- Кто еще там? - раздался голос Свиридова.
- Это я. Придется вам потесниться, товарищи. Меня тоже интересует лодочка. Как идет освоение?
- Лодка как лодка, товарищ командир. Освоим.
- А лейтенант сомневается, говорит, что нам без их помощи не удастся изучить ее...
- Попробуем обойтись без их помощи, думаю, что она и не понадобится, говорил Глоба, поднимаясь за мною в отсек.
Здесь также люди были заняты делом. Каркоцкий и Мисник сидели на корточках в одном углу, "колдуя" над своими тетрадями, а Гудзь и Тельный - в другом.
- Смирно! - гаркнул Гудзь, первым заметивший меня.
- Вольно! Пока на корабле чужой флаг, эту команду подавать не надо, предупредил я.
- Есть! - вытянулся Гудзь. - А когда поднимем наш флаг, товарищ командир?
- Это зависит от нас. Надо изучить корабль, овладеть управлением, принять его.
- Это понятно, но какой срок дается?
- Срок? Вот лейтенант Дэвис говорит, что на изучение лодки нужен год, не меньше... Все рассмеялись.
- За две недели с потрохами изучим, - начал Тельный, но, встретив суровый взгляд старшины, осекся.
- Две будет маловато. А вот за три недели обязательно изучим, - поправил Каркоцкий матроса.
- Согласен, - сказал я, - думаю, к концу мая надо принять лодку и поднять на ней наш флаг.
После отбоя я собрал подводников, чтобы поделиться первыми впечатлениями о лодке и поговорить о наших планах по изучению корабля. Матросы, старшины и офицеры заявили, что при небольшой помощи со стороны англичан подводной лодкой можно овладеть за три - четыре недели.
- Сегодня девятое мая. До конца месяца остается двадцать два дня. Если скинуть два выходных дня, остается двадцать рабочих суток. Думаю, что мы уложимся в этот срок, - объявил я.
- Уложимся! Уложимся! - раздались голоса одобрения.
- В таком случае, - продолжал я, - ставлю перед нашим боевым коллективом такую задачу: всему экипажу к концу месяца изучить устройство "Урсулы" и правила эксплуатации боевых механизмов и сдать экзамен с оценкой "хорошо" и "отлично". Думаю, основным методом занятий останется самостоятельное изучение. Если кому потребуется помощь, обращайтесь к механику, ко мне, к другим офицерам. Сегодня прибыл переводчик, через него можно использовать также и англичан. По условиям они обязаны оказывать нам всестороннюю помощь.
Вечером, встретив в салоне "Чейсера" лейтенанта Дэвиса, я рассказал ему о том, что советские подводники берутся изучить "Урсулу", принять ее и поднять на ней наш флаг за три недели.
Дэвис рассмеялся.
- Я думаю, сэр командер, вы за это время успеете лишь уточнить действительный срок, необходимый для изучения подводной лодки...
- Посмотрим, мистер Дэвис, кто прав. Но вряд ли вы, - ответил я.
- А я верю, что они поднимут флаг в конце мая, - заявил неожиданно один из присутствовавших при моем разговоре с Дэвисом английских офицеров. - Они изучат и будут управлять твоей "Урсулой", Дэвис, даже раньше, чем в конце мая, потому что у них не матросы, а инженеры! Да, каждый их матрос - это инженер, переодетый в матросскую форму...
- Вы говорите вздор! - не выдержал я.
- Не сердитесь, сэр командер, - покровительственным тоном произнес Дэвис. - Может быть, среди ваших матросов и в самом деле есть инженеры... Что же в этом особенного?
- Нет, мистер Дэвис, инженеров среди наших матросов нет. Правда, наши матросы имеют либо среднее, либо незаконченное среднее образование. И мы никого не обманываем. Свой союзнический долг выполняем честно. Если бы мы считали нужным иметь на корабле инженеров, мы бы это сделали открыто, не переодевая их в форму матросов или старшин.
Время показало, кто был прав.
Наши подводники изучили устройство "Урсулы" действительно раньше установленного срока. 27 мая все старшины и офицеры экипажа доложили, что задача выполнена, личный состав знает и устройство подводной лодки, и механизмы, и правила их эксплуатации.
Утром следующего дня комиссия в составе Трипольского, флагманского механика Балахничева, лейтенанта Дэвиса и меня приступила к приемке индивидуальных экзаменов от членов нашего экипажа. Требования предъявлялись самые строгие. Экзаменуемый должен был не только рассказать устройство того или иного механизма, наизусть вычертить его на бумаге и привести характерные цифровые данные, но и уметь пустить и остановить его, а также знать, как устранить дефекты и мелкие повреждения.
Все подводники с честью выдержали экзамен.
Приближался день подъема на лодке советского Военно-Морского флага. Одновременно с нами успешно подготовились к этому знаменательному событию и экипажи остальных подводных лодок нашего дивизиона.
Вечером, после ужина, я, как обычно, спустился в матросский кубрик. Меня обступили чем-то взволнованные подводники.
- Что случилось? У всех у вас такой вид, будто вы ждете глубинной бомбежки, - переводя взгляд с одного матроса на другого, спросил я.
- Товарищ командир, - склонился ко мне Тельный, озираясь на английских матросов, находившихся в отдаленном углу кубрика, - разве можно матроса наказывать плетью?
- Какого матроса? Кто наказывает? - спросил в свою очередь я.
- Двадцать плетей дали...
- Блекхиллу...
- Это у них такая мера есть дисциплинарная...
- Бедняга...
- Как им не стыдно? А еще культурный народ! - не могли успокоиться матросы.
- А кто это там, в углу? - спросил я.
- Это сочувствующие. Там лежит побитый Блекхилл.
- За что же наказали?
- Говорят, за то, что шапку не снял, обращаясь к офицеру...
- А может, за то, что он нам всегда помогает, разве разберешь тут...
Мы долго еще говорили об этом событии. Наконец, подводники несколько успокоились, и я смог перейти к цели своего посещения - к информации о текущих событиях.
Обычно утром я просматривал свежие английские газеты, получаемые в офицерском салоне, выписывал из них наиболее интересные материалы и вечером рассказывал о прочитанном матросам и старшинам.
В тот вечер я пришел рассказать о том, что наши войска наступают по всему фронту, что идут бои за столицу Белоруссии Минск, в Чехословакии, на Карпатах, за Прибалтику. Фашисты под могучим натиском Советских Вооруженных Сил отступали по всему фронту. Разгром фашистской Германии и, следовательно, конец войны был близок. Все это радовало сердца подводников, но в то же время каждый из них думал о своем участии в окончательном разгроме врага. Никто не хотел задерживаться здесь, чтобы не опоздать принять участие в последних, завершающих боях великой битвы.