— Я так не понимаю! — пожаловалась я, поднялась на ноги, нехотя, сделала шаг в сторону кустов…
И внезапно упала лицом в прохладный влажный зернистый песок, руки и ноги перестали слушаться.
Не-ет, нет, нет, только не это, Единая!
Белые лучи Луавы потускнели, почернели, словно внезапно наступило полное затмение.
* * *
Кажется, над моей головой больше нет неба, а только каменные своды, до зубного скрежета напоминающие Центральный храм Единой. Я моргаю глазами, пытаясь понять окончательно: храм или небо? Небо или храм?
Взгляд с трудом фокусируется на неторопливо приближающейся фигуре. Фиолетовое жреческое одеяние, длинные сиреневые волосы, размытый овал лица. Жрец.
Хмыров верховный жрец!
Чёрт, чёрт, чёрт! Где же ты, вездесущий супергерой-следователь, где же ты, необыкновенный донум разрывателя пространства… Но следователь, похоже, не просто взял выходной, а ушёл в отпуск до апокалипсиса, что же касается донума, на моей шее — тяжёлый каменный ошейник, очевидно, тот самый, из мезонтита, блокирующий магию. Руки и ноги я чувствую, а вот двигать ими не могу.
— Здравствуй, Камилла.
Сначала я дёргаюсь просто от звука. Потом — от того, что меня назвали по имени, моим настоящим земным именем! И только после осознания этого факта приходит новое.
Голос — женский.
Глава 60.
Сначала я грешу на своё туманное состояние, на то, что слух, как и зрение, ещё не вошёл в норму. Но картинка в глазах постепенно проясняется. Пол фигуры, теперь повернувшейся ко мне спиной, в силу бесформенности фиолетовой хламиды и универсально длинных сиреневых волос, не определяется, но если я ещё не сошла с ума, это однозначно не голос лирта Веритоса. Низкий, глубокий — но женский голос.
Если только жрецы не двуполы, как и их богиня…
Незнакомый голос — и в то же время где-то я его уже слышала, определённо. Не в храме, ни в первом, ни во втором, и не…
Пошевелила пальцами ног, пальцами рук, поморгала глазами, попыталась покрутить головой — голова не поддалась. Не парализована, но и подняться не могу. Надеюсь, я лежу не на алтаре и отвернувшаяся неведомая лирта в данный момент не натирает канифолью ритуальные кинжалы для умерщвления несчастной девственницы и вызова Тираты, так сказать, во плоти для принесения личных извинений по случаю утери её любимой игрушки?
Чем дольше я лежу, тем больше мне не нравится эта идея. Агнесса, вообще-то, уже точно не девственница. Но всё остальное кажется, к превеликому сожалению, весьма вероятным. Пытаюсь откашляться и заговорить — но из открытого, почти оскаленного от усилий рта не вылетает ни звука, как давеча у Ксамурра. А жрица, уже заочно определённая мною в безумные ритуалистки и специалистки по чёрной магии, внезапно оборачивается — и мой безмолвно кричащий рот распахивается еще шире.
Не только голос, но и её лицо мне знакомо.
Земля.
Мой родной город, родной дом, соседний подъезд.
Камилла, ещё на все сто процентов землянка Русланова Камилла, а никакая не лирта Агнесса, пробирается в квартиру бабы Вали, чтобы попытаться забрать с балкона проклятущего кота своей подруги.
И незнакомая женщина без возраста, с такими странными сиреневыми волосами, правда, на тот момент, убранными в тугой пучок, сидящая на диване, её холодный, неприятный, просто продирающий до костей голос: "А что это вы, милочка, в чужом жилище делаете?"
* * *
Теперь я удивляюсь собственной невнимательности, какой-то невероятной наивности и беспамятству: как же я могла забыть о той, из-за кого я фактически попала в другой мир? Почему не связала странный цвет волос незнакомки, несомненно, привлекший моё внимание в самый первый момент, с фирменной "изюминкой" внешности жреческой касты Магра? Почему, обдумывая и продумывая перспективы своего побега из этого прекрасного, необычного, яркого, но недружелюбного ко мне мира, не вспомнила, а как, собственно, я умудрилась сюда попасть?
Не знаю!
Может быть, кто-то, как и предполагал лирт Веритос, действительно поработал над моей памятью?
Хмыров Верховный. Значит, он всё знал с самого начала. К чему тогда был этот допрос и всё прочее, если он был в курсе, что я — не Агнесса?
И вообще, сейчас ошейник из мезонтита должен снять все наложенные магические внушения, разве нет? Почему я всё ещё не могу говорить и шевелиться?
— Меня зовут лирта Хорренда. Верховная жрица Единой. Предполагаю, что тебе может быть не известен тот факт, что у богини должно быть два верховных служителя, мужчина и женщина. В отличие от своего названого брата я не люблю публичности и редко показываю своё лицо. Но, возможно, в этот самый миг ты поняла, что мы уже знакомы. Впрочем, наше знакомство было поверхностным и состоялось далеко не при самых радостных обстоятельствах. Видишь ли, Камилла, многое из того, что мы планируем, разворачивается, осуществляется своим собственным путём, ведомым одной Тирате. Единая сотворила наш мир, но миров множество, и обустраивать Магр должны мы, слабые, смертные и несовершенные существа, лишь некоторые из которых наделены донумами милостью творца.
Это я как раз уже слышала, от жреца, почти слово в слово.
Женщина склонилась надо мной, мягкая фиолетовая прядь коснулась моей щеки, и мне отчего-то стало противно, как если бы это было пушистое, но не менее мерзкое насекомое.
— Мы все это знаем, даже ты, иномирное дитя, это знаешь — вижу по глазам. Однако мы не всегда верим в те знания, что не добываются нами, а даются просто так, ни за что, с рождения. Как ты уже могла, вероятно, убедиться, многие здесь не признают иные миры. И не живут по заветам Тираты.
Лирт Хорренда вгляделась в меня и, чуть помолчав, кивнула.
— И я, что таить, на своём жизненном пути их нарушала. Мне жаль тебя, девочка, особенно жаль в твоём нынешнем состоянии — уж, по крайне мере, в нём-то я не виновата. Конечно, и ты ни при чём. Но теперь говорить об этом уже поздно. На твоей шее кольцо из мезонтита, не надейся улизнуть раньше времени. Как ты уже поняла, донум внушения — далеко не единственное, что мы, служительницы Единой, можем. Нам, женщинам, воплощениям главной половины Тираты, могут быть доступны несколько донумов, а также и другие таланты. В частности, я увлекаюсь кое-какими зельями и потратила немало лет на изучение процесса их создания и нейтрализации. Не магия — чистая физиология. Скоро действие настойки пройдёт, ты сможешь говорить и шевелиться, а пока я просто хочу, чтобы нашему разговору ничего не мешало. У тебя такие выразительные чистые глаза, в них видны все твои эмоции, чувства и даже мысли.
Что бы ты ни думала, моей вины в твоих злоключениях не так много, как вины этой хмыровой приблуды Агнессы. Что, ты со мной не согласна и тебе жаль девчонку? Вижу, жаль. Вероятно, память её тела оказалась сильна, и ты познакомилась с ней, а потом и привязалась? Не стоит её жалеть.
Лирта Хорренда обошла лавку — или всё-таки каменный алтарь? — на котором возлежало моё неподвижное тело — и присела на невидимую мне скамью. В этой точке мягкий белый свет, струящийся с потолка храма, падал ей в лицо, и оно, такое гладкое и ровное и одновременно такое парадоксально старое и уставшее, казалось театральной маской.
— Я долго искала нужную мне девчонку. Существо с очень редким донумом… Нет, моя дорогая Камилла, речь идёт вовсе не о разрывании пространства, отнюдь. Вероятно, ты будешь удивлена, но умение разрывать пространство и перемещаться — мой донум, а теперь — и твоя способность, девочка из иного мира. Что, ты хочешь сказать, что у вас не бывает людей со способностями? Да, но, видишь ли, пока я перетаскивала тебя, первый и, надеюсь, последний раз в жизни, вероятно, невольно, поделилась своим донумом с тобой. Не знаю точно, как это сработало, раньше мне не доводилось заниматься подобным. Но это не так уж важно, хотя пришлось за тобой побегать, кто бы мог подумать. Что же касается Агнессы, у неё была другая способность. Мы, жрецы, не могли прочитать её память, совсем. Не могли заставить рассказать о том, о чём она не хотела вспоминать. Словно… Впрочем, не важно.
Я нашла такую девчонку и её слабое место, да тут и искать было не надо — всё лежало на поверхности. Момент был на редкость удачным. Её мать умирала, а девчонка так трогательно попыталась её спасти, отправившись с целителем в дом утех. Я немного скорректировала её планы. Эмоции. Эмоции могут быть такими полезными, и речь сейчас далеко не только о донумах, хотя и о них тоже.
Верховная жрица снова наклоняется надо мной.
— Ну, не надо злиться. Бескорыстная помощь развращает, я думаю, именно поэтому боги не вмешиваются в жизнь людей, хотя, безусловно, могли бы. Я всего лишь попросила девчонку об одной услуге, а взамен обещала исцелить её мать. Она даже не потребовала у меня ничего для себя, можешь такое представить? И я не обманула бы её. Возможно, даже приложила бы все усилия, чтобы её вытащить, хотя — нет, ну ты подумай! — в тот момент она была готова к тому, что не вернётся. Но…
Ну, да, ну, да. Небольшая услуга, конечно! Чего тебе понадобилось, интригантка ты престарелая?! Власть над этим маленьким миром? Над королевской династией? Месть? Попытка экзальтированной сектантки выйти на прямой диалог с богиней? А чего ж ты тогда сама не спёрла-то фелинос? Явно имела же массу возможностей. Впрочем, в любом из миров все горазды таскать каштаны из огня чужими руками.
— Но, — продолжала лирта, отведя взгляд от моего лица и потому, видимо, не отреагировав на бушующие во мне мысли, — Эта вздорная хмыра вдруг вздумала стащить фелинос. Кто бы мог подумать, да она вообще не могла о нём знать! Зачем он ей понадобился, зачем? Я выполнила бы свою часть сделки, мне это было не трудно! Кто просил её трогать реликвию? Ты, дитя из иного мира, тебе не понять… — женщина вдруг сгорбилась, и по мраморно-гладкой коже побежала сеточка морщин-трещин, словно рябь по воде, голос стал тише, глуше. — Никто иной не тронул бы реликвию, от которой зависит мир в мире. Конечно, сейчас-то каждый с радостью потянет на себя край лоскутного одеяла мира и власти, попытавшись заполучить утерянный фелинос, но… зачем девчонка украла реликвию? Кто успел перехватить её после меня? Или до? Кто?!
Я смотрела в её глаза, такие тёмные вначале, постепенно, с каждым сказанным словом бледнеющие, теряющие цвет, пока радужка почти полностью не слилась с белком, и уже ничего не понимала, совершенно ничего!
Лирта Хорренда не просила Агнессу красть фелинос. Верховный жрец — тоже. Король, судя по известному мне своему представителю Лиграну — тоже! Тогда кто и зачем? Новое неизвестное лицо, иностранные шпионы? Конкурирующие притеснённые сакрали?
— Мне не нужны твои глупые мысли! — прошипела лирта, её маленькие цепкие руки вдруг с силой сжались на моём горле, ошейник расстегнулся и звонко цокнул о каменный пол, когти бескровно и безболезненно прокололи кожу. — Мне нужны её воспоминания! Я не могу их прочитать, а ты, думаю, — можешь. Зачем Агнесса взяла фелинос и куда дела?! Её схватили, она не могла вынести реликвию из храма, значит, либо спрятала, либо передала кому-то. Отвечай, или я тебе голову оторву…
Нашла, чем напугать! Но, чёрт их всех побери, и правда — зачем? А если, ну… королева изменяла мужу, и знает, что фелинос не подтвердит права наследника на престол..?
— Нет! С наследником всё в порядке! — взвыла жрица. — Прекрати думать и гадать, просто вспомни!
Легко сказать, можно подумать, не это я пыталась сделать все последние дни. Самое близкое из того, что "вспоминалось", из увиденного глазами Агнессы — убийство лирты Сириш, когда Агнесса шла в храм. Она хотела украсть фелинос, а зачем, для кого, куда — этого не было в её мыслях, совсем. Стоп!