- А мы перехитрили их, взяли да пустили торпеду по поверхности моря.
- И ловушка не смогла уклониться?
- Она-то не смогла, Но ее партнеры постарались отомстить за нее. - Хаханов показал на подводную лодку, ошвартованную у пирса. Сначала я подумал, что это стоит огромная цистерна, побывавшая под бомбежкой где-нибудь в Севастополе или Одессе, а так как такие искореженные коробки, эвакуированные с запада, можно было видеть в каждом порту, то я не обратил на нее внимания. Но затем я увидел, что передо мною год-водная лодка, "обработанная" вражескими глубинками.
- О! - невольно вырвалось у меня. - Вероятно, она навсегда потеряна для флота.
- Ну, ну, ну, типун тебе на язык! Рабочие говорят, через две недели отремонтируем. А ты говоришь "навсегда". Приходи-ка лучше завтра на подъем флага. Будем подымать на ней гвардейский флаг. Через две недели пойдем воевать! А ты со своей "Малюткой" еще подождешь, понятно? - и Прокофьев хитро подмигнул товарищам.
- Пойду-ка я перешвартую лодку под погрузку торпед, - вдруг вскочил с места Суров. - Заговорился с вами...
- Вот он тоже только что вернулся с победой, ты не слышал? - сказал Хаханов.
- Да ну тебя. Не слишком ли много говорится о наших победах? - бросил Суров и поспешил к лодке.
- О его походе я знаю. Мы получили отчетный Материал и ознакомились с ним.
- А о походе Расточиля тоже знаешь?
- Нет, об этом еще не слышал. - Интереснейший поход... Героический поход... Однако рассказать мне о нем Хаханов не успел. Беседа оборвалась. Командир дивизиона, узнав о моем прибытии, прислал посыльного с приказанием немедленно явиться к нему.
- Доложи комдиву и возвращайся! - попросил меня Кесаев.
Я побежал на плавбазу подводных лодок, где размещался штаб дивизиона.
- Первый раз вижу командира корабля, которого приходится чуть ли не на. аркане тащить, чтобы представился, - с укором произнес командир дивизиона капитан второго ранга Хияйнен.
За свою службу во флоте я вторично попал в подчинение ко Льву Петровичу Хияйнену.
С подчиненными Хияйнен был вежлив и мягок, со всеми умел поддерживать простые, товарищеские отношения. Но В то же время в вопросах службы он был строг и требователен. Не помню случая, чтобы он когда-нибудь отдавал приказание повышенным тоном, однако все его распоряжения исполнялись точно и ревностно. В часы, отдыха Лев Петрович был веселым, остроумным человеком и желанным собеседником.
- "Малютка" потерпела аварию, вы знаете, конечно? - перешел Лев Петрович к ознакомлению меня с обстановкой.
- Никак нет, не знаю!
- Во время зарядки взорвалась батарея. Такие случаи бывают только вследствие... как вы знаете...
- Неправильного ухода!
- Так точно! - Лев Петрович постучал трубкой о край пепельницы и пристально посмотрел на меня. - И они, надо полагать, эту истину знали... знали, но требований инструкции не выполняли.
- А... жертвы были? Или обошлось?..
- Погибло несколько человек. Были и раненые... Но с этим, я полагаю, вы подробно ознакомитесь по документам. Теперь же я хочу вам сказать, что экипажу нужен оптимизм. Да, оптимизм, я не оговорился. Нужна вера в свои силы. Вы там будете на месте.
Я молча опустил голову, вспомнив о том, что в начале моей службы на подводном флоте Лев Петрович как-то наказал меня именно за фантазерство и излишнюю самонадеянность.
- Помните? - поняв ход моих мыслей, подмигнул мне комдив.
- Помню, - улыбнулся я, - но с тех пор многое изменилось...
- Нет, дорогой мой, характер полностью поломать нельзя. Его можно воспитать, подправить, но из оптимиста сделать пессимиста... трудно. Верно?
- Вероятно.
- У вас впереди огромная работа: воспитывать и сколачивать экипаж. В его составе новые люди; нужно знать их настроения, мысли, научить мечтать о победах, жить этими мыслями; помочь им изучить устройство корабля, боевой техники, и изучить не так, как... помните, были дни? - Лев Петрович снова подмигнул. Очевидно, or вспомнил, как мы сдавали ему зачеты. Как правило, по первому разу никто не мог получить положительную оценку, и ему приходилось экзаменовать нас по нескольку раз.
Корпус корабля слегка дрогнул. Командир дивизиона подошел к иллюминатору.
- Опять не успел погасить инерцию, - с досадой произнес он. - Это Суров швартуется. Хороший был бы он командир, но... слишком горяч. Все не терпится, спешит, спешит...
Дмитрий Суров был известен как один из лучших командиров подводных лодок. Я мечтал быть таким, как он. И то, что Лев Петрович не вполне доволен им, удивило меня и смутило. Своими сомнениями я тут же поделился с комдивом.
- Согласен с вами, - улыбнулся Хияйнен, - Суров действительно прекрасный командир, у него есть чему поучиться, но есть у него и недостатки. С ними надо бороться. А хвалить? Пусть нас другие похвалят...
Хияйнен не часто хвалил офицеров, но и зря никогда не ругал. Прежде чем высказать свое мнение о том или ином офицере, он тщательно его изучал, и его характеристики были всегда содержательны и справедливы.
- Принимайте дела, не теряя ни минуты. У вас мало времени! - закончил Лев Петрович, встав с места. - Пойдемте, я вас представлю экипажу.
В каюту вошел атлетического сложения капитан третьего ранга. Он сверху вниз испытующе глянул на меня и тут же протянул руку.
- Иосселиани, если не ошибаюсь?
- Так точно, старший лейтенант Иосселиани, - подтвердил я.
- А я - Куприянов Иван Иванович, комиссар дивизиона.
Пока мы знакомились, Хияйнен переводил взгляд с комиссара на меня, как бы что-то вспоминая.
- Вот и хорошо, - обрадовался он и принялся шарить в бумагах на столе. Иван Иванович, вы пока идите в свою каюту, поговорите, познакомьтесь с Иосселиани, а я закончу свои дела. Потом представим его народу.
- Пошли! - Куприянов вышел в дверь первым. Мне пришлось рассказать комиссару свою биографию и даже упомянуть о некоторых подробностях моей учебы в школе и в военно-морском училище.
- Служебные отзывы о вас я знаю, - перебил меня Иван Иванович, когда я начал говорить о службе на "Камбале", - они неплохие. Курите?
- Так точно, трубку.
- Можете курить.
- В рабочем кабинете обычно не курю. Тем более... у вас здесь такой чистый воздух... Жалко.
- Я тогда не знал, что Иван Иванович хотя сам и курил. но не терпел прокуренных помещений.
- На "Малютке" вам служить будет труднее, чем до сих пор, - после некоторого раздумья произнес Куприянов, и я понял, что официальная часть нашей беседы закончена и началась неофициальная, дружеская. - Здесь вы - командир. Опекать вас некому. Комдив в базе, а вы - в море, на лодке. Мало того, на вас смотрит весь экипаж. Надо так знать дело, чтобы в трудную минуту уметь оказать помощь подчиненным, правда?
- Так точно!