1.
А телефон все звонил и звонил... Едва я только заслышал его, дисциплинированное мое сознание тотчас же отдало телу команду: "Встать!", но тело -- не подчинилось. То тяжелое, чем полнились мышцы плеч и спины, было свинцовым изнеможением вчерашнего, двадцатидвухчасового рабочего дня... Вчера мне казалось, что эти часы пролетели совсем незаметно, а усталости я, пока крутил баранку, и в самом деле не ощущал. Сейчас, однако, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой...
Телефон, между тем, умолк... Человек свободный, никем не понукаемый, я мог валяться на диване, сколько мне заблагорассудится. Мог вообще не поехать на работу, устроить себе внеочередное воскресенье. Я так и решил: сегодня -день отдыха. Заслуженного и необходимого. Единственное, что я должен сделать, это переставить чекер на другую сторону улицы. Иначе в восемь часов его ветровое стекло украсит штрафной талон. Допустить этого никак нельзя и, стало быть, нужно подниматься.
Первым делом я выглянул в окно. Чекер не угнали: желтый его капот высовывался из-за здоровенного мусорного бака, возле которого я на рассвете поставил свой кэб, поближе к входу в дом.
На кухонном столе, придавленная сахарницей, -- пачечка влажных зеленых бумажек. Деньги на видном месте положены с умыслом: чтоб жена и сын, прежде чем уйти утром из дому, пересчитали бы их vr узнали о моем -- 177 долларов! -- рекорде... Однако же пачечка моя выглядит, вроде бы, похудевшей. Со вздохом извлек я из-под сахарницы деньги, пересчитал их и вздохнул еще раз: 154... Значит, двадцатку взяла жена, а три доллара -- сын.
Я знал, что жена бережет мои таксистские деньги, что она до сих пор носит привезенное из Союза пальто. Что мотовство сына пока ограничивается лишним куском пиццы, билетом в кино. Мне не в чем было упрекнуть своих иждивенцев, но денег все-таки было жалко...
Вспомнил я и о повестке в уголовный суд. Нет, я ее не порвал и не выбросил, трезво рассудив, что утро вечера мудренее. И теперь, разыскав изжеванную, сырую бумажку, снял с полки англо-русский словарь и принялся за поиски неразборчиво вписанного термина, определявшего состав моего "преступления"..."S" -- с трудом разбирал я каракули полицейского; "О", потом, вроде бы, "L". Вскоре я убедился, что слова, начинающегося на "SOL" с окончанием "ING" в словаре нет, но в конце концов отыскал глагол, основа которого совпадала по орфографии со словом в повестке. Однако же смысловые значения этого глагола никак не вязались со вчерашним происшествием: "выпрашивать подаяние; приставать к мужчинам. "Ее обвиняли в том, что она приставала к мужчинам на улице"; подстрекать население к бунту..."
Да ведь это просто потрясающе! -- обрадовался я. -- И как здорово, что не выбросил я сгоряча повестку. Нет, я непременно приду в суд в назначенное время! (Мне даже досадно стало, что разбирательство состоится аж через месяц). В отглаженном костюме, в начищенной до блеска обуви, я войду в зал заседаний и, обуздав благородное свое негодование, бесстрастным тоном расскажу все подробно о том, что в действительности произошло, а, закончив, в упор спрошу полисмена: "Так в чем же все-таки вы меня обвиняете? В том, что я "выпрашивал подаяние"? Или в том, что я "подстрекал население к бунту"? О, это будет та еще сцена! И если кому-то и вправду следует не на шутку опасаться предстоящего суда, так уж, наверное, этому болвану в полицейской форме. Вот кому даст судья прикурить!.. 2.
Шаркая по полу чужими ватными ногами, я добрался до ванной. Если бы жена не постелила мне вчера на диване, я, может, заставил бы себя встать под душ. Сейчас, однако, в моем распоряжении оставались считанные минуты.
Чужая, вспухшая будто от пьянства, физиономия с красными глазами глянула из зеркала. Нужно было хоть как-то умыться, но донести пригоршню воды до лица я не мог: левая рука дрожала.
Опять грянул телефон:
-- Извини, что разбудила, -- сказала жена.
-- Ты меня не разбудила, я уже встал...
-- Ты не забыл, что нужно переставить машину? Я звоню уже второй раз.
-- Я был в ванной, -- сказал я.
-- Ты отдаешь себе отчет в том, когда ты вернулся домой? -- жена старалась, чтоб в ее упреке не прозвучала нотка раздражения. -- Я же чуть с ума не сошла...
-- Так получилось, -- сказал я, натягивая непросохшие джинсы.
-- Пожалуйста, не вздумай сегодня '^иботать, -- попросила жена.
Меньше всего горел я сейчас желанием вкалывать. Однако в том, что жена взяла из привезенных накануне денег двадцать долларов, а теперь уговаривала меня отдохнуть, побыть дома, было какое-то противоречие... Я сунул ключи в карман и захлопнул входную дверь... 3.
Из оставшихся 154 долларов около двадцати уйдет на заправку, думал я под жужжание лифта. 62.50 принадлежит хозяйке. Но, если устроить сегодня выходной, этот долг удвоится. За то, что чекер целый день простоит под окном, мне придется уплатить деньгами, которые я привез домой накануне. Если пойти на это, получится, что за двадцать два часа я заработал -- девять долларов...
Я был совершенно свободным человеком, хозяином самому себе. Но какой хозяин мог бы заставить меня, не спавшего ни минуты, снова сеть за руль?!.. Впрочем, я и не собирался выкинуть сейчас такой номер. Я решил поступить разумно: переставлю машину, вернусь, выкупаюсь, подремлю, а где-то после полудня...
Прокуренные легкие с наслаждением втягивали живительный после дождя воздух. Я обошел мусорный бак, и по сердцу словно полоснули ножом: треугольное, меньшее из стекол водительской дверцы было разбито; сама дверца, конечно же, открыта; а распахнутая крышка багажника раскачивалась на ветру, чуть позванивая вырванным "с мясом" и повисшим на изогнутой заклепке замком... Деловому автомобильному вору недосуг было возиться с отмычками под дождем. Он открыл машину по-быстрому -- молотком и зубилом -- и украл (это вам не шалун-подросток) -- новенькое запасное колесо, домкрат, новенькие кабели, фонарик... Багажник был пуст, на дне его стояла вода...
Как ни горька была моя печаль, но главное еще предстояло выяснить: украден ли счетчик?.. Стоивший, по словам хозяйки, четыреста с лишним монет, электронный счетчик я почему-то не оставлял в багажнике, как это делают многие таксисты, а уносил домой, или же, как вчера, -- завернул в тряпку и спрятал под сиденье...
"Никогда! Больше никогда не оставлю я кэбе счетчик!" -- поклялся я и, царапая ладонь об осколки, ринулся искать его под сиденьем -- и тотчас убедился, что вор заглянул и сюда... Исчезли из-под сиденья и монетница с мелочью, и блок сигарет, и даже бумажный пакетик с двумя бутылочками кока-колы; однако же -- наперекор худшим моим предчувствиям, -- завернутый в тряпку счетчик обнаружился в том самом месте, где я его и оставил. Провидение все-таки сжалилось надо мной в это утро; но как ни крути, как ни верти, а вчерашних денег не хватало на то, чтобы и стекло вставить, и оснастить багажник новым замком, и новой "запаской", и новым домкратом...
Поскольку рассчитывать на сочувствие хозяйки не приходилось, я тут же решил, что не стану докладывать ей о случившемся, а сэкономлю, сколько уж удастся, и куплю вместо новой "запаски" -- подержанную, и подержанный домкрат. В багажник хозяйка не заглядывает...
Всецело, казалось бы, поглощенный этими размышлениями, не забыл я, однако, о том, что за спиной у меня -- двадцатидвухчасовая смена да бессонное утро. Начинать рабочий день, не отдохнув, было нельзя. И, подвязывая крышку багажника обрывком шпагата, положил я себе не отступать от намеченного плана: переставить кэб, возвратиться домой, позавтракать, подремать.
Именно с таким намерением я и объехал вокруг своего квартала, вокруг соседнего, а поставить машину было негде. Еще один квартал, еще ... Даже если я и найду теперь место для чекера, у меня все равно нет сил тащиться пешком домой почти целую милю. Я закурил, выдохнул вместе с дымом ядреное словцо -- и двинул на ведущее в Манхеттен шоссе! 4.
Вы прилетели в Нью-Йорк и наутро по приезде, выйдя из отеля, направились к выстроившимся у подъезда такси. Обнаружив, что дверца головной машины почему-то заперта и уже согнув указательный палец, чтобы постучать водителю, вы заметили, что кэб -- пуст... И в следующей машине тоже никого за рулем не было... Решив избежать скандала, вы направились к третьей машине. В ней сидели какие-то люди. Вы пригляделись:
четверо шоферюг с опухшими от пива, небритыми мордами резались в карты...
-- Швейцар! -- окликнули вы прятавшегося за колонной прохвоста в цилиндре. -- Что тут у вас творится? Могу я -- сесть в такси?
-- О, простите, сэр! -- с фальшивым раскаянием в голосе отвечал прохвост и сунул в рот свисток.
Проезжавший мимо кэб тотчас же притормозил, но едва вы в сопровождении швейцара направились к нему, как остановившийся было кэбби сделал выразительный жест, словно намеревался левой рукой отрубить свою же правую по самый локоть и -- умчался.
-- Видали, с какой дрянью приходится иметь дело? -- искренне на этот раз огорчился швейцар, поскольку понимал, что оскорбление адресовано ему, персонально. -- Управы на них нет...
Не дослушав, вы отправились на угол и постарались как можно скорее забыть о случившемся... Но если бы вам не нужно было торопиться, если бы вы полюбопытствовали и постояли бы тихонько в стороне, то не прошло бы и получасу, как вы бы поняли, почему притормозивший кэбби не взял вас и оскорбил швейцара...
Вскоре после того как вы ушли или укатили в машине какого-то подобравшего вас в конце-концов таксиста, боковая дверь отеля распахнулась, и рассыльный выкатил на тротуар тележку с чемоданами. Теперь швейцар не стал ни отворачиваться, ни прятаться за колонной. Он подскочил к рассыльному, ловко перехватил у него чемоданы и крикнул:
-- Первый кэб!
Адресуя швейцару "накося, выкуси", тормознувший кэбби подразумевал: не свисти в свою дудку, жулик, а усади клиента в такси, которое стоит у подъезда!
Швейцар бы и сам рад так поступить; ему, как и всем, тоже хочется жить по совести. Но рассудите: когда швейцар усаживает вас в такси, сколько вы за эту услугу ему платите? Двадцать пять центов, не так ли? Ну, а если швейцар рассыпался мелким бесом и не только подозвал кэб, но в каком-то экстазе услужливости отнял у рассыльного ваш чемодан с тем, чтобы самолично, бережно уложить его в багажник, и, придерживая дверцу, пожелал вам доброго пути, тут ведь, согласитесь, и последний скряга заплатит доллар. Да и кэбби, которого отправляют прямехонько в аэропорт, тоже, хоть и от сердца оторвет, а доллар швейцару даст, если не последний день работает, если ему и завтра предстоит под этим самым отелем шакалить... И вот итог: вместо двадцати пяти центов швейцар заработал два доллара.
Все ясно? Вопросы еще есть?
Впрочем, я и сам знаю, что есть. По крайней мере один. Даже если вы из деликатности и не решаетесь его задать. Вам, конечно же, интересно, какой именно из ленивых жлобов был -- я?.. Тепли, что подпирая стенку, дерзил? Или, может, какой-нибудь из картежников? Или -- тормознувший и сделавший жест?
Хоть и мало радости в том признаваться, но случалось мне оказываться на месте каждого из описанных хамов. Только в карты я не играл, я все остальное -- было.
Если утром я стоял под отелем и меня спрашивали: "Вы свободны?", я отвечал, что еще не начинал работать. Если это происходило днем, я говорил, что у меня -- перерыв; вечером -- что уже кончил работать. Если же возле моего кэба появлялся, скажем, инвалид на костылях, и мне становилось стыдно, то я уж, конечно, старался его не обидеть: открывал капот и врал, что кэб поломался...
И люди -- верили?
Да ведь я заботился не о том, чтобы они мне поверили,а лишь о том, чтобы отвязались! И потому, когда ко мне подходил обычный человек, т.е. такой, который, возмущаясь в душе моим поведением, этого не показывал, голоса не повышал, а по-людски просил: "Пожалуйста, отвезите меня на вокзал. Я на поезд опаздываю", я отвечал: "Это ваша забота". 5.
Но неужто руки бы у тебя отвалились бы, если бы ты отвез инвалида или пассажира, опаздывающего к поезду?!
Да как вам сказать? Руки, разумеется, не отвалились бы, но ведь я потерял бы свое место в очереди "аэропортщиков", в которой простоял час или больше.
А зачем хамил?
Да затем, что в ответ на грубость вежливый человек, как правило, -повернется и уйдет...
Стояние под отелем -- тяжелая нервотрепка. В любую минуту может вынырнуть из-за угла синий "додж" с инспекторами комиссии такси и лимузинов. Увидят они знакомую картину: желтую очередь, в голове которой люди размахивают руками, подзывая такси, и -- пожалуйте бриться ... Водители первых двух кэбов получают по сто долларов48...