Неосознанно кивая размеренным, каким-то гладким словам жреца, я думала о том, что, судя по всему, о подтверждении божественного статуса юного Тиверна никто особенно и не беспокоится. Речь идёт только о факте наличия реликвии, а это наводит на мысли, что вся церемония, по сути, не более чем фикция, алмазные подвески французской королевы, не гарантирующие её верность мужу, но демонстрирующие факт соблюдения приличий.
Почему мне тогда так не по себе из-за этого праздника? Из-за всей этой ситуации?
Может быть, действительно, если я всё исправлю, то смогу вернуться обратно? В свою привычную реальность, в своё привычное тело?
Речь жреца журчала, как вода, вводя меня, смиренно опустившую лицо, в лёгкий транс, мысли кружились, подобно осенним листьям, падали в эту тихую воду. Мне казалось, что белый и зелёный свет, льющийся вниз с верхушек башен, сливается над чёрным каменным полом в единый световой поток, закручивается спиралями вокруг подола одеяния жреца. Я всё ещё продолжала слышать его голос, но слова зазвучали другие, те, что он говорил мне в Винзоре:
"Фелинос содержится, точнее, содержался при Центральном храме Единой в Магристе. Десять служителей денно и нощно следят за ним, по двое, сменяя друг друга раз в сутки, один служитель назначается от храма, один выбирается Его Величеством… В ту ночь, когда реликвия исчезла, порядок был тот же… Служители короны приезжают к храму извне. Служители Единой, в свою очередь, постоянно живут в небольшом флигеле при храме… Королевский служитель прибыл извне, служительница зашла изнутри, по внутреннему коридору… вы пробрались во внутренний флигель храма, убили одну из служительниц, сбросили её тело в колодец, переоделись в её одежду, после чего дождались своей очереди служения, проникли в храм, убили второго служителя, точнее, думали, что убили".
Колодец. Колодец во дворе был другой, совершенно точно, не такой, как при входе. Меньше. Старее. Деревянный. Дерево потемнело от сырости и времени, но…
— Агнесса! — зашипел над ухом Март. — Агнесса!
— Что? — я непонимающе заморгала, пытаясь понять, где я нахожусь, и что происходит вокруг.
— Ничего! Ты стала такой прозрачной-прозрачной, я подумал, что сейчас и вовсе исчезнешь!
Я в ужасе уставилась на свои руки, а Март фыркнул.
— Шучу. Но засыпать в храме всё-таки не надо. Вставай. Он уже ушёл, и нам пора.
Обстановка вокруг и впрямь изменилась — вместо почтительной тишины снова ровный гул голосов, люди оттаскивают скамеечки обратно. Я поднялась на ноги и отошла к стене, в неширокую нишу между двумя колоннами, прижалась лбом к каменному боку и не почувствовала ожидаемого холода.
— Мне надо проникнуть внутрь.
— Надо, кто же спорит, — Март, очевидно, нервничал, больше, чем раньше. — Но не сейчас, вы же можете столкнуться и тогда… Пойдём отсюда. Счастье, что он тебя не заметил.
Март потянул меня за локоть, но я упёрлась, сама не зная, почему.
— Мне надо внутрь. Я должна увидеть.
— Он сейчас там! Агнесса, не дури, пойдём отсюда!
— Будешь меня силой удерживать — заору, — сказала я, пытаясь стряхнуть гипнотическую одурь.
— Нет, это я сейчас заору. С ума сошла?
— Возможно… Март, я всё понимаю, я буду осторожной, насколько смогу. Как долго мне ещё бегать ото всех, сам подумай. Ты прав, фелинос — единственное, что я могу попробовать обменять на свою жизнь и свободу. На нашу жизнь и свободу. Они все мне это предлагали: и жрец, и следователь, и вот теперь ты с этим своим незнакомым королевским некромантом. А я хожу кругами вокруг да около и ничего не делаю!
— Но почему именно сейчас?! — зашипел мне на ухо Март. — Давай придём сюда завтра! Давай придём хотя бы вечером! Если бы я знал, что сегодня здесь службу ведёт Верховный, никогда бы…
— Потому что сейчас, — я оттолкнула его руку и вздохнула. — Выходи на улицу, погуляй и подожди меня где-нибудь… А если я не появлюсь, просто уходи. Добровольно я вас не сдам, конечно, но ты же в курсе их методов. Про фелиноса я действительно не помнила.
— Почему ты забыла? — совсем тихо спросил Март. — Что могло произойти? В смысле, когда меня посадили в Винзор, ты… ты была совсем другая. Я даже на тебя и внимания-то не обращал, да и ты ни с кем не разговаривала, но потом…
— Я тебе говорила, — тоскливо заметила я. — Говорила уже не раз, а ты мне не веришь. Ну же, посмотри на меня, Март. Разве я могла бы украсть такую важную для всей страны вещь, да ещё и убить кого-то?
— Одна Тирата ведает, — скорбно вздохнул Март, получил от меня щелчок по носу и улыбнулся печально и снова на мгновение перестал быть на себя похожим. — Нет, мне не верится в это, Агнесса, но все эти разговоры о потери памяти, о душе из другого мира… В них я не верю тоже. И я знаю, что когда нам очень-очень нужно что-то, когда от этого зависит наша жизнь или жизнь наших близких, любой из нас способен на многое. Практически на всё.
В его шоколадных радужках вспыхивали крошечные искорки, белые и зелёные. Луава и Стилус.
Я с трудом выгнала из сознания колодец деревянный и представила тот, в котором не так давно умывала лицо и руки: каменный широкий край, тяжёлый деревянный черпак. Выдохнула, увлекая Марта ближе к себе, в каменную тень, закрывая по возможности его спиной, протянула руку к лицу, погладила его по щеке.
— Если бы это было так… Если бы это действительно было так! — и, не давая опомниться, толкнула его в стену, не видя даже — ощущая, как под ладонями становится пусто. Снова заморгала и уставилась на голую стену перед собой.
Вдруг не сработало? А вдруг сработало, но не так, как надо было? И Март теперь не у колодца, а вообще неизвестно где?
И у меня так мало времени…
Я решительно повернулась, обошла прихожан — часть, вероятно, покинула храм после службы, людей было меньше. Кто-то сидел на полу, кто-то — на специальных, более высоких, чем стасидии, скамьях, кто-то бродил по залу — с мечтательной улыбкой или скорбью, беззвучно шевеля губами или закрывая ладонями лицо… Узаконенное безумие или общение с высшей силой?
Прошла ко всё ещё огороженной ленточкой сцене. Никакого иконостаса или его подобия, смутно знакомого мне по православным храмам, в которых я бывала в детстве, не было. Живописных изображений Тираты или каких-то иных в храме вообще не наблюдалось, хотя вот статуи же были, целых две и в публичных местах, так что запрета на визуализацию — или как там оно называется, как в исламе, не было. А за иконостасом скрывается алтарь, священное место, куда нельзя женщинам и некрещённым… Может быть, и здесь так же? Несмотря на всю видимую "демократичность" храма, вряд ли жрец оказался тут через общие ворота, значит…
Я вгляделась в тёмно-серую стену с едва заметными золотистыми вкраплениями и серебряными разводами. На первый взгляд она казалась цельной, монолитной, как скала. Мысленно костеря себя на все лады — Март был бы доволен, что я хотя бы от себя это услышала — наклонилась и пролезла под ограждающей лентой, то и дело ожидая гневного окрика со спины. Подошла вплотную к стене — никаких трещин, никаких скрытых дверей. А если какая-то тайная кнопка, секретная панель или… Я трогала стену руками, пинала ботинком снизу — безуспешно. И вдруг нога не почувствовала под собой опоры, и внутри всё мгновенно заледенело от ужаса перед падением. Однако я не упала и даже не оступилась — совершенно незаметный при беглом осмотре провал, даже не прикрытый крышкой: мягко утопающие в полу ступеньки с округлыми краями, как у тщательно, любовно обустроенного подвала наших соседей в деревне, где хранились овощи и всякие заготовки на зиму, а летом — шубы хозяйки.
Темно. Сыростью и овощами не пахнет, разумеется.
Охраны нет, как и везде.
А Март сейчас прибежит обратно, конечно, если я отправила его к колодцу, а не в какую-нибудь жуткую бездну междумирья.
Ну что они мне сделают, если поймают? Боли я не чувствую, умирать уже умирала.
И я начала спускаться.
Глава 52.
Это не подвал и не такое что бы уж жуткое подземелье. Просто проход в земле. Ступеньки узкие, но не скользкие, вполне удобные, перил нет, но и необходимости в них нет. Спускаюсь — трудно сказать, насколько глубоко. Вряд ли это тайный храмовый лабиринт с жуткими тайнами и бродячими монстрами, особенно если учесть, что его даже не потрудились запереть, просто подземный переход во внутреннюю храмовую часть — по крайне мере, так я себя уговариваю. Нечего мне бояться, уже — нечего, даже приступа клаустрофобии можно не опасаться — вполне просторно, можно вытянуть руки в стороны, встать на цыпочки и даже подпрыгнуть! Странно только всё-таки, что нет никакой защиты… Я остановилась резко, прикусила губу — и на автомате порадовалась, что ни боль, ни кровь мне не страшны. Путь, от земляного, хорошо утоптанного пола, до сводчатого потолка перегораживала густая, слабо мерцающая в темноте белёсая паутина.
То есть, не паутина, конечно, хотя наличие каких-то исполинских паукообразных, могущих сотворить подобное, отрицать нельзя — кто её, магрскую фауну, знает. Может, и есть пауки, огромные жуткие твари, непременно благославленные Тиратой. Но вязь полупрозрачных нитей, с которых лениво стекали и падали вниз мутные белые капли, почему-то скорее наводила на мысли о неких предусмотрительных людях, не желавших, чтобы в святая святых проникали посторонние.
Я застыла в нерешительности. Да, я мёртвая, бонусом к чему идёт тотальная анестезия, но представить себе как вот это вот влажное, липкое ворсистое нечто прилипнет к моему лицу, пусть даже больно не будет… Ну, нет. Кроме того, возможно, функция паутинного занавеса не столько в уничтожении неугодных гостей, сколько в предупреждении о попытке незваного гостя потревожить тиратоугодное заведение.
Тронь тонкую, как струна или леска, нить — и раздастся чудовищный вой магических сирен, набегут бритоголовые служители с вилами наперевес и потащат Камиллушку к самому главному, а тот будет опять укоризненно качать головой, не верить и изощрённо пытать телепатическими внушениями.
Пролезть между струнами нечего было и думать, слишком тесно они были переплетены между собой. Мерзость какая, ну надо же. Если долго всматриваться, начинаешь различать мельчайшие, пушистые, как парашютики тараксумов, ворсинки: дышащие, пульсирующие, наливающиеся этой тошнотворной влагой…
И я спасовала, попятилась, развернулась — и едва не взвыла, обнаружив точно такой же паутинный занавес за спиной, вероятно, появившийся за несколько секунд моего промедления. Слева и справа каменные стены. Спереди и сзади сеть паутины. Сейчас она меня опутает, окутает, сожмёт, спеленает в мокрый тугой кокон, а потом будет медленно переваривать, кусок за куском, пролезать, прорастать внутрь, и я, полностью лишённая возможности двигаться, но и не на тот свет попасть не имеющая возможности, смогу только молча наблюдать, как моя кожа стекает, подобно расплавившемуся воску, и впитывается в серебристое плотоядное макраме.
Я вжалась в каменный бок коридора, проклиная себя всеми известными мне словами, земными и местными. Хорошо хоть, кота не взяла. Вряд ли ему могли бы серьёзно повредить эти… тентакли, но кто его знает.
Паутина то ли придвинулась ближе, то ли разрослась, очередная капля сорвалась на пол, не удержавшись на тонкой извилистой струнке. Тирата, ну почему так-то?! Уж лучше бы тогда, от рук королевского мага-палача, всё как-то по-людски, лучше, нежели от иномирной пакости. А донум, как всегда, отказал, и никуда я не перемещаюсь. Или, может, он как мобильник, в глубоких подвалах не работает? Тирата, вон, из Винзора сигнал не ловит…
— Мррр? — раздалось вдруг, так буднично и знакомо, словно ничего страшного не происходило, и я открыла малодушно прикрытые глаза. За мохнатой пеленой сверкнул зелёный иллюзорный глаз.
— Брысь! Кыш! Уходи отсюда, ну же!