Она не попала. Смачный плевок распластался на стекле, но вытирать его потом и со стекла было не очень приятно. Скажите:
ну, что я должен был сделать? Плюнуть в ответ? Позвать полицию?.. Я наказал хамку так, что она до конца своих дней запомнила мою месть -- уехал, не получив денег...
Однако же, все эти воспоминания, которыми я себя распалял, были опять-таки правдой однобокой... Как-то очень ловко отгонял я от себя мысли о черном кэбби, который всего-то несколько часов назад отмазал меня от скандала у отеля "Американа", куда я привез багаж из "Хилтона". Не всплыл почему-то в моей памяти и другой негр-таксист, который сказал мне: "Поезжай за мной!" после того, как я под скрежет зубов "забытого папы" пошел на разворот прямо перед носом его кэба у ангара TWA... Ни единой доброй мысли в связи с черными не промелькнуло в моей голове, пока я делал вид, что не замечаю их, и так продолжалось до самой полуночи...
А когда пробила полночь, в тебе проснулась совесть?
Нет, это было не так и совесть тут не при чем... 2.
Разделавшись с кошелкой, отъехав от "Манхеттен Хаус", я не чувствовал себя ни раздавленным, ни обделенным судьбой. Я оставался тем, кем и был всю свою жизнь, что в России, что в Америке: беззаботным, веселым нищим! Тормознув у первой же попавшейся телефонной будки, раздумывал я: звонить или не звонить жене; да и деньги нужно было пересчитать; и тут привязалась ко мне черная девушка с виолончелью: пожалуйста да пожалуйста, отвезите меня домой...
-- Куда?
-- Сто восемнадцатая и Лексингтон.
-- Не могу, -- сказал я. -- Моя смена кончилась, я должен возвращаться в Бруклин...
Только этого мне не хватало: ехать ночью в восточный, самый опасный Гарлем. Вне зависимости от того, сообщили сегодня о том газеты или не сообщили, в восточном Гарлеме каждый Божий день с неотвратимостью захода солнца грабят бандюги беспечных, заехавших туда таксистов. Недели две назад на стоянке в "Ла-Гвардии" черный кэбби показывал мне изуродованный свой палец, с которого ночной пассажир -- "братишка" -- с мясом! -- сорвал серебряный перстень, а потом еще бил таксиста револьвером по голове за то, что беспрекословно отданная выручка составляла всего двадцать восемь долларов...
К счастью, девушка с виолончелью так обиделась на меня, что объясняться с ней не пришлось. Она отвернулась и высматривала такси на Третьей авеню, а я тем временем считал деньги.
День выдался неудачный, и за пятнадцать часов сделал я всего сто двадцать семь долларов; но это означало, что на сегодня с хозяйкой чекера я в расчете, что сожженный за день бензин оплачен, а штраф за остановку возле авиакасс покрыт... Правда, для себя я не заработал покамест и по два доллара в час; но не могу сказать, что эта мысль камнем давила на грудь!.. Какой там "камень"? Сто двадцать семь долларов -- ведь это же был для меня рекорд! Еще ни разу не зашибал я в течение одного дня такой суммы! Более того: если вспомнить, сколько времени, сил и нервов угробил я попусту (как и вчера, как и позавчера) -- на идиотскую "охоту" за пассажирами в аэропорты, -становилось ясно, что свой рекорд я запросто сумею повторить и завтра, и послезавтра, причем для этого нужно только одно: задушить в себе нелепый азарт выискивания чемоданов. Если я буду брать всех клиентов подряд (или, как говорят старые кэбби, "подметать улицу"), сегодняшний рекорд станет ежедневной моей нормой. Три дня в неделю я буду работать на хозяйку, а три -- на себя. И даже в связи с повесткой в уголовный суд не чувствовал я себя подавленным, ибо, поостыв и спокойно во всем разобравшись, принял самое простое и самое разумное решение: поскольку я ни в чем не виноват, то мне вообще незачем являться на суд. А повестку, дрянную эту бумажонку, надо просто порвать и выбросить! Ну, что -- самое худшее -- могут сделать за неявку в суд порядочному человеку, который ничего такого не сделал? Ну, отберут таксистские права. И слава Богу! Жена будет счастлива... 3.
Монету в автомат я уже опустил, а набрать номер не решался. Звонить нужно было раньше, а теперь неизвестно ведь: волнуется ли жена, бродит ли по квартире, не находя себе места, или -- уснула? Может, мой звонок вместо того, чтобы успокоить -- разбудит ее?
-- Неужели нельзя истратить на меня пять минут вашего драгоценного времени?! -- снова пристала ко мне черная виолончелистка.
-- Нет, нельзя! -- отрубил я. И поехал работать: пока открыты улицы, пока деньги -- текут...
-- Большое спасибо, сэр! -- вдогонку крикнула девушка. Кисло мне от ее иронии.
Но что это: на протяжении чуть ли не десяти кварталов Ист-Сайда, навстречу мне не поднялась ни одна рука. Странно. Ведь только что и десяти метров нельзя было проехать спокойно: меня рвали на части. Я свернул на Парк-авеню, она была пуста.
Огромный город уснул внезапно, как заигравшийся ребенок. Я проверил Пятую авеню: свободные такси катили по ней сплошным потоком. Пассажиров не было. Ни белых, ни черных. Вон, у здания Библиотеки мужская фигура -- не подняла руку, нет, лишь шагнула к краю тротуара, и сразу к ней -- один кэб наперерез другому...
Ночная гонка трудней и рискованней утренней, но меня словно кто-то подзуживал: я д о л ж е н выиграть хотя бы одного пассажира!
Безлюден был Центральный вокзал, безлюдна Мэдисон-авеню. Часы показывали 12:20. На поиски клиента я положил себе десять минут. Найду, не найду -- в 12:30 я уезжаю домой.
Я пересек Манхеттен по Сорок второй улице -- безрезультатно. Отель "Тьюдор" тоже уснул; спали танцульки и ресторанчики на Первой авеню...
Еще десять минут. Дополнительных. Теперь уже точно -- последних!... 4.
Я пережидал красный свет на углу Шестьдесят седьмой улицы, когда заметил, что к перекрестку приближается черная женщина с ребенком. Она еще не достигла края тротуара, может, ей вовсе и не нужно такси.
Стая желтых акул, мчавшихся по авеню, была метрах в пятидесяти от меня, и я рванул с места, не дожидаясь переключения светофора -- только колеса взвизгнули...
-- В Бруклин поедете? -- спросила женщина. Мальчик лет пяти, которого она держала за руку, засыпал стоя.
-- Садитесь! -- буркнул я, вроде бы недовольный. Совсем необязательно докладывать ей, как мне повезло. Работа в городе все равно кончилась, а я поеду домой -- с включенным счетчиком.
Вот вам и ответ на вопрос вопросов: какой пассажир самый лучший? Белый? Черный? В аэропорт?.. Лучше всех тот, кто едет туда, куда мне, таксисту, нужно.
Но добра без худа не бывает: пассажирка в Бруклин оказалась сварливой, и мы -- поссорились.
-- Вы знаете, где находится Хайленд-бульвар? -- спросила она.
-- Приблизительно, -- ловчил я. -- А разве вы сами не знаете, где живете?
-- Я не езжу домой на машине, -- раздраженно ответила женщина.
-- Не волнуйтесь, все будет в порядке, -- примирительно сказал я: нельзя же было после всего потерять бруклинскую работу. -- Разыщем мы ваш бульвар.
-- Ты будешь искать, а я -- платить? -- взъерепенилась черная: -- Имей в виду, больше десяти долларов ты с меня не получишь!
-- 0'кей! -- сказал я. -- Десять так десять. Она унялась -- захныкал ребенок. Раздался шлепок. Мальчонка заревел вовсю.
-- Зачем вы его бьете? -- не выдержал я, -- Разве он виноват, что ему давно пора спать?
-- Вы такое слыхали?! -- заорала черная, словно в машине кроме нас были еще люди. -- Этот дурак будет учить меня, как мне обращаться с моим сыном...
Мы находились на южной границе Манхеттена. Впереди аркадой тусклых фонарей вздыбился уходящий в Бруклин мост. Я подъехал к бровке:
-- Дальше вы будете добираться без меня...
-- Ты не имеешь права выбрасывать женщину с ребенком в час ночи посреди улицы, -- с угрозой сказала черная. Но я и не собирался так поступать.
-- Я остановлю для вас другой кэб -- сказал я.
-- На счетчике 3.85, -- напомнила она, намекая, что не даст мне ни цента.
-- Хорошо. Все деньги вы заплатите тому дураку, который вас повезет.
Стоило мне выйти из машины и поднять руку, как вплотную к моему чекеру подкатил кэб с включенным сигналом "НЕ РАБОТАЮ".
-- В Бруклин! -- указал я на мост.
Но таксист, по-моему, русский, на меня даже не глянул: он напряженно всматривался сквозь пыльное стекло: кто сидит в чекере. Всмотрелся и -двинул на мост...
Следующий кэбби поступил точно так же: остановился, всмотрелся, уехал.Третий, негр, вступил в переговоры:
-- Куда она едет?
-- В Бруклин.
-- Бруклин большой...