По идее, склонную к бродяжничеству божественную реликвию Магра должно тянуть к членам королевской фамилии, к коим я больше не отношусь. Может быть, с Магром что-то случилось? Тирата разгневалась, не согласилась на кандидатуру Тиверна, и…
По крайне мере, Лигран жив. Это самое главное.
— Ну, привет, — нарушаю я невыносимую звенящую тишину. — Это — я. Ты, наверное, удивлён. И разочарован. Но спасибо, что ты пришёл, то есть, я хотела сказать… Я тебя ждала. Весь этот год, каждый день, каждый час, каждую минуту. Я провела с тобой только одну ночь, да ещё и в другом теле — и с тех пор я не могу нормально уснуть, и, наверное, никогда уже не смогу, но это неважно, на самом деле. Спасибо, что ты пришёл, не знаю, как ты смог это провернуть, где и с кем ты был всё это время, но… Этот мой мир, он… он такой паршивый, хотя здесь по большей части нет смертной казни, и его богам совсем на него плевать. Спасибо, что ты пришёл. Я тебя не держу, я, правда, пойму, если ты ждал чего-то… кого-то другого и уйдешь сейчас навсегда. И… — слова заканчиваются, я замолкаю.
Лигран качает головой и говорит…
Что-то.
Ни одного слова не понимаю, кроме своего имени. Кажется, я ошиблась, и понимание иномирной речи не входило в базовые настройки, а было дополнительным и временным бонусом от лирты Хорренды. Что ж, это логично, хотя и досадно до ужаса. Зачарованно вслушиваюсь в музыку иномирной речи. Самую малость грассирующую, не так, как у французов, но всё же. Красивый язык, текучий, мелодичный. Не понимаю ни-че-го, просто слушаю, так же внимательно, как до этого он слушал меня. Кажется, он не злится и неплохо скрывает своё разочарование. Но желаемое так хочется принять за действительное, особенно сейчас.
Нервно стягиваю резинку с волос — они короче, чем были у Агнессы, и не такие шелковистые.
Что мне делать? Что говорить? Как себя вести? Пригласить на кухню, напоить пакетированным чаем, предложить сосисок — единственное в холодильнике, что хоть как-то напоминает мясо? Слезы снова льются из глаз, и Лигран удивленно замолкает, осторожно касается щеки ладонью. Наверное, для него это какая-то особенная иномирная магия.
— Я так тебя ждала, мне будет так больно потерять тебя снова, — бестолково объясняю я, и на этот раз он ничего не отвечает, наклоняется и касается губами щеки. Пробует на вкус.
— Солёные, как море, — я не выдерживаю и обнимаю его — пусть отталкивает. — Я так тебя ждала.
Не помню, как мы оказываемся в комнате, такой же беспорядочно-пыльной, с неразложенным диваном. Здесь светло, солнечный свет беззастенчиво проникает сквозь немытое мутное стекло, пыль парит в лучах. Теперь мне хочется, чтобы он меня видел, такую, как есть, безо всяких прикрас. Настоящую.
Лигран снова говорит что-то и вдруг улыбается. Не так лихо, как Март когда-то, но — хорошо. Тепло. Усаживает меня, всё еще с мокрыми щеками, на кровать. Садится на корточки у ног, нерешительно касается стоп, гладит — и целует пальцы, каждый по очереди, не отрывая от меня взгляда, горячего и немного лукавого одновременно. И — самую малость — тревожного. Может, он ждет, что из кухни выйдет законный муж, ведь прошел целый год? Может, он тоже боится, что в этом мире у меня своя жизнь, и ему нет в ней места?
Смотрит мне в глаза и целует. Лодыжки, голени, добирается до колен, останавливается. Как тогда, в приюте. И я сижу, замерев, со своими шрамами, мозолями, синяками и прочими земными несовершенствами, лохматая, непрекрасная, неволшебная, самая обычная.
Самая… счастливая.
* * *
— Такого мужчину скрывала! — баба Валя тяжело поднимается с лавочки мне навстречу. — Хотя, вообще-то, ты права. Такого скрывать надо, а то украдут. С руками оторвут. Иностранец, да? Артист, небось?
— Следователь.
— Мент, что ли? То есть, как это у них называется… коп?! — почти в суеверном ужасе говорит соседка, а я смеюсь. Не могу перестать улыбаться, как идиотка или чеширская кошка, всю эту неделю, которую мы с Лиграном провели вместе. Он хотел посмотреть мой мир. И я, как могла, рассказывала ему и показывала. Техническая немагическая Россия шокировала моего мага, кажется, от и до.
Да я и сама за две декады лет не привыкла и не смирилась…
В тот самый первый день, правда, из дома мы так и не вышли. Я боялась выпустить его из рук, как ребёнок — воздушный шарик, и, в общем, не выпустила. Ни тогда, на диване, ни много позже — в ванной, а точнее, в душе, куда мы отправились вместе.
— Донума у меня больше нет, — говорю я. Говорю и говорю, как будто весь этот год была немой и глухой, в общем-то, в каком-то смысле так оно и было. А с осознанием того, что Лигран меня не понимает, исповедоваться даже проще. — Но, знаешь, на самом деле теперь я не могу воспринимать воду, как раньше. Она для меня нечто особенное. Только это всё не то. Честно говоря, по магии я скучала так же, как и по тебе. Невероятно скучала. После того, как я остановила цунами, не быть способной даже в ванной бурю устроить…
Моя ванна, разумеется, нас двоих бы не вместила, так что бурю устраивать было не в чем. Но вот душ я включила. Лигран ловит интонации моего голоса, улыбается, брызгает мне в лицо водой. Я смеюсь, и брызгаю в него тоже. Здесь тесно. Но зато можно прижаться к нему чуть крепче, хотя, казалось бы, куда…
Вода вдруг становится ощутимо холоднее, почти ледяная, а потом идёт кипяток, и я взвизгиваю. А дальше… довольно-таки куцый дождик из душевой лейки превращается в полноценный ливень.
— Это не я! — пытаюсь я сказать Лиграну, вопросительно заглядывающему мне в лицо. — Это не я, так не бывает, донум был у Агнессы, не у меня!
…ну, да, не бывает. А еще не бывает мурчащих умертвий и восхитительных иномирных следователей в собственной ванне.
— Мы затопим соседей, надо срочно остановить воду, какой ужас, — я шепчу, но, кажется, вру самой себе. Я не в ужасе, я в восторге. Вода не останавливается, и она не просто льёт, а заворачивается в водовороты и водоворотики, крутится в воздухе тугими упругими струями и смерчами, покрывает кафель инеем и дымится паром, а я хохочу и снова испытываю на прочность свой бедный разум.
В дверь начинают колошматить, очевидно, скандальная соседка снизу пришла требовать справедливого отмщения. Вода замирает, а затем стремительно начинает всасываться обратно, в душевую лейку, и это, кажется, ещё невероятнее, чем остановленное наводнение мирового масштаба. В дверь колотят всё громче, а Лигран выходит в коридор, по дороге заворачиваясь в свой сброшенный на пол роскошный плащ, и решительно её открывает.
Соседка снизу, кажется, проглатывает язык. Ну, я бы тоже его проглотила, увидев Лиграна в собственном подъезде в одном плаще на голое тело, повязанном на манер римской тоги. И фраза "вы меня затопили" прозвучала бы как-то двусмысленно…
К тому моменту, как я выбираюсь из совершенно сухой ванной, Раиса Ивановна уже ушла. Лигран улыбается мне, а я говорю, теперь уже не сомневаясь ни капельки:
— Давай вернемся?
— Давай, — отвечает он мне, я киваю, на автомате, и только потом до меня доходит, что…
— Ну, ты и сволочь!
— Что это значит?
— Хмарь хмыров! Ты опять мне соврал! Ты меня понимал!
— Я просто хотел, чтобы ты всё сказала честно. Куда проще сказать честнее, если думаешь, что тебя не понимают.
— Я и так всегда была с тобой честной, — не знаю, смеяться или запустить в него Ксамурром, крутящимся у ног. — Давай вернёмся? Если я нужна тебе там, конечно…
— Ты везде мне нужна. Но, сказать по правде, я и сам хотел это тебе предложить.
— Чего же не предложил?
— Так ты и слова вставить мне не давала!
…вместо Ксамурра я запускаю в него подушкой.
* * *
— Баб Валь, а я уезжаю. Тётю предупредила, ключи вот вам оставить хотела.
— Замуж выходишь?! — всплеснула руками баба Валя. — Ну, поздравляю!
— Не знаю, — честно ответила я. — Как получится. Я ещё даже не знаю, дадут ли мне… ну, визу.
— А далеко ехать-то?
— Далеко, — я улыбнулась снова, испытывая желание прикрыть рот рукой. — Но я люблю… путешествовать.
* * *
Мы вернулись в Магр втроём: я, Ксамурр и Лигран. И не сразу, разумеется, какое-то время спустя, наша жизнь устроилась, а я получила ответы на большинство вопросов, которые задавала себе долгими бессонными ночами, пока бродила в одиночестве по городу, в котором родилась, без особого выбора, а вот жить и умирать там не собиралась.
По правде говоря, думать о смерти совсем не хочется, хотя если твой парень — некромант, а питомец — умертвие, сделать это довольно трудно. Но, по крайне мере, о своей собственной смерти я точно не думаю.