— Вас понял...
И только тут дошло до сознания: это же приказ, и он расходится с моим планом боя! Как быть? Мне здесь лучше видна воздушная обстановка, чем ему через густую дымку. Выполнить — значит отказаться от удара по второй группе, а, минуя ее, идти на первую. Для этого нужно немедленно выходить из пикирования — лишний маневр, потеря времени. К тому же, добираясь до головной группы, мы должны проходить над второй, подставляя беззащитные животы своих «яков» под огонь «юнкерсов». Истребители противника нас наверняка заметят, свяжут боем, и тогда уже труднее будет прорваться к головным «юнкерсам».
Приказ В. С. Василяки явно опоздал. Если бы он передал его, когда у меня еще не созрело решение, я бы мог его выполнить не колеблясь. Как хорошо, что опоздал. На земле все ему объясню. И я, словно ослушавшись приказа, не отвечаю, а выполняю намеченный план боя.
Сверху у «юнкерсов» мощный зенитный огонь стрелков. Однако мы так внезапно свалились на них, что вражеские стрелки, должно быть, даже не успели опомниться. Окатив их огнем, мы скрылись в дымке. Отсюда на фоне чистого неба — прекрасный обзор. Первая стая бомбардировщиков и их четверка «фоккеров» непосредственного сопровождения летит в прежнем порядке. Значит, они еще ничего не заметили. А что стало с атакованными «юнкерсами»? Потом разберусь, оглядываться некогда.
Используя скорость, до предела возросшую на пикировании, мы снизу из дымки мгновенно устремились к первой стае «юнкерсов». Их истребители прикрытия нас еще не обнаружили, но уже тревожно засуетились, беспорядочно шныряя по небу.
— Атакуем в прежнем порядке! — командую по радио.
Мы под строем «юнкерсов». Они идут крыло в крыло и кажутся серой глыбой металла, размалеванного черными крестами. Неубирающиеся шасси торчат, как лапы хищных птиц, готовых схватить тебя. Однако мы эти самолеты врага «любим»: у бомбардировщиков снизу плохой обзор, и горят они великолепно.
Сейчас «лапотники» в наших прицелах. И не шелохнутся. Значит, не подозревают опасности.
Мощная огневая струя снарядов и пуль, точно раскаленное копье, врезалась в ведущего «юнкерса». Из его чрева тут же брызнул огонь. Зная, что от бомбардировщика могут полететь обломки и накрыть меня, быстро отскакиваю, о чем предупреждаю и своего ведомого. Предупреждение излишне: И. Хохлов уже рядом. К нам пристраиваются А. Коваленко с Н. Султановым, приближается и пара С. Лазарева. И по-прежнему нас не трогают вражеские истребители. Они в смятении кружатся впереди, очевидно все еще не поняв, кто же бьет их подзащитных.
Переднюю волну «юнкерсов» ошеломила наша атака. Потеряв строй, они торопятся освободиться от бомб и разворачиваются назад. «Юнкерсы» горят, неподалеку висят парашютисты. Кажется, все небо заполнено спешащими на запад «лапотниками».
Видимость по горизонту и вниз очень плохая. Пары Коваленко и Лазарева, чтобы не потерять меня, летят ниже. Мы все готовы к новой атаке, но вот беда: не видно второй волны «юнкерсов», а она где-то рядом. Наугад разворачиваемся. А если разойдемся? Нет. Этого нельзя допустить. Нужно подняться выше дымки и взглянуть, где же «юнкерсы»? Однако это опасно: привлечем на себя истребителей противника, и тогда они свяжут нам руки. Но и другого выхода нет. Прыжок к синеве — и тут сверху посыпались «фоккеры». Инстинкт самосохранения чуть было не толкнул меня скрыться в дымке, но сдержался. «Юнкерсы» оказались совсем рядом, а над ними — четверка «мессершмиттов». Теперь боя с истребителями противника не избежать. Однако всем нам переключиться на «мессеров» нельзя.
— Сережа! Возьми на себя истребителей, а мы с Коваленко — «лапотников»,— передаю Лазареву, и снова четверкой уходим в дымку.
Нелегко будет Лазареву с напарником отвлечь от нас «фоккеров» и «мессершмиттов». Да и нашей четверке теперь уже не так просто снова стать «невидимками»! Надежда на сизую окраску «яков»... Не поможет — пробьемся к «юнкерсам» силой.
Лазарев и Руденко разворотом на юг оторвались от нас и пошли вверх, как бы подставляя себя на съедение противнику. «Фоккеры» клюнули на приманку и кинулись за ними. Нам-то этого и надо. Молодец, Сережа! Ловко купил тупоносых, а от «мессершмиттов» мы и сами отобьемся.
Сквозь дымку я уже вижу обе стаи «юнкерсов». Хотя и идут навстречу в прежнем порядке, однако их строй не такой плотный и спокойный, какой был у первых двух стай. Очевидно, знают о судьбе своего первого эшелона и встревожены. Неожиданно для нас «мессершмитты» тоже отвернулись от «юнкерсов» и помчались в сторону, куда ушел Лазарев. Наверно, заметили бой «фоккеров» с «яками» и хотят помочь своим поскорее расправиться с парой Лазарева. Какое благородство! Лучшего для нас и желать не надо. Теперь бомбардировщики совсем без охраны, но только на короткое время — вражеские истребители поймут свою ошибку и возвратятся для защиты бомбардировщиков. А их — две группы. Теперь последовательно бить их четверкой у нас нет времени. Разделимся попарно? Конечно. Коваленко разобьет заднюю группу, а мы — переднюю. А если не успеет? Должен! И я, разворачиваясь для удара, уверенно передаю:
— Коваленко, бей задних «лапотников», мы с Хохловым — передних!
На встречных курсах сближение происходит быстро. Я чуть опоздал с разворотом и могу неудачно занять позицию для атаки, поэтому резко кручу машину, чтобы оказаться под первой группой бомбардировщиков. От перегрузки тускнеет солнце. Перестарался. Медлить, однако, нельзя. Разворачиваюсь по интуиции, не видя ничего. Опасаясь столкновения с «юнкерсами», проваливаюсь вниз и выхожу из разворота. В глазах снова свет. «Юнкерсы» надо мной. Удачно. И пока не мешают фашистские истребители!
— Я бью левое крыло, Хохлов — правое!
Близко и вторая стая. Сейчас ее пушки смотрят на нас. А на этих «юнкерсах» могут быть 37-миллиметровые пушки. Вся надежда на Коваленко. Он с Султановым должен отвлечь от нас бомбардировщиков. Ловлю в прицел заднего «лапотника»: он ближе всех, но болтается, как бревно на воде во время шторма. Не могу его поймать. От огня Хохлова «юнкерс» уже опрокидывается вниз. Меня осеняет мысль — стрелять по всему крылу: оно как раз в створе прицела. Мой огонь кого-нибудь да и подкосит. Одна длинная очередь, вторая, третья... и закоптил еще один «лапотник». Сразить следующего? Нет, нужно поберечь боеприпасы для боя с истребителями. Да и сзади по нас могут ударить пушки с «юнкерсов». Надо оглянуться. В этот момент вижу, как один горящий бомбардировщик, очевидно из первого разбитого эшелона, точно комета с длинным хвостом, мчится в лоб стае «юнкерсов». Они, уже потрепанные нами, опасаясь столкнуться со своим же самолетом, шарахнулись врассыпную. Вот здорово, сами себя разгоняют.
Сзади нас от ударов Коваленко с Султановым «юнкерсы» тоже разворачиваются к себе в тыл. Хорошо! Полный успех. За какие-то две минуты мы сумели отразить налет целой армады. Впрочем, последняя группа еще не сбросила бомб и может возвратиться. Не дадим! Сейчас выдался момент помочь Коваленко. Однако «мессеры», поняв свой промах, уже спешат сюда. Лучшая помощь Коваленко — защита от «мессершмиттов». И мы с Хохловым, набирая высоту, идем навстречу врагу.
Лобовая атака? Она сейчас выгодна «мессерам». Мы удаляемся от Коваленко, а «мессеры» летят прямо на него. Нет, так не пойдет! Демонстрируя, что не выдержали лобовой атаки, мы сворачиваем, показывая «мессершмиттам» свои хвосты...
Истребители противника, как и раньше, когда мы применяли такой «трусливый» маневр, всегда пытались расправиться с нами, ввязываясь в бой на виражах и, конечно, терпели неудачу. А как сейчас? Не разгадали ли ловушку? Надо быть готовым и к этому. И вообще в бою всегда нужно рассчитывать на худший вариант: меньше будет неожиданностей. Сейчас два «мессершмитта» могут попытаться связать нас боем, а два — атаковать Коваленко с Султановым.
Положив подбородок почти себе на спину, круто вращаю «як», не спуская глаз с «мессершмиттов». Они по-прежнему мчатся на Коваленко. Значит, не соблазнились хвостами наших «яков». Но нет, разворачиваются, и все четверо: двое — на меня. По два носа, а в каждом по три пушки и по два пулемета нацеливаются на нас сзади. Знаю, что у меня большая угловая скорость вращения и противнику трудно прицелиться, а все же неприятно. Вот один нос на какой-то миг «взглянул» прямо на меня, и тотчас белые нити трассы прошли рядом с консолью крыла, но не захлестнули. Кручу «як» резче. Нос противника отстает. Второй, видимо ведомый, виражит рядом с ним. Он пока не опасен.
«Як»! Вираж — твой конек! А ну, давай поднажмем! Все круче замыкается круг. И вот, наконец, передо мной хвост вражеского самолета. Ловлю его в прицел. Тонкое худое тело «мессершмитта» мечется, пытается выскользнуть. Не уйдешь! Враг уже чувствует свой конец и в отчаянии бросается кверху, подставляя себя под расстрел. «Мессер» прямо-таки лег в прицел. Нажимаю на кнопки... Огня не вижу и нет знакомого подрагивания самолета и приглушенного клекота пушек и пулеметов. Боеприпасы иссякли или же отказало оружие? Скорей перезарядить! Меня охватывает азарт. Я должен сбить!
— «Фоккеры»! — воскликнул Хохлов.
Я ни о чем не успел подумать, а ноги и руки, точно автоматы, уже швыряли «як». Однако откуда же взялись «фоккеры»? И где они? Сзади черный противный лоб ФВ-190 уперся в хвост моего «яка» и изрыгает огонь из четырех пушек и двух пулеметов. Целый душ огня. А мне от огненного душа очень зябко. Еще секунда — нет, доля секунды промедления,— и все бы для меня кончилось... Как вовремя предупредил об опасности Иван. Спасибо, друг! И все же закипела в душе злость. И на кого? Не на противника, а на оружие. Но я-то жив и невредим. Я жив! Я радуюсь. Однако не рано ли?
Мысль снова заработала четко и ясно. Перезаряжаю оружие. Оно не стреляет. Понимаю, что для врага я уже безопасен, но он-то об этом не знает. И в этом моя сила.
«Фоккеру» не хочется упускать жертву. Он упорно пытается взять меня на мушку, и я бессилен что-либо сделать. Продолжая виражить, оглядываюсь, что же произошло?
Последняя группа «юнкерсов» сбрасывает бомбы и, уже развернувшись, уходит на запад. Коваленко сработал хорошо. Мы с Хохловым находимся в объятиях четырех «мессершмиттов» и двух «фоккеров». Нам очень трудно. Очень. Одни мы навряд ли стряхнем с себя гитлеровцев. Рядом пара «яков» крутится с двумя «фоккерами». Это Коваленко и Султанов. Сейчас только они могут помочь, но сами связаны противком по рукам и ногам. Да и остались ли у них боеприпасы?
Момент опасный. Вражеские очереди струятся вокруг «яков». Я вижу сзади себя уже двух «фоккеров». От двух виражом не спасешься. В таком же тяжелом положении и Иван Хохлов. Мне уйти вниз? Опасно: уж очень близко пристроились «фоккеры», снимут раньше, чем оторвешься от них. Вверх — нечего и думать: на этой высоте у «фоккеров» лучше вертикальная скорость. Где же выход? Дальше виражить — самоубийство. Вниз! Резко! В дым! За счет резкости движений не даться врагу в прицел.
— Ваня...— хотел я Хохлову передать, чтобы и он следовал за мной, но Коваленко с Султановым подоспели к нам. Клещи противника ослабли. Их окончательно разорвал Лазарев: ударом сверху он сбил «мессершмитта».
Вражеские истребители, оставив нас в покое, ретировались, как обычно, когда им туго, вниз, в дым войны.
Мы снова в сборе. Ласково светит солнце. Чистое небо над нами и дымчатое половодье внизу искрятся, будто приветствуя нашу победу. Однако на душе неспокойно. Мне кажется, что первая группа «юнкерсов», сбрасывая бомбы, хотя и поспешно, не как обычно с пикирования, все же задела наши войска.
Чтобы узнать обстановку на земле, докладываю командиру полка:
— Задачу выполнили. Какие будут дальнейшие указания?
Молчание. Молчание длительное и тревожное. Беспокойство усиливается тем, что на глаза попалась дымовая завеса, поставленная над Днестром. Ветер несет дым на восток. Хотя земля и плохо просматривается, но свежие кучки рябинок — воронок от разрывов бомб, как зловещие болячки, заметны на ее теле. В одном месте они наползли и на поле боя.
Чьи тут войска?
Молчание В. С. Василяки уже раздражает. Вновь нажимаю на кнопку передатчика.
— Минуточку подожди.— Голос торопливый и, как мне показалось, недовольный.
Ох, уж эта «минуточка»! Наконец в эфир врываются слова:
— Ждите своей смены.
Смены? Смотрю на часы. Над полем боя мы находимся всего 12 минут. Значит, надо еще 28. Приказ есть приказ.
— Вас понял.
...На земле выключил мотор. Тишина, но беспокойство не проходит. Теперь слова В. С. Василяки: «Атакуй первую группу» набатом раздались в голове. Мы атаковали вторую. Не поторопились ли? Разве не бывает, что принятое тобой решение кажется самым лучшим, хотя на самом деле не все уточнено? Не так ли было и в этом полете?
Наверно, никто так не ждал командира полка с передовой, как я. Прилетел он рано, еще до захода солнца. Посеревшее лицо с нахмуренными густыми бровями не сулило добра. И все же не хотелось верить в плохое, и вид В. С. Василяки я объяснил по-своему: устал командир.
Как только он вылез из связного самолета ПО-2, сразу же оказался в окружении летчиков. Я не стал скрывать своего нетерпения, тоже подошел к нему и спросил о бое. Владимир Степанович вместо ответа взял в руки планшет, висящий сбоку, спокойно вынул бумагу и подал мне.
— Читай.
Сколько тревожных мыслей промелькнуло в голове, пока я разворачивал сложенный вдвое лист! Это был документ, подтверждающий наши сегодняшние действия.
— А не опоздали ли мы с атакой? — спросил я. Усталое лицо В. С. Василяки осветилось доброй улыбкой: