и независимость нашей Родины
в Великой Отечественной войне».
Мстя за смерть любимого командира, воины дрались с утроенной энергией и яростью.
Командование полком принял я. Мы вели тяжелые кровопролитные бои в районе Бортников, а затем — Жукова. Противник бросал против нас танки, использовал в большом количестве шестиствольные минометы и метательные аппараты. Но все воины полка сражались мужественно и отважно. Как всегда, впереди были коммунисты и комсомольцы, ветераны полка, такие как Герои Советского Союза заместитель командира полка гвардии майор В. М. Косоруков, отважный разведчик член партийного бюро полка гвардии старшина И. Г. Малин, мужественный бронебойщик гвардии старший сержант А. В. Макалов и многие другие.
Пример коммунистов и комсомольцев вдохновлял на подвиги и других воинов. Командир минометного расчета гвардии старший сержант А. Н. Балыбердин в самые критические минуты боя не отходил от миномета и вел меткий огонь по вражеской пехоте. Не раз точный огонь его миномета заставлял гитлеровцев откатываться с большими потерями. Боевую закалку Балыбердин получил еще на Курской дуге, отличился и во многих последующих боях. Ему было присвоено офицерское звание. Сейчас кавалер многих орденов и медалей гвардии старший лейтенант запаса А. Н. Балыбердин живет и работает в Кемерове.
В бох за освобождение Прикарпатья отличился и был удостоен ордена Славы III степени отважный автоматчик восемнадцатилетний воин из Черниговщины Илья Яременко. В бою в районе Жукова он уничтожил больше десяти гитлеровцев, показал примеры мужества и героизма. Войну И. П. Яременко закончил в Праге гвардии сержантом, полным кавалером ордена Славы.
Так действовали в боях все воины нашего прославленного гвардейского Краснознаменного полка.
Моим ближайшим помощником и товарищем был заместитель по политической части гвардии майор П. И. Власенко. Бывший шахтер, затем политработник, он прибыл в полк на Дону в тяжелом 1942 году. Петр Игнатьевич отличался храбростью, непримиримостью к недостаткам. В те дни он не знал покоя. Днем вместе со всеми находился в бою, а ночью обходил подразделения, беседовал с бойцами и командирами, разъяснял им поставленную задачу. Гвардейцы любовно называли его комиссаром.
В боях в Прикарпатье Петр Игнатьевич был ранен и отправлен в госпиталь. Но вскоре, недолечившись, он возвратился в часть.
— Не могу валяться в госпитале, когда полк находится в тяжелых боях,— смущенно сказал Власенко.
Демобилизовавшись из армии после окончания войны, Петр Игнатьевич возвратился на родную шахту. Коммунисты единодушно избрали его своим вожаком. И вскоре к его пяти боевым орденам добавились трудовые награды — орден Ленина и «Золотая Звезда» Героя Социалистического Труда.
...Бои продолжались до начала мая. Попытки немецко-фашистского командования отбросить советские войска от Карпат были тщетны. Советские воины сорвали вражеский замысел. По приказу командования наша дивизия сдала участок обороны другим частям и сосредоточилась в районе с. Чернелиц для получения новой боевой задачи.
В дальнейшем полк, которым я командовал, участвовал в освобождении Львова, сражался в Карпатах, освобождал Польшу и Чехословакию, День Победы встретил в ликующей Праге. К концу войны на боевом гвардейском знамени полка сияли четыре ордена, как свидетельство боевых заслуг, мужества и отваги его воинов.
Апрель, 1944 год. Восточнее Станислава, в междуречье Днестра и Прута, противник, собрав мощные танковые и авиационные силы, пытается прорвать нашу оборону. Над линией фронта идет воздушный бой.
Получив приказ срочно лететь на помощь, я выскочил из землянки командного пункта, на ходу обдумывая, как лучше выполнить задачу. Стоянка самолетов была близко, и летчики, взглянув на меня, поняли, что предстоит срочный вылет.
— Летим,— сказал я обычным голосом, чтоб не выдать своего волнения. Меня тревожило одно: вдруг опоздаем. И все, точно по команде, построились.
Первым стоит Сергей Лазарев со своим ведомым Михаилом Руденко. Как всегда, Сергей, словно стесняясь высокого роста, чуть сутулится, руки в локтях согнуты и подались назад. Вид спокойный, но в этом спокойствии и угловатой, точно высеченной из глыбы камня, огромной фигуре угадывается силища тигра, собранная для прыжка. Воюет третий год. До дерзости смелый, но бои научили его выдержке и расчетливости. Нет смысла назначать в ударную группу. Здесь он меньше принесет пользы, чем на высоте, в группе охраны, где можно проявить свою выучку и надежно прикрыть нашу четверку от всяких неожиданностей. Вторая пара — Алексей Коваленко и Назиб Султанов. Теперь уже не новички, но, увлекаясь боем, иногда забывают, что сами могут быть атакованы, поэтому за ними еще требуется опытный глаз. Правда, Коваленко уже сбил четыре фашистских самолета и стал ведущим пары, однако, я по-прежнему за ним зорко слежу в бою и далеко от себя не отпускаю. Все это скорее уже по инерции, чем по необходимости. Пора ему и на простор. Пятым стоит Иван Хохлов — мой ведомый. Вся эта тройка полетит со мной в ударной группе.
Чтобы показать на карте район прикрытия наземных войск, взял в руки планшет. Все вплотную подошли ко мне и молча слушали. Понимая, что перед боевым стартом каждое лишнее слово, как лишний груз в походе, будет мешать и раздражать, стараюсь быть предельно кратким. Гляжу на Лазарева:
— Пойдешь выше нас.
Плечи Сергея раздвинулись. Высокая мощная фигура напружинилась. По тонкой молодой коже обожженного лица пробежал румянец:
— Ясно.
— Ты с Султановым со мной в ударной группе.
— Ясно,— приглушенно пробасил Коваленко.
Две фразы — и приказ отдан. Последний взгляд на летчиков. Молчание. Я не спрашиваю, имеются ли ко мне вопросы. По особой сосредоточенности на лицах и плотно сжатым губам мне тоже ясно: вопросов нет. Есть у всех полная уверенность, что задача будет выполнена. Такие, как эти ребята, морально побеждают врага еще на земле, до встречи в небе. Там только экзамен, а перед экзаменом человек всегда на взводе. Понимая своих товарищей, тихо, но твердо, в настрой их боевой сосредоточенности, говорю:
— По самолетам!
...По-весеннему бодро светит солнце. Чистое небо, чистый воздух. Замечательная видимость. Пролетаем над разрушенным Тернополем. Город противником превращен в крепость. Немецкий гарнизон оборонялся до последнего солдата. Только вчера, 17 апреля, после более чем трехнедельных боев, наши войска ликвидировали остатки окруженного 12-тысячного гарнизона.
Еще далеко до Днестра, а видимость уже ухудшилась. Земля под нами плывет в белесой дымке. Впереди, в районе боев, куда мы идем, дымка поднялась, и издали кажется, будто сами снежные Карпаты сместились на север. Испарения широко разлившихся Днестра и Прута, соединившись с дыханием фронта, и дали такие нагромождения. Как же в дымке прикрывать войска?
Навстречу нам, возвращаясь домой, пролетела эскадрилья нашего полка.
— Как, Миша, там погода? — спрашиваю по радио ее командира Сачкова.
— Отвратительная. Туман.
Наши переговоры перехватил командир полка В. С. Василяка. Сегодня он впервые прибыл с радиостанцией наведения на передовую. Запросив меня, как его слышу, тут же передал, чтобы мы нажали на все педали: бомбардировщики на подходе.
«На подходе». Значит, он уже видит их. До района прикрытия — километров 30. Минут пять лету. Почему же Василяка не задержал эскадрилью Сачкова? Радиолокаторы. Не привыкли мы к ним, поэтому и забываем. А они могут видеть самолеты противника за 100 и более километров. Наверное, командир только что принял данные локаторов и поэтому настраивает нас на бой с ходу.
Моторы уже работают на полную мощность. В голове роятся мысли: какие бомбардировщики и сколько их, высота полета, курс, боевой порядок? Много ли истребителей прикрытия?.. Запросить по радио В. С. Василяку? Опасно: противник подслушает и примет контрмеры. Внезапность будет утрачена. Однако уже сейчас можно уверенно предположить: враг летит с юга, со стороны Карпат, или же с запада. Чтобы занять выгодную позицию для атаки, нам нужно сейчас же быть за линией фронта, параллельно которой летим, и оказаться в тылу противника.
Высота 7500. Чуть снижаясь, мы быстро оказались за линией фронта, у Станислава. Впереди — две стаи «юнкерсов», самолетов по 30 в каждой. Со стороны Карпат, километрах в десяти от нас, грузно плывут еще две группы. Их замыкает четверка «мессершмиттов». Держатся кучно. Так не летают опытные летчики. Очевидно, молодые. Впереди головных «юнкерсов» — две пары «фоккеров», идут разомкнуто, прокладывая путь армаде. Видимо, тертые калачики. Подальше, в лучах солнца, купаются еще несколько пар истребителей противника.
— Вижу более сотни «лапотников» с истребителями,— информирую Василяку.— Занимаю позицию для атаки.
— Действуй! — приказывает он.
Обстановка ясна. Враг хочет двумя волнами нанести массированный удар по нашей обороне. Истребителей у немцев достаточно: они легко могут сковать нас боем и не дадут ударить по бомбардировщикам. Главная опасность — истребители противника, охраняющие «юнкерсов» спереди. Они ждут нас с нашей территории на встречных курсах, а мы ударим с тыла. Пока они не обнаружили, немедленно надо атаковать! Наше преимущество — внезапность и быстрота. Однако этого преимущества хватит только для разгрома одной группы. А как быть с остальными? Силой тут не возьмешь: враг сомнет своей численностью.
Головная группа «юнкерсов» уже на боевом курсе, и вот-вот самолеты начнут бомбить с пикирования. Атаковать! Но старая формула боя — наша четверка ударяет по флагманской группе, а пара Лазарева прикрывает нас от истребителей противника — в таких условиях не надежна. Надо действовать быстро. И действовать кулаком, не дробя группу. Удар будет сильный и целенаправленный.
— Где ты? Почему молчишь? Сейчас начнут бомбить! — раздался встревоженный голос В. С. Василяки.
Я уже весь в напряжении, в действии. Отвечать некогда, но надо:
— Иду в атаку.
Мы действительно уже на курсе атаки и сближаемся с «юнкерсами»... Только по какой из двух первых групп выгоднее нанести удар? По головной — она уже почти на боевом курсе. Но тут же возникает сомнение: пока будем бить ее, вторая группа может отбомбиться.
Вдруг правее меня, из сизой дымки, через которую еле-еле просматривается земля, вынырнула «рама» — ФВ-189. Вынырнула как из воды. Значит, в дымку можно прятаться и сверху не будет видно? А из дымки вверх? На фоне солнца и чистого неба видимость должна быть. Это все равно, что днем из глубины комнаты да еще через тюлевую занавеску глядеть через окно на улицу. Нужно воспользоваться этим.
Нам выгодно сейчас с ходу, попутно атаковать с высоты вторую группу и, уйдя в дымку, незаметно подобраться к первой. Наши «яки», окрашенные сверху сизой краской, сольются с сизой дымкой, и для фашистских истребителей, находящихся выше, будут невидимыми. А если нет? Тогда истребители противника вообще могут нам отрезать все пути к бомбардировщикам. Успеют ли? Успеют. Только их атака будет спереди, в лоб нам.
Что ж, этой атаки бояться нечего. Она больше нагоняет страху, чем разит огнем. Мы не свернем с курса и не вступим в бой с истребителями, пока они не нападут на нас сзади. Для этого им потребуется сделать разворот на 180 градусов. За это время мы должны изловчиться и разбить первую стаю. А как быть с третьей и четвертой? Они минуты через две будут над фронтом. Попробуем использовать все ту же тактику «невидимок». Не удастся — разделимся на две группы и будем действовать по установившимся правилам.
Мигом промелькнули все эти мысли с противоречиями и сомнениями. В воздухе — не на земле: здесь все в непрерывном движении и изменении, поэтому первоначально принятые решения постоянно надо уточнять.
Передаю летчикам:
— Атакуем все сразу! Лазарев по правому флангу. Коваленко — по левому. Я бью по ведущему.
— Атакуй первую группу. И немедленно! — скомандовал мне Василяка.