Далее командир сообщил, что два фашистских летчика с «юнкерсов», выпрыгнув на парашютах, попали в плен. Они рассказали, что на каждую группу бомбардировщиков одновременно напало множество каких-то истребителей-невидимок. От них просто невозможно было обороняться.
— У страха глаза велики,— смеясь, заметил Сергей Лазарев.
— Совершенно верно,— согласился В. С. Василяка.— Когда имеешь перевес в силах, победить тоже надо уметь. Но шестеркой нагнать такого страха на полторы сотни самолетов и разбить их — это не просто мастерство, это искусство.
После беседы Владимир Степанович отозвал меня в сторону и извинился, что подал мне неудачную команду — атаковать головную группу «юнкерсов». «Наземные командиры насели...» — объяснил.
А дело было так. Когда к линии фронта приближалась армада бомбардировщиков, В. С. Василяку окружили наземные командиры. Они возмутились, почему он в такой момент не командует своими истребителями. Он-то понимал хорошо, что только собьет нас с толку. Но как объяснить это наземному командованию? Ему подавай действия: «юнкерсы» — вот, рядом... И он, растерявшись, подал команду невпопад.
— Но ничего, все получилось хорошо,— заключил командир полка и спросил, как дрались остальные.
Я рассказал. Особенно похвалил Алексея Коваленко. На другой день Совинформбюро сообщало о нашем бое: «Восточнее города Станислава группа летчиков-истребителей под командованием Героя Советского Союза гвардии майора Ворожейкина прикрывала боевые порядки наших войск. В это время появилась группа немецких бомбардировщиков и истребителей. Гвардии майор Ворожейкин во главе ударной группы атаковал бомбардировщиков, а лейтенант Лазарев завязал бой с истребителями противника. Наши летчики сбили шесть немецких самолетов».
В дни боев в Прикарпатье я был командиром звена 180-го гвардейского Сталинградского истребительного авиационного полка. Как известно, гитлеровское командование делало все, чтобы задержать наступление наших войск, не дать им возможности выйти к Карпатам. Вместе с нашими пехотинцами и артиллеристами, танкистами и саперами мы, летчики, стремились сорвать планы врага, освободить родную землю от фашистской нечисти.
Авиация противника оказывала нашей авиации упорное сопротивление. Имея развернутую радиолокационную сеть, гитлеровцы часто не давали нам возможности произвести воздушную разведку и нанести внезапные удары по переднему краю.
Для нанесения ударов по фашистской авиации на аэродромах была организована разведка аэродромной сети. Эта задача выполнялась с большими трудностями, так как наши самолеты в глубоком тылу врага перехватывались его истребителями. При выполнении разведывательного полета в районе Станислава старший лейтенант Иван Лавриненко встретился с четырьмя «мессершмиттами» и вступил с ними в бой. Увлекая противника в сторону своей территории, Лавриненко сбил два вражеских истребителя, но его самолет был подбит, а сам он — тяжело ранен. Истекая кровью, Лавриненко совершил посадку у переднего края наших войск. За героизм и отвагу в боях с немецко-фашистскими захватчиками Ивану Васильевичу Лавриненко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В боях наши летчики прославились взаимной выручкой, и не только между собой, но и в отношении других родов войск. Однажды старший лейтенант Виктор Дудниченко, направляясь в столовую, заметил, как два фашистских истребителя штурмовали наши войска, следовавшие к линии фронта. Не задумываясь, летчик подбежал к своему самолету, вскочил в кабину и, не одевая парашюта, взлетел. Через полторы-две минуты на глазах у всех он сбил истребитель противника. Второй, не выдержав натиска, повернул обратно. Виктору Дудниченко было 22 года, но он, как и многие наши летчики, воспитанные Ленинским комсомолом, отдавал все силы, умение для разгрома врага. Спустя некоторое время за мужество и отвагу, проявленные в воздушных боях, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Как-то в конце одного из июльских дней, почти перед закатом солнца, меня вызвали в штаб полка и поставили задачу: разведать количество и тип самолетов противника на аэродроме возле Станислава.
Для выполнения задания необходимо было пролететь незамеченным около 70 км, используя кучевую облачность, близкую к грозовой. Мне удалось обойти Станислав с северо-запада. Гитлеровцы, видно, не ожидали оттуда нашего появления и открыли зенитный огонь только тогда, когда я уже находился над стоянками их самолетов.
Зенитный огонь был настолько сильным, что казался сплошной огневой стеной. В это время на моем самолете произошло какое-то повреждение, и языки пламени с выхлопных патрубков начали врываться в кабину самолета. Принимаемые меры не дали результатов. Сильно жгло лицо, обугливался сапог на правой ноге, а снять ее с педали не мог, так как нужно было маневрировать под зенитным огнем. Что делать? Ведь командир полка с нетерпением ждет результатов разведки! Я решил во что бы то ни стало дотянуть до своих. И дотянул, благополучно посадил самолет на своем аэродроме...
Хочу рассказать еще об одном боевом товарище.
26 октября 1968 года, включив радио, я услышал торжественный голос московского диктора: «...Космический корабль «Союз-3» пилотирует гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик-космонавт, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР полковник Береговой Георгий Тимофеевич».
«Неужели это мой фронтовой друг?» — мелькнула мысль.
Да, это был он.
С Георгием Береговым мы встретились под Киевом, когда наши войска готовились форсировать Днепр. Наш истребительный полк базировался тогда на полевом аэродроме. На том же аэродроме стоял и полк штурмовиков. Нам предстояло их сопровождать. Тогда и состоялось знакомство.
— Ведущий группы старший лейтенант Береговой,— сказал он, подавая руку.— Значит, вместе летим на Киев?
На рассвете следующего дня штурмовали вражеские укрепления в так называемой малой излучине Днепра. Мы прикрывали штурмовиков. Летали ежедневно, иногда по нескольку раз.
Однажды, когда штурмовики, израсходовав боезапас, возвращались на аэродром, на них неожиданно навалились «мессершмитты».
— Уходите! — радирую Береговому.— Мы задержим немцев.
И мое звено ринулось в атаку. Завязался воздушный бой. Один вражеский истребитель бросился к головному штурмовику, на котором летел Береговой. Направляю машину наперерез врагу. Огонь открыл с разворота. «Мессер» отвернул. Но это не спасло его. Он рухнул на землю. Штурмовики и истребители вернулись на свой аэродром без потерь.
Когда зарулил на стоянку, Георгий Береговой подбежал ко мне.
— Спасибо, Петро!
И мы крепко обнялись.
С тех пор и до конца войны мы летали почти всегда вместе. Базировались зачастую на одном аэродроме. Вместе громили врага в районе Винницы, Станислава и Львова, в Карпатах. Добивали в Чехословакии.
У каждого из нас рос боевой опыт. Но Георгий Береговой, уже прославленный летчик, Герой Советского Союза, был все таким же скромным, немного застенчивым и искренним. Больше всего летчики ценили его за выдумку, за поиск новых методов боя. После войны мы не раз встречались с ним во время воздушных парадов в Москве, на военных учениях и научных конференциях. Георгий Тимофеевич Береговой стал заслуженным летчиком-испытателем СССР, летчиком-космонавтом, дважды Героем Советского Союза.
Я рад успехам своего фронтового побратима.
В апреле 1944 года 11-й стрелковый корпус совместно с частями 1-й танковой армии генерал-полковника танковых войск М. Е. Катукова, опередив другие войска фронта, вышел на государственную границу Советского Союза с Чехословакией и Румынией. Наши дивизии и корпус отмечались в приказе Верховного Главнокомандующего, в нашу честь гремели в столице залпы салюта.
Вдохновленные успехами, воины 11-го стрелкового корпуса продолжали наступление. В сообщениях передовых отрядов отмечалось, что перед нами появились новые вражеские части: полки и дивизии хортистской Венгрии.
До сих пор мы не сталкивались с хортистами, не знали боеспособности и морального духа этих частей. Первая моя встреча с ними произошла через день после освобождения Коломыи. Я приехал в этот город и увидел такую картину. На улицах было много вражеских солдат. Возле штаба 271-й стрелковой дивизии стоял полковник В. М. Лемантович с венгерским офицером. Офицер плакал, а Лемантович сочувственно кивал головой и успокаивал его через девушку-переводчицу.
В штабе дивизии мне рассказали о случившемся. Оказывается, один из батальонов венгерской армии, находившейся где-то в Западной Украине, узнав о приближении советских войск, решил отступить подобру-поздорову в Карпаты, поближе к дому.
Взвод наших разведчиков (десять красноармейцев во главе с молоденьким младшим лейтенантом), посланный на машине к г. Надворной, нагнал этот батальон на марше. Младший лейтенант, слышавший, что венгры не очень-то настроены умирать за гитлеровцев, принял дерзкое решение. Обогнав вражескую колонну по параллельной дороге, он устроил в лесу засаду, разместил своих солдат в 10— 15 м друг от друга.
Из-за поворота показалась голова колонны. Впереди ехали в тарантасе командир батальона и переводчица. Когда батальон поравнялся с засадой, младший лейтенант и двое солдат выскочили на дорогу. Остальные бойцы по заданию командира взвода быстро перебегали от куста к кусту. Создавалось впечатление, что опушка кишит советскими солдатами.
— Я командир дивизии,— сказал венгру младший лейтенант.— Один мой полк слева, другой справа, артиллерия стоит впереди. Сдадитесь — всем гарантируем жизнь. Будете сопротивляться — смерть!
Внезапность ошеломила венгерского офицера. Он приказал складывать оружие. Его посадили в машину и отправили обратно в Коломыю. Разоруженный батальон двинулся в том же направлении.
В Коломые комбат доложил командиру 271-й стрелковой дивизии, что сдался без боя русскому генералу. В штабе дивизии удивились: никакого генерала впереди не было! А когда все выяснилось, командир батальона заплакал от обиды.
— Мне не стыдно сдаться Красной Армии,— говорил он.— Я и сам искал подходящего случая. Но как мог я, майор, кадровый офицер, сдаться младшему лейтенанту?
Мы постарались успокоить его. А вскоре этот майор и двое солдат — членов Венгерской коммунистической партии — обратились к нам с просьбой разрешить батальону сражаться против фашистов. Я верил, что венгры хорошо покажут себя в бою, но не имел полномочия удовлетворить их просьбу. Батальон был отправлен в тыл.
Пять лет спустя мне пришлось работать в Военной академии имени Фрунзе.
Среди слушателей оказался и мой знакомый командир батальона подполковник Дьюлаи. В свое время он успешно закончил Военную академию. Сейчас Дьюлаи — полковник запаса, живет в Будапеште.
Но вернемся к событиям весны 1944 года. Наш корпус был переподчинен 38-й армии генерал-лейтенанта К. С. Москаленко. Если и до этого мы ощущали перебои в снабжении (боеприпасы доставлялись самолетами), то теперь стало еще хуже. В тылу продолжались бои с окруженной группировкой противника. А мы, вырвавшись вперед, перестали получать боеприпасы. Не было даже патронов для автоматов.
Между тем навстречу нам выдвинулись и перешли в наступление крупные силы 1-й венгерской армии. Особенно упорно давили они на 271-ю стрелковую дивизию, действовавшую в районе Надворной. Только 18 апреля противник бросил в бой против нее до 30 танков. Отважно действовали бойцы 829-го артиллерийского полка, которым командовал майор Коробов. Особенно отличились 4-я и 7-я батареи старших лейтенантов Кудрявцева и А. Я. Шеха. Батареи бились до последнего снаряда, подбили три танка.
В бою отличился минометный расчет 867-го стрелкового полка, которым командовал сержант коммунист Косенко. Подпустив фашистов на близкое расстояние, минометчики накрыли их метким огнем. Когда же кончились все мины, они бросились в рукопашную схватку и уничтожили 12 захватчиков.
Имея боеприпасы, мы остановили бы противника. Но стрелять было нечем. И хортисты начали нас теснить. К счастью, действовали они очень осторожно: продвигались за сутки 2—3 км и останавливались, очевидно опасаясь подвоха с нашей стороны.
В конце апреля в Прикарпатье прибыло управление 18-й армии генерал-лейтенанта Е. П. Журавлева. Наш корпус был включен в состав этой армии. Вскоре мы получили достаточное количество боеприпасов и вступили в упорные бои с врагом. Фронт постепенно стабилизировался.
После этого к нам группами и в одиночку стали переходить венгерские солдаты и сержанты. От них мы узнали, что в их тылу стоят гитлеровские танки, на перекрестках дорог дежурят фашистские пулеметчики, а в населенных пунктах расположились заставы полевой жандармерии.