе, за которую мы не платили ни копейки; потом он поступил в колледж, и, хотя у меня не было ни знакомств, ни связей, сын не только учился бесплатно, но еще получал в колледже деньги на учебники и прочие расходы.
Мой отец, которому я подробно писал о нашей жизни в Америке, с некоторыми затруднениями, но все-таки переводил мои письма на советский образ мышления. Так, например, он не удивлялся, что студенту платят стипендию. Однако, когда я написал ему, что мать моей'жены, которая эмигрировала вместе с нами, получает пенсию и снимает отдельную квартиру, папа рассердился и в ответном письме прикрикнул на меня из-за океана: дескать, ври, да не завирайся! Как могла твоя теща получить в Америке пенсию, если не работала там ни единого часу?! Впрочем, я и сам иной раз задумывался: в самом деле, а как это так?.. 6.
Но однажды к нам в дверь постучалась совсем другая Америка: у меня заболел зуб.
И опять через весь Нью-Йорк в метро, а потом на автобусе я отправился на пятачок, где среди сверкания прожекторных ламп и шкафов с инструментами царил дантист, который с акцентом, с трудом, но еще говорил по-русски. Услышав мою безупречно чистую речь, он попросил меня заплатить вперед за осмотр и рентген, а затем вынес приговор: удалить восемь зубов и поставить два моста.
-- А почему это, если болит один зуб, -- вскинулся я, -- нужно удалять восемь?!
-- Потому что они мертвы, -- скорбно сказал дантист.
-- Но у меня никогда не болели зубы...
-- Это беда всех эмигрантов. Перемена образа жизни, пищи, воды -стресс...
Научная дискуссия кончилась.
-- А сколько все это будет стоить? Щелкнул выключатель, и яркий свет, бивший мне в лицо, погас.
-- Четыре тысячи восемьсот пятьдесят долларов, -- отчеканил дантист, и в глазах у меня потемнело. Я как-то, знаете, не привык еще оперировать -тысячами. Ни в один из месяцев, что я прожил в эмиграции, мой заработок не поднимался до суммы в тысячу долларов.
-- Доктор, вас устроит, если я внесу, скажем, пятьсот долларов, а остаток буду выплачивать сотни по три в месяц? Дантист обиделся:
-- Разве я требую у вас всю сумму сразу? Разумеется, я могу подождать: месяц, два. Но я не могу ждать год! 7.
По дороге домой на углу Кони-Айленд и Брайтон-Бич авеню под цветастым зонтом, водруженным на новенькую тележку, я увидел будущего миллионера. Он торговал сосисками.
-- Ну, как делишки? -- спросил я.
-- Хорошо, -- сказал Миша и добавил: -- стыд, Володя, я потерял в Америке уже на другой день! (В Союзе он как-никак числился инженером).
Миша угостил меня горячей сосиской, открыл баночку кока-колы и вдруг спросил:
-- Хочешь начать со мной бизнес?
-- Смотря какой, -- солидно ответил я.
Миша глядел на меня в упор, и я понял, что сейчас он скажет что-то ужасное... Но Миша сопел и молчал. Он запустил руку глубоко в карман своих широченных, советского производства штанов, долго шарил там (видимо, колебался: открываться ли?) и, наконец, решившись, шваркнул о никелированный прилавок тележки желтым, размером с долларовую монетку, кругляшом. На лицевой стороне его я увидел рельефно отчеканенную голову статуи Свободы:
-- Володя, мы будем штамповать эту б....!
Он побледнел: в глазах полыхало безумство:
-- Это чистое золото!
-- Миша, -- с тоской сказал я. -- Ну, подумай сам: зачем я тебе нужен? В золоте я ничего не смыслю, денег у меня нет.
-- Я знаю, знаю, -- зашептал Миша. -- Но, Володя, у тебя есть -- язык!
-- Какой "язык"? Я же говорю по-английски в сто раз хуже, чем ты на идиш.
-- При чем тут "ты -- хуже, я -- лучше"? -- Миша нервничал и сердился: -- Неужели у тебя совсем нет этой жилки? Ты же даже меня не выслушал!
Миша перевернул кругляш, оборотная сторона которого оказалась гладкой, и объяснил, что я держу в своих руках "памятную медаль", которую нам предстоит продавать счастливым родителям новорожденных американцев. Если на гладкой стороне выгравировать имя и дату рождения младенца -- какой отец, какая мать устоят перед соблазном иметь на всю жизнь "память"? А сколько детей рождается в Нью-Йорке! И Нью-Йорк это только начало. Короче, он, Миша, берет на себя раввинов и еврейские родильные центры, а мне предстоит действовать в англоязычных сферах: вербовать католических, протестантских и прочих гойских священников, которые, используя свой авторитет, будут активно способствовать сбыту медалей...
-- Но с какой стати они станут нам помогать? -- удивился я и почувствовал, какую боль способна причинить моя вульгарная наивность:
-- Во-ло-дя, они же будут падать в долю!.. 8.
Почему-то именно в эти дни, когда я старался как можно реже открывать обезображенный рот, когда после продолжительных переговоров дантист удалил-таки мне зубы, пообещав, что, едва подзаживет десна, он бесплатно вставит временные мосты -- у меня впервые зародилось сомнение в добросовестности свободной американской печати... Случилось это в приятный послеобеденный час, когда с океана уже потянуло прохладой, и я, развалившись в кресле, углубился в "Нью-Йорк Пост". Читать газету мне было трудно, но тут я как-то очень уж бойко одолел длинную статью о безработице. Незнакомые слова в статье на эту тему встречались редко, поскольку все вокруг: и пассажиры в метро, и соседи по дому, и телевизионные дикторы, и сенаторы, и сам Президент взахлеб говорили о безработице...
После еды меня клонило в сон, и, чтобы продлить ежедневный урок чтения, я стал просматривать самое легкое -- объявления:
"ТРЕБУЮТСЯ ФИНАНСОВЫЕ КОНСУЛЬТАНТЫ, ПРОГРАММИСТЫ, МЕНЕДЖЕРЫ, ДЕТЕКТИВЫ, ТЕЛОХРАНИТЕЛИ"...
Почему же в каждом бюро, где выдают пособие, стоят в очередях сотни безработных?
"ТРЕБУЮТСЯ ПОВАРА, ОФИЦИАНТЫ, РАССЫЛЬНЫЕ, ЮВЕЛИРЫ, ПАРИКМАХЕРЫ, ЭНЕРГИЧНЫЕ ЛИЧНОСТИ"...
За каждое объявление заплачены деньги. С какой же стати работодатели выбрасывают свои доллары на ветер вместо того, чтобы позвонить в бюро, где, конечно же, есть картотека, и попросить прислать безработного парикмахера или "энергичную личность"? Очевидно, я не понимал чего-то важного и потому приказал себе не занимать мысли решением государственных дел, а подумать о чем-нибудь земном, например, о том, как бы подработать на стороне четыре тысячи и поскорей заменить "временные зубы" -- на "настоящие"... Но не тут-то было: едва я стал просматривать объявления целенаправленно, выяснилось, что подыскать для себя самый скромный приработок намного трудней, чем решить проблему безработицы в масштабах страны.
Ни бухгалтерского учета, ни программирования я не знал. В детективы не годился. Менеджером стать не мог уж хотя бы потому, что никогда не командовал и не умел командовать людьми.
Спускаясь по лесенке престижности профессий все ниже и ниже, я набрел на раздел "ТРЕБУЮТСЯ ВОДИТЕЛИ", не умещавшийся в трех колонках.
Требовались водители грузовиков, лимузинов, микроавтобусов, развозчики хлеба, воды, горючего...
Я никогда не водил ни грузовиков, ни лимузинов, но такая перспектива мне почему-то сразу понравилась. И до чего это сладко было: даже просто помечтать о лихой шоферской свободе!
"ТАКСИСТ САМ СЕБЕ ХОЗЯИН! ТРЕБУЮТСЯ ВОДИТЕЛИ ТАКСИ НА ПОСТОЯННУЮ И ВРЕМЕННУЮ РАБОТУ".
Это объявление мне понравилось еще больше.
"НОВЕНЬКИЕ МАШИНЫ. САДИТЕСЬ ЗА БАРАНКУ ХОТЬ СЕЙЧАС!".
Чувство ответственности протестовало, а благоразумие подсказывало, что мне не следует садиться за баранку ни новенькой, ни старенькой машины, но ведь я занят на радиостанции только по пятницам и в остальные дни вполне... И почему бы мне не попробовать?..
"ЕСЛИ У ВАС НЕТ ТАКСИСТСКИХ ПРАВ, МЫ ПОМОЖЕМ ВАМ ПОЛУЧИТЬ ИХ В ТРИ ДНЯ. НЕ УПУСКАЙТЕ ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАРАБОТАТЬ 600 ДОЛЛАРОВ В НЕДЕЛЮ!".