Боги, какую чушь я несу… Какое соблазнение? Какие девицы? И почему мне хочется плеснуть в эти синие глаза кислотой, чтобы они не вытягивали из меня душу?
Ксиль опустил ресницы. На них тоже застыли прозрачные капельки воды.
— Я никогда никого не утешал, Найта, — мое имя прозвучало так лично, так невыносимо интимно, что вновь стало жарко. — Я никогда не пытался вогнать свои поступки в рамки каких-то обычаев и традиций только для того, чтобы продлить отношения. И никогда не просчитывал каждый свой шаг затем, чтобы желание разделить с кем-то жизнь стало реальностью. Да и не хотел этого…
— Чего?
Пар становился все гуще. Он почти заглушал слова и очень хорошо прятал лицо.
— Делить жизнь на двоих. А с тобой — хочу…
Вот так, просто. Да у него все просто! А мне потом мучаться!
— Почему? — быстро, еще до того, как он договорил, откликнулась я. Горячие струи из душа разбивались о плечи, стекали по спине. Слив уже не справлялся с потоком, и на полу было по щиколотку воды. — Чего во мне такого особенного? Чего такого ты не нашел за тридцать шесть веков во всех своих подружках, что есть во мне? — я по-прежнему шептала, но Ксиль втягивал голову в плечи, как от крика. — Почему ты следуешь сейчас моим желаниям, а не своим, почему пытаешься сам подстроиться, а не перекраиваешь меня? Почему, Ксиль?
Глаза под пушистыми ресницами распахнулись. Даже белесый туман не сделал пронзительный синий цвет бледнее.
Почему я ловлю его взгляд даже сейчас, когда ярость перехлестывает через край?
— Я не знаю, — четко и раздельно произнес Максимилиан, и его голос был голосом князя, а не запутавшегося мальчишки. — Не знаю, и знать не хочу. Я даже понять не могу, с какого момента вся эта ложь о любви стала настоящей любовью. И почему это вообще случилось, тоже не знаю. Может, потому, что я был открыт с самого начала. «Она все равно умрет, — думал я, — зачем ей врать в мелочах?». А ты была наивной, открытой, верила каждому слову. Не было нужды в манипуляциях, чтобы получить твое сердце. Несколько слов, пара поцелуев, откровенный разговор — и все, ты — моя. Таких девочек, Найта, миллионы, — он сощурился, и взгляд стал жестоким. — Нецелованных. Чистых. Вы посвящаете свою жизнь не тем, кто действительно этого достоин, а тем, кто первым решится взять вас себе. У тебя этим кем-то оказался я. А мог стать тот же Дэриэлл. Он просто ждал, пока ты вырастешь…
Я запрокинула голову. Вода окатила лицо. Уже не горячая, теплая, в самый раз для душа. Капли бьют по коже, и можно представить, что это дождь. Но зачем себе врать?
— Вот как оно было… Так ты действительно просто очаровывал меня, чтобы я легла на тот алтарь с удовольствием? — из меня словно яд сочился. Впервые я не боялась телепатии Ксиля — думаю, это ему нужно было бояться моих чувств. Оказывается, наивные девочки не только любить могут всем сердцем.
Ненавидеть кого-то не менее интересное занятие.
— Сначала — да.
Боги, да что у него с лицом! Как будто он и в правду может чувствовать сомнения и… боль.
Я чувствовала себя так, словно мир несколько раз перевернулся с ног на голову. Верила Ксилю — и в то же время боялась верить.
— …Но нельзя заигрываться в любовь. Если делать это слишком искренне, если открывать свою душу и не лгать ни в чем, кроме самого главного… Судьба лжецов не любит, — усмехнулся Максимилиан. — Она с удовольствием наказывает их тем, что делает ложь правдой. Я не знаю, когда это произошло, Найта.
Его взгляд стал спокойным и ласковым. Такого раньше не бывало — никогда. Но сейчас он словно источал мягкое сияние. Как у целителей…
— Может, когда Тай вступился за тебя, и ты вдруг из жертвы стала чем-то живым и важным. Может, потом, когда у меня была только боль, кошмар лабораторий и сны о тебе. Не имеет значения. Я просто принимаю это, как данность. Я люблю тебя. Ловлю себя на мысли, что думаю в первую очередь о твоих желаниях, а не своих — и не удивляюсь. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Умом понимаю, что ты сделала для меня больше, чем я заслуживаю. Простила предательство, спасла жизнь. Мне этот долг никогда не вернуть. Я знаю, что тебе со мной будет трудно, ты другая, наивная, юная… Возможно, из вас с Дэриэллом действительно вышла бы хорошая пара, — вертикальные зрачки стали узкими, как щели, стирая всякое выражение из глаз. — Но не могу тебя отпустить. Даже если тебе от этого будет лучше. Я шакаи-ар, — сказал он странным тоном, будто оправдывался. — И я влюблен. Мое счастье — это когда хорошо тебе… Я стараюсь сделать все, чтобы ты была счастлива. Но почему-то все время попадаю впросак… Наверное, это и есть суть любви — когда хочешь только блага, а в итоге выходит совершенно не так.
Он замолчал.
Я не умею долго злиться. Наверное, это плохо. Достаточно совсем немного, чтобы обида стерлась — всего лишь поставить себя на место того, другого, и понять.
Безумие какое-то. Настроение не должно мотаться, как на качелях — люблю-ненавижу-люблю, больно-сладко…
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — злость куда-то просочилась, стекла вместе с водой в слив. Осталась только усталость. — Сначала напугал меня до красных пятен в глазах там, в комнате, потом наговорил гадостей здесь… Думаешь, я не догадывалась, как обстояли дела во время путешествия по пути королев? Не раскладывала по полочкам все? И потом уже, позже? — это прозвучало почти жалобно. — Зачем вытаскивать все скелеты из шкафов сейчас, когда я и так на взводе?
Максимилиан промолчал, ежась в клубах белого пара. А когда ответил, я подумала, что ослышалась:
— Если ты меня не бросишь и после этого, значит, мне нечего больше бояться.
И улыбнулся. Вымученно, болезненно. И почему-то я верила, что эта улыбка искренняя.
— Что? — вырвалось у меня. — Не говори глупостей… Как будто ты позволил бы мне уйти, — буркнула я, краснея.
Улыбка угасла. Максимилиан вздохнул.
— Пожалуй, нет. Это ведь совсем не в моем характере. Но мне страшно, ведь теоретически я действительно мог бы тебя отпустить. Совсем. И остаться…
Он оборвал себя, недоговорив.
Я бездумно опустила ладонь в воду.
— Ты противоречишь себе. То говоришь — не отпущу, то — будто боишься, что отпустишь.
Он склонил голову на бок.
— Может, потому, что я сам не знаю, как поступлю?
Страшно было видеть Ксиля таким. Пусть лучше манипулятор, эгоист, жестокий мальчишка с разумом Древнего.
Но только не уязвимый. Достаточно и меня одной…
— Как там Дэйр? — спросила я, шевеля в воде пальцами. Кожа уже некрасиво стянулась от влаги. Интересно, а Ксилю не противно смотреть на меня? Сам князь идеален, но какими он видит нас, людей?
— Спит. Я слегка запутал его воспоминания… Эмпатическое внушение, так сказать. Будет думать, что просто перекусил мной, — невесело усмехнулся Максимилиан. — Пожалуй, еще один такой разговор, только с Силле, я бы не вынес. Отвык откровенничать. Да еще — не уверен, что ему будет на пользу… правда.
Я замерла.
— А почему тогда стал говорить со мной? Мог ведь тоже внушить что-нибудь.
Его губы тронула улыбка. Невозможная — лукавая, ласковая и печальная.
— Я хочу быть с тобой всегда. Пока меня не убьет кто-нибудь. А если впереди — вечность, то когда-нибудь раскроются все тайны, — он коснулся раскрытой ладонью дрожащей поверхности воды. — Игры с памятью — штука ненадежная. Не хотелось бы мне однажды потерять тебя потому, что некогда я струсил и просто не поговорил.
Я очень хотела сказать: «Люблю тебя». Но вместо этого шмыгнула носом и пробормотала, глядя на потоки воды:
— Если мы и дальше будем так сидеть, то вода дойдет до двери и зальет холл.
К счастью, Ксиль был шакаи-ар. Он слушал не слова.
Плеснула вода, и я оказалась в самых уютных на свете объятиях. Можно было просто выкинуть все сложности из головы и просто расслабиться, прижаться щекой к прохладному плечу, осторожно провести пальцами вдоль обманчиво хрупких позвонков, накрыть ладонями тонкую, нежную кожу у лопаток, где у моего князя в бою пробивались крылья…
— Не боишься огня? — шепнул мне Ксиль, щекоча дыханием ухо.
Я хмыкнула.