- Кто ты такой? Сколько ты там стоишь?
- Я только что вышел из леса, - ответил я, решив, что ложь в данном случае будет более желанной для нас обоих. - И ничего не видел.
Девушка потрясение смотрела на меня, чуть приоткрыв рот. Золотые волосы колыхались в воде вокруг ее прекрасных плеч. Ее лицо было освещено косыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь ветви деревьев; несмотря на испуг и гнев, она, без сомнения, была прекрасна, само олицетворение красоты. Это особенно меня поразило, потому что ее красота пронзила меня подобно разряду молнии. В мире есть многое, что мальчик моих лет может посчитать красивым: блеск лака на раме велосипеда, отливы чисто вымытой шерсти здоровой и полной сил собаки, верчение йо-йо, раз за разом поднимающегося по своей нити вверх и спускающегося вниз, желтый свет полной луны, сочная зелень луга, приятная полновесная уверенность в нескольких свободных часах впереди. Черты лица девушек, вне зависимости от их правильности, пропорциональности или притягательности, до той поры не входили в упомянутый список. Однако я на несколько минут забыл о пустом ноющем желудке, москитных волдырях и царапинах от злобных шипов. Лицо девушки было самым поразительным видением, когда-либо посещавшим мой разум. Глядя в ее глаза удивительного василькового цвета, я будто пробудился от долгого, ленивого и спокойного сна в мире, о существовании которого я даже не подозревал.
- Я заблудился, - наконец выдавил я из себя.
- Откуда ты идешь? Ты что там делал, подсматривал?
- Нет. Я пришел вон оттуда. - Я махнул рукой в глубь леса.
- Ври больше! - ответила мне девушка. - Там только лес, и ничего больше. Там, за этими холмами, никто не живет!
- Да, - согласно кивнул я, - там никого нет. Продолжая сидеть под водой, обхватив себя за плечи руками, она некоторое время молча рассматривала меня. Я видел, как успокаивается ее лицо, как испуг и гнев постепенно остывают, как смягчается ее взгляд.
- Значит, ты заблудился? - наконец повторила она. - А где ты живешь?
- В Зефире.
- Опять врешь! Зефир - по другую сторону равнины!
- Мы с друзьями вчера заночевали в лесу, - объяснил я. - Нас было трое. Кое-что случилось, у нас вышли неприятности, и я заблудился в темноте.
- А что такое случилось?
Я пожал плечами.
- Один человек за нами погнался.
- И ты думаешь, что я поверю тебе?
- Я говорю правду, клянусь.
- Значит, ты пришел сюда из самого Зефира ? Должно быть, ты валишься с ног от усталости?
- Да, мэм, так оно и есть.
- Давай-ка отвернись, - приказала она. - И не смей оглядываться до тех пор, пока я не разрешу тебе. Понял?
- Хорошо, - кивнул я и повернулся к ней спиной. Я слышал, как она с плеском выбралась из воды, и представлял ее всю, обнаженную с головы до ног. Тихо зашуршала одежда. Прошла минута-другая, и она сказала мне:
- Теперь можешь повернуться. Когда я увидел ее снова, на ней была розовая майка, джинсы и белые теннисные тапочки.
- Как тебя зовут? - спросила она, выжимая свои длинные волосы.
- Кори Мэкинсон.
- А меня Чили Уиллоу, - представилась она. - Ну что, пошли, Корп.
О, как чудесно было слышать свое имя из ее уст! Обежав вокруг пруда, я вслед за девушкой углубился по тропинке в лес. Чили была выше меня, ее походка сильно отличалась от той, как ходили мои девочки-одноклассницы. Ей не меньше шестнадцати, решил я. Я шагал за ней следом и вдыхал ее запах, который мог сравниться разве что с ароматом росы на свежескошенной траве. Я старался ступать только туда, куда наступала ее нога. Если бы у мен" был хвост, я бы наверняка вовсю им вилял.
- Я живу недалеко, тут, на опушке, - сказала мне Чили, и я отозвался из-за ее спины:
- Ясно.
У обочины грязной пыльной дороги стояла дощатая лачуга. Стены были обиты рубероидом, загон для цыплят справа был обнесен ржавой стальной сеткой, а слева, посреди заросшего по пояс травой двора, на чурбаках стоял ржавый автомобильный кузов. Жилье выглядело гораздо более жалким и запущенным, чем тот притон, в котором мой дедушка Джейберд спустил в покер свою последнюю рубашку. Шагая по лесной тропинке вслед за Чили, я уже обратил внимание на то, что ее джинсы были старенькими, обтрепанными и залатанными, а на майке в двух местах светились симпатичные дырки размером не меньше дайма. И вот теперь я увидел ее дом, по сравнению с которым последняя братонская лачуга выглядела дворцом. Поднявшись на крыльцо, Чили отворила отчаянно скрипевшую сетчатую дверь и крикнула в темноту внутрь дома:
- Мама? Смотри, кого я нашла в лесу!
Вслед за Чили я вошел в хижину. Внутри стоял запах крепких сигарет и зелени с огорода. За большим столом в кресле-качалке сидела женщина с шитьем на коленях. Она подняла на меня морщинистое лицо, кожа на котором была сожжена долгой работой на солнце, и взглянула васильковыми глазами своей дочери.
- Можешь выбросить его обратно, - отозвалась она. Игла в се руках снова принялась за работу.
- Он заблудился, - объяснила Чили. - И попросил меня о помощи. Говорит, что пришел из Зефира.
- Из Зефира? - переспросила женщина. Ее глаза снова обратились ко мне. На ней было застиранное голубое платье с желтыми вышитыми узорами на груди и резиновые пляжные шлепанцы. - Далековато же ты забрался от дома, паренек.
Голос женщины был низким и хриплым, словно солнце вместе с кожей высушило и ее легкие. На низеньком столике рядом с креслом-качалкой стояла пепельница, полная сигаретных окурков, дымилась лежавшая там наполовину выкуренная сигарета.
Да, мэм, - согласно ответил я. - Я хотел попросить у вас позволения позвонить моим родителям. Они волнуются, и я должен сказать им, что жив и здоров.
- У нас нет телефона, - ответила мне женщина. - У нас тут не Зефир.
- А, ясно. Тогда.., можно я попрошу вас отвезти меня домой?
Мать Чили молча взяла из пепельницы сигарету и, сделав глубокую затяжку, положила сигарету обратно. Когда она снова заговорила, у се губ клубами вился сигаретный дымок.
- На грузовике уехал Билл. Но, по-моему, он вскорости должен вернуться.
Мне захотелось узнать, через сколько именно минут наступит это ее "вскорости", но спросить было бы невежливо.
- Можно мне попить? - обратился я к Чили.
- Само собой. И давай снимай-ка рубашку, она у тебя насквозь промокла. Пойдем со мной.
Вслед за Чили я пошел на маленькую бедную кухоньку, на ходу расстегивая пуговицы рубашки и отлепляя ее от тела.
- Где это ты так здорово весь исцарапался? - спросила меня в спину мать Чили, снова изрыгая изо рта клубы сигаретного дыма. - Тебе явно пришлось побродить по лесу. Эй, Чили, достань-ка йод и подлатай своего гостя.
- Хорошо, мама, - отозвалась Чили, и я, повесив грязную и мокрую рубашку на спинку стула, замер, дожидаясь наступления мгновения боли и блаженства.
Стоя ко мне спиной возле раковины, Чили накачала насосом в кувшин воду, которая блаженно булькала и плескалась во все стороны. Приложившись к полученной кружке с Фредом Флинстоуном на боку, я нашел, что вода тепловата и мутновата на вид. Глотнув воды, я обнаружил, что вкус у нее какой-то затхлый. Потом лицо Чили Уиллоу снова оказалось передо мной - и сладость ее дыхания напомнила мне об аромате роз. В ее руках были ватные тампончики и пузырек с йодом.
- Будет немножко больно, - предупредила она.
- Ничего, этот выдержит, - отозвалась из своей качалки ее мать.