— Расскажу. Найта… — он проникновенно заглянул мне в глаза, на сей раз не изображая ни ребенка, ни коварного соблазнителя. Мне подумалось, что такие вот взоры гораздо опаснее любой игры, потому что одной своей искренностью они основательно выбивают почву из-под ног. — Торжественно сознаюсь в том, что я дурак. Тай мне это очень подробно объяснил, он умеет.
Ксиль сделал выразительную паузу. У меня вырвался вздох:
— Хорошо, предположим, то, что ты дурак, мы и так знаем, — с воистину целительским смирением изрек Дэйр и опустил трепещущие ресницы, в точности копируя манеры князя. — Может, теперь объяснишь, почему?
— Это мое естественное состояние, — с трогательным смущением откликнулся Максимилиан.
Я спрятала лицо у Дэйра на плече. Меня душил неприличный для серьезного разговора смех. Эти двое могли любую трагедию превратить в комедию… если хотели.
Невозмутимо дождавшись, пока приступ веселья закончится, Максимилиан продолжил:
— Но на этот раз я совершил особенно фееричную глупость, и Тай был дважды прав. Дело в том, что переход в разряд старейшин затрагивает довольно тонкие материи, — Ксиль на мгновение замолчал, и я посерьезнела — его замешательство было непритворным. Может, он правда не знал? — Я всегда был исключением в плане силы, вот и посчитал, что и теперь справлюсь сам. Но старейшина — это не просто очень сильная особь шакаи-ар. Перемены происходят на всех уровнях. Изменяется природа голода — доля жизненной силы и материи становится минимальной, но возрастает потребность в эмоциях, причем в сотни, в тысячи раз. Но это не главное, — он нахмурился и немного неловко взъерошил волосы. — Старейшины могут погружаться в особый вид транса. Это необходимо, чтобы освоить превращение тела в чистую энергию, в крылья. Только в отличие от них «туман» имеет очень слабую эмоциональную насыщенность. Проще говоря, когда старейшина погружается в транс, то не чувствует ничего. Привязанности, потребности… даже любовь — все исчезает.
Стоило представить эту пустоту, и меня передернуло от ужаса. Пульс у Дэриэлла ускорился, хотя по лицу целителя нельзя было прочитать ничего — только любопытство и сдержанное сочувствие.
Не чувствовать совершенно ничего… думаю, чем-то похоже на состояние транса эстаминиэль, когда в венах течет чистая сила, и сердце слушает лишь ее шепот.
— Может, поэтому эмоциональный голод усиливается, — прошептала я пересохшими губами. Максимилиан отвел взгляд.
— Скорее всего, так. Поэтому-то старейшинам и нужна «точка возврата», то, что станет напоминать… тот, кто позволит стать для тебя всем. Иногда этих «точек» бывает несколько — два, три, четыре человека, — Ксиль вдруг улыбнулся в сторону. — Не посчитайте за наглость, но я решил, что моими станете вы. Найта и Дэриэлл. И, может, Тантаэ. Но он почему-то против, — Максимилиан обернулся к нам, и глаза его сверкнули нездоровым весельем. — Вот уж не думал, что доживу до того момента, когда окажусь по другую сторону связи старейшины и «точки»… — он осекся.
У меня мелькнула нехорошая догадка.
— Акери, — тихо произнесла я.
Максимилиан не стал отрицать.
— Так получилось, что я оказался его единственной «точкой опоры», — наверное, в моем взгляде появилась ревность, потому что Ксиль передернул плечами и с деланной небрежностью продолжил: — Предупреждая твои расспросы, скажу, что у меня в жизни были разные… периоды. В том числе и такие, когда я нуждался в Акери. И не в защите клана дело. Но прежде чем спрашивать, пожалуйста, определись, что тебе важнее: то, через что я прошел, или то, к чему пришел.
— Второе, — тихо произнесла я, сгорая от стыда.
А про себя добавила, что еще важнее, куда мы все вместе пойдем теперь. Но это будет зависеть только от нас.
Больше в тот вечер разговоров о вечном не было. Мы перескакивали с одной банальной темы на другую: погода, приближение нового года, пытались угадать, кто приедет раньше — Джайян или Этна. Спать легли по уже устоявшейся традиции в одной постели. Я — у стены, целитель — с краю. А князь нагло развалился прямо посередине, умудрившись и уткнуться носом мне в шею, обвивая одной рукой талию, и притянуть к себе Дэйра.
Уже засыпая под недовольное ворчание целителя и почти кошачье мурлыканье Ксиля, я запоздало вспомнила, что так и не навестила брата. И с мамой тоже не поговорила, а она наверняка все эти дни ждала хотя бы звонка. Меня обуял смутный стыд, как будто я невольно обидела самых близких своих людей. Конечно, в последнее время случилось ужасно много всего. Проблемы Рэма и Люси, внезапно открывшееся прошлое Максимилиана, опыты с «бездной», запутанные отношения Ириано и Тантаэ…
Кажется, я поучаствовала во всех мало-мальски значительных событиях, а вот о семье забыла.
«Это нормально, — успокаивающе ткнулся в виски мысленный голос Ксиля. — Ты не стала любить их меньше. Уж поверь эмпату. Просто у тебя появилась новая семья, а свежие связи требуют гораздо больше внимания… Как свежие раны».
«Странное сравнение».
Я повернула голову. От макушки Ксиля пахло медом — сладкий аромат аллийского мыла. Чуть влажные волосы щекотали подбородок и нос. Я прихватила одну прядку губами — почти поцелуй. И на мгновение испугалась от мысли, что могла потерять все это из-за дурацкой самоуверенности моего князя…
Ксиль редко говорил о любви. Он предпочитал показывать ее, каждым поступком, каждым жестом. Даже во сне князь чутко улавливал мое настроение. Обнимал, крепко прижимая к себе, когда я нуждалась в этом, или позволял отгородиться от всего мира в коконе из одеял. Рядом с Максимилианом никогда не было ни жарко, ни холодно, словно он подстраивал под чужие желания даже температуру собственного тела. Порой я ощущала его продолжением себя, вроде руки или ноги… или сердца, которое почему-то билось вовне…
Медленно, размеренно… тук… тук… тук…
«Странное сравнение? — донеслось до меня сквозь сон удивление Ксиля. — Раны затягиваются, появляются шрамы. Любовь тоже оставляет следы, только в душе… Эй, малыш? Найта?.. Надо же, заснула…»
Второй день подряд мое утро началось с визита Мэйсона. На этот раз некромант был совершенно спокоен, но мрачен, как на похоронах. Ксиль стоял поодаль, рассеянно разглядывая пустые книжные полки. Дэриэлл сидел рядом с Рэмертом, частично копируя его позу — переплетенные в замок руки, слегка ссутуленные плечи… Так Силле вел себя, когда беседовал с особенно трудными пациентами.
Резко пахло мятой и пустырником.
— Что случилось? — мой голос со сна звучал хрипло.
Рэм промолчал. Вместо него ответил Дэриэлл, с той заботливо-нейтральной интонацией, которая свойственна только целителям и священникам в человеческих храмах.
— Люси отравилась. Похоже, намеренно. Соседки по общежитию вовремя заметили ее состояние и вызвали дежурного мага… К счастью, Люси спасли. Но… — Мэйсон резко вскинул голову, и Дэриэлл замолчал.
— …но не ребенка, — тихо произнес некромант. Глаза у него были жуткие — покрасневшие, как от бессонницы, и совершенно пустые; говорил он медленно, с долгими паузами. — Боги, я никогда так не боялся, как сегодня, — его голос немного окреп, но взгляд по-прежнему был мертвым. — Сначала мне сказали, что она умирает. Я ночевал под дверью лазарета… Потом — что Люси плохо и она меня зовет. Я пытался войти, но врач меня не пустил… Тоже мне, братская забота, — Рэм невнятно выругался и крепче сцепил пальцы. — У нее сводный брат работает лазарете, закончил целительский факультет лет десять назад… Ему, как незаконному ребенку, никакое наследство не светит, ну так отец хоть немного с работой помог… А эта тварь, братец, сам же Люси со мной и познакомил, а теперь не хочет пускать меня к ней! — Рэм сорвался на крик и дернулся, будто хотел встать. Я отшатнулась, ожидая чего угодно — истерики, дебоша, битья посуды…
Но некромант вдруг закрыл лицо руками и втянул воздух сквозь зубы со странным, свистящим звуком.
— Почему… почему она это сделала, дурочка малолетняя… — шептал он, наклоняя голову все ниже и ниже. — Кретинка… и я кретин еще хуже. Наговорил ей столько гадостей после суда… а она же вся на нервах, гормоны…
Дыхание будто разрывало его легкие, и хрипы становились все громче. В какой-то момент я с суеверным ужасом осознала, что Рэм… плачет? Нет… давится слезами, задыхается, как астматик.
Это было страшно.
— Если с ней что-нибудь случится, я… я…
«Мальчики и девочки, свалите-ка в спальню, — раздался в голове властный приказ Максимилиана. Я вздрогнула. От моего внимания ускользнул момент, когда князь оставил книжные полки в покое и оказался рядом с Рэмом. Сейчас он был не похож на себя обычного — светлый, невыносимо чужой и отстраненный. — Здесь успокоительным не поможешь, нужна работа эмпата. И вряд ли взрослый мужчина потом простит себе то, что закатил истерику перед малолетней равейной и незнакомым аллийцем. Так что займитесь пока чем-нибудь в спальне».
От двусмысленности указания я запнулась о ковер и чуть не упала, но Дэйр вовремя подхватил меня под локоть и увел в теплую комнату.
— Он знает, что делает. Князь, я имею в виду, — целитель усадил меня в кресло и занялся чайником. — Рэмерт сейчас в глубоком шоке. Похоже, у твоего некроманта была хроническая депрессия в последние месяцы, а попытка суицида у Люси его добила. Но Ксиль приведет Мэйсона в порядок, — на темных губах появилась кривая улыбка. — Меня же когда-то привел… А ведь я был действительно сумасшедшим.
— А сейчас? — машинально переспросила я, кутаясь в колючий плед. Люси хотела убить себя! У меня это в голове не укладывалось. А как же ребенок? Или она решила и за него тоже?
— Сейчас я практически в норме, — пожал плечами Дэйр. Я только теперь заметила, что коса у него разлохмачена, а челка разве что не дыбом стоит. Волновался… — Так что я уверен, что Рэмерт в надежных руках. Мне интересно, о чем думала эта девушка, когда чуть не угробила троих.
— Троих? — меня подбросило. — Кого это?
Неужели она подмешала яд в общую кастрюлю или что-то вроде того?
— Себя, ребенка и Мэйсона. Знаешь, почему твой некромант бросил рейды? — поинтересовался Дэриэлл, отвлекаясь от засыпания в чашки травяного сбора. Я качнула головой. — У него сердце шалить стало. Так что после череды сильных потрясений — ссоры, суда и суицида — вполне мог случиться сердечный приступ.
— Бедняга Рэм, — пробормотала я, испытывая острую жалость к некроманту. — И бедная Люси. Насколько же ей было плохо, если она решилась на такое?
Дэриэлл задумчиво сузил глаза, глядя на огонь.
— Вряд ли она вообще задумывалась, Нэй. Скорее всего, Люси действовала, будучи во власти эмоций. Мало кто решается на самоубийство в результате долгих размышлений. Обычно люди отваживаются на такое под влиянием момента, особенно если под рукой есть средство для «легкого» ухода. Яд, например, — Дэйр скривился. На лице его мелькнула тень презрения — чувства, неподобающего целителю. — Впрочем, какое «отваживаются»… Чаще всего самоубийство совершают из трусости. Это последний шаг, финальная ошибка, признание того, что ты ничего не стоишь, а жизнь тебя сломала.
— Жестоко, — я отвела глаза. Видеть Дэриэлла осуждающим кого-то мне было неприятно, хотя уж он-то имел на это полное право. Целитель боролся с навязанной Акери идеей суицида почти восемь тысяч лет — и выжил, несмотря на травлю, провокации и собственные промахи.