Комиссар говорил все то, что принято говорить в подобных случаях, но говорил искренне, от сердца, и поэтому обычные слова звучали не по-казенному, а проникновенно, подкупающе.
- Победа, рождается в упорном труде и учебе, - закончил Куприянов, - я уверен, что ваш экипаж имеет все условия для того, чтобы в скором будущем выйти в ряды передовых кораблей дивизиона. А дивизион наш воюет, как вы, наверное, знаете, неплохо! - не без гордости произнес он. - Вы слышали о подводных лодках Сурова, Грешилова, Расточиля?
- О последнем походе Расточиля я знаю только то, что "Медуза" потопила немецкий транспорт и сама оказалась в тяжелом положении...
- Этой историей стоит заинтересоваться. Случай необычный.
И Иван Иванович рассказал мне, что произошло с подводной лодкой "Медуза", которая только два дня тому назад возвратилась из боевого похода. Боевое задание она выполнила блестяще - отправила на дно вражеский транспорт с войсками и боевой техникой. После этого началось жестокое сорокачасовое преследование подводной лодки катерами-охотниками. Лодке в конце концов удалось обмануть их и уйти от преследования. Но, чтобы возвратиться в базу, "Медуза" должна была преодолеть минное заграждение противника и пройти через охраняемые им районы моря. Лодка находилась под водой уже более двух суток. Электроэнергия была на исходе. Процент содержания углекислоты в лодке достиг предела. Началось кислородное голодание. Но все это не могло омрачить радость победы.
Прижимаясь к грунту и продвигаясь на восток, "Медуза" подошла к внутренней кромке вражеского минного поля. В лодке воцарилась тишина, которую нарушали лишь шум гребных винтов и щелканье приборов.
Шли напряженные секунды и минуты. Штурман отсчитывал каждый кабельтов, пройденный кораблем. Так продолжалось сорок минут. "Медуза" почти миновала опасную зону. Но когда на сорок второй минуте подводная лодка проходила последний кабельтов минного заграждения, послышался скрежет минрепа в носовой части. "Медуза" попыталась освободиться от него, но минреп упорно продолжал скользить вдоль правого борта. Вот уже скрежет явственно слышен в районе центрального поста. Вот он на какое-то мгновение пропал. Казалось, опасность миновала. Но внезапно раздался оглушительный взрыв, в лодке погас свет, и все погрузилось во мрак. "Медуза" с быстро растущим дифферентом на нос упала па грунт.
При тусклом свете аварийного освещения люди пытались овладеть управлением. Однако корабль не слушался и продолжал погружаться. Через несколько минут "Медуза" лежала на дне моря почти у самой кромки вражеского минного заграждения.
Из отсеков командиру докладывали о повреждениях. В машинном отсеке оказалась пробоина, внутрь корпуса поступала забортная вода, вышли из строя все рули, и командир послал аварийную партию в машинный отсек.
Прошла ночь, наступило утро. В лодке ни на минуту не прекращались работы. Исправлялась система управления, ремонтировались электроустановки, люки, клапаны, устранялись повреждения в корпусе и в цистернах. Люди не чувствовали усталости. К полудню были получены первые результаты упорного труда. Из отсеков все чаще и чаще стали докладывать о завершении ремонта механизмов и оружия.
Но вот снова послышался шум винтов. Очевидно, враг не забыл "Медузу".
Доклады гидроакустика слышали не только в центральном посту, но и в смежных отсеках корабля. Все с нетерпением ждали решения командира.
- До нас они не дойдут, - очень громко, чтобы все слышали, произнес Расточиль, - на кромке минного поля повернут.
Но командир не успел докончить фразу. Снова раздались взрывы глубинных бомб.
- Катера быстро сближаются: слева сто восемь и справа сорок один градус, методично докладывал гидроакустик.
- Оставаться на грунте нельзя! - приказал командир механику. - Во что бы то ни стало дать ход кораблю и начать активное уклонение от преследования. Очевидно, из поврежденных цистерн на поверхность моря выходит соляр, фашисты нас "видят"...
Близкие взрывы новой серии бомб сильно потрясли подводную лодку. Корабль получил новые, хотя и незначительные повреждения.
- Слева приближается новая группа катеров! - продолжал докладывать акустик.
Командир, словно не слыша его, спокойно снял трубку телефона, соединился с машинным отсеком и отдал новую команду.
И как бы пробуждаясь после длительного обморока, "Медуза" проползла по дну моря несколько кабельтовых, работая единственным исправным винтом. Затем, постепенно приведя в порядок нарушенную дифферентовку, лодка оторвалась от грунта.
Фашисты обнаружили, что советская подводная лодка, которую они считали уже мертвой, начала двигаться.
Катера неистовствовали, но подводная лодка могла теперь соревноваться с врагами в хитрости и умении владеть своим оружием. Подводники "Медузы" верили в свои силы. Они приобрели эту уверенность упорным трудом еще в базе, на полигонах боевой подготовки.
- Несмотря ни на что, "Медуза" ушла от вражеского преследования и с победой возвратилась в базу! - несколько патетически закончил Куприянов свой рассказ.
- Вот это молодцы! - вырвалось у меня.
- Поход показательный, - резюмировал комиссар.
- Может быть... личному составу "Малютки" рассказать об этом походе?
- Опоздали, - улыбнулся Иван Иванович. - Вчера Расточиль был на "Малютке" и рассказал о делах "Медузы"... А сейчас пошли! Лев Петрович ждать не любит.
Экипаж
У маленького пирса на северной стороне бухты, где была ошвартована "Малютка", нас встретил невысокого роста офицер с нарукавными нашивками старшего лейтенанта. Он отрапортовал командиру дивизиона о том, что личный состав корабля выстроен по большому сбору, и назвал свою должность: помощник командира подводной лодки "Малютка".
- Знакомьтесь, - обратился ко мне Лев Петрович, - это ваш помощник, Александр Косик, лихой донской казак. Орден Знак Почета он получил еще до военной службы за заслуги в коневодстве. А вы, Иосселиани, умеете ездить верхом?
- Как же, товарищ комдив, - забасил Косик, - люди с гор всегда были лучшими наездниками.
В ожидании нас на верхней палубе подводной лодки был выстроен экипаж "Малютки". Лев Петрович представил меня личному составу и хотел было еще что-то сказать, но сигнал воздушной тревоги, раздавшийся во всех уголках бухты, рассыпал строй.
Я взбежал на мостик "Малютки" и вступил в командование подводной лодкой.
- Открыть огонь! - была первая команда, которую я подал.
Артиллеристы открыли огонь по фашистским самолетам одними из первых в бухте.
Самолеты бомбили корабли с большой высоты. Но только одна бомба попала в уже поврежденный ранее транспорт, сидевший на мели у выхода из базы. Большинство же бомб разорвалось в море.
После отбоя я приказал собрать экипаж на верхней палубе корабля и сказал;
- Формально я еще не вступил в командование подводной лодкой, но я ею уже командую и не могу не отметить отличную стрельбу наших, артиллеристов. Я все время следил за трассами снарядов. Хорошо ложились!
Я не хотел говорить о том, что самолеты летели на большой высоте и поразить цель на таком расстояний было почти невозможно.
Подводники переглядывались, и я не понимал, означает ли это одобрение моих слов или они принимают меня за чудака.
- Хочется выразить нашим артиллеристам благодарность, - продолжал я. - И если торпедисты так же владеют своим оружием, мы с вами выйдем в число передовых кораблей дивизиона. А пока нужно как можно скорее закончить ремонт Все мы, в том числе, конечно, и я, обязаны хорошо знать свой корабль. Новички должны изучить устройство подводной лодки в процессе ремонта, специального времени для этого у нас не будет.
Отпустив людей, я почувствовал, что с меня течет пот, а щеки пылают. "Правильно ли поняли меня люди?" - подумал я и решил пройтись по отсекам.
Каково же было мое изумление, когда в одном из отсеков я встретил своего старого знакомого - рабочего судостроительного завода Метелева.
- Дядя Ефим! - обрадовался я. - Какими судьбами?
- Ярослав Константинович! Рад снова с тобою встретиться!
Я действительно так обрадовался этой встрече, что хотел обнять и расцеловать старого рабочего. Но на нас смотрело много людей, и это почему-то меня остановило. Видимо, то же испытывал и Метелев.
- Так вот, корабли ремонтируем. С другом тут, помнишь "шпиона" Селиванова?
- Как же, помню! - отозвался я, пожимая руку оказавшемуся здесь же Селиванову.
Мы долго беседовали, вспоминая подробности первых дней войны.