Вот и Эдмунд Кулер бесстрашно берется разрешить коренной вопрос: в чем смысл существования человечества. Со времен Аристотеля этот вопрос волнует умы философов различных школ и направлений. Но, кажется, все они говорят об одном — так полагает философ Леонид Василенко.
Заданный вопрос, когда слишком многие чувствуют себя обманутыми, ограбленными, когда люди заняты прежде всего проблемами каждодневного выживания и тысячи наших недавних сограждан устремляются на Запад в поисках готовых рецептов на все случаи жизни, выглядит не слишком уместным, чуть ли не праздным. Однако, к счастью, если какой‑то человек и может прожить жизнь «изо дня в день», не заглядывая в завтра, не поднимая глаз к небу, то человечество — нет. Всегда находятся люди, задающие вопросы, и это дает надежду.
Сколь бы трагична ни была мировая история, каким бы извилистым ни был ее путь, есть некий лейтмотив — общий процесс духовного восхождения, очищения, облагораживания окружающего нас мира, процесс, существующий вопреки силам хаоса, зла и смерти. Нашими союзниками здесь становятся те мыслители, которые были заинтересованы в духовном росте людей.
Древнегреческий философ Сократ, которого уже цивилизованное и вполне демократическое общество осудило на смерть, находил надежду в мысли о единстве разума и добра, опирающемся на веру в Высшее Благо. Импульс его деятельности ощущается до сих пор.
Платон подкрепил веру в Высшее Учение тем, что весь видимый космический мир таинственным образом укоренен в реальности невидимой. И это тоже оказало влияние на развитие всей дальнейшей философии и культуры. Однако Платону не дано было увидеть, что мир и человечество не просто существуют под знаком Высшего, но само Высшее активно поддерживает движение к нему, что человечество находится в пути, и каждый человек или общество выбирает, идти ли на подъем или избрать другую дорогу. И если есть смысл мирового бытия, значит, есть цель движения,
И ДАЖЕ ВОЗМОЖЕН ПЛАН
Острое чувство истории, не свойственное древним мыслителям, характерно для культуры новоевропейской и современной. Мир устремлен к своему будущему преображению — предчувствием этого пронизано творчество Пьера Тейяра де Шардена, великого христианского эволюциониста и персоналиста нашего века. У нас он больше известен как защитник идеи ноосферы, а ноосферу так упорно изображали как сферу безответственного самоутверждения человеческого разума, что теперь у многих, особенно экологов, эти идеи вызывают отвращение. Однако для Тейяра ноосфера означала не торжество технократизма, но область действия сверхличностней животворящей энергии, направленной на то, чтобы творчески воссоздавать мир и вести его к полноте жизни. Сверхмировой Разум, согласно Тейяру, является духовным средоточием ноосферы, он принадлежит космически масштабному Христу.
В свое время Новалис, немецкий поэт‑романтик, писал: «Человек — Мессия природы» — то есть тот, через кого она спасется от рабства хаоса и смерти. Шеллинг назвал человека «искупителем природы». Эти мысли противоположны идеям многих современных экологов и космистов, убежденных, что космос, который велик, светел и прекрасен, должен спасти человека, коему остается лишь занять скромное место в системе мироздания и не претендовать на большее. Мне ближе точка зрения Тейяра, который видел в космосе поле борьбы за свет и красоту. Тейяр, конечно, следовал Новалису, утверждая, что в конечном счете судьбы мира — в самом человеке, ибо внутреннее богатство его природы превосходит все, что есть в космосе, сколь бы мало это ни подтверждала история.
В том, что творческие силы человека не реализованы во всей полноте, Бердяев видел великую историческую неудачу всех культур и духовных традиций прошлого. Едва ли нужно оспаривать этот факт, но из него можно делать разные выводы. По логике некоторых мизантропически настроенных космистов, если с человеком произошла столь великая неудача, если он стал просто опасен для биосферы, ему лучше уйти со сцены и передать творческую инициативу, например, дельфинам. Для этого следует привлечь благосклонность неких «высших сил», чтобы они наделили дельфинов недостающим разумом и духовностью. По Тейяру же, если человек заблудился, ослабел и совершил много ошибок, его нужно спасать, и для того было Воплощение Христово. Оно открыло путь преображения человеческой природы и вновь сделало возможным исполнение изначально данной ему великой космической миссии — собирания для будущей жизни всего лучшего, что есть в нашем распадающемся мире. Эта задача сверхчеловеческого масштаба, и решение ее было бы немыслимым, если бы сам трансперсональный Разум (принадлежащий «Христу Всеобъемлющему») не соединился со «всецелым психизмом Земли».
То, что Тейяр именовал «психизмом Земли», в русской философии было названо, вслед за Платоном, «душою Мира». Вл. Соловьев и С.Булгаков, много писавшие о «душе Мира» как о «Софии», заметили, впрочем, что она как бы раздарена на сверхкосмическую и природную. Душа Мира — это сверхчувственные глубины мирового бытия, давний объект оккультных изысканий, которые обретают теперь новую жизнь. К «духу Земли» стали апеллировать и некоторые экологи, стремясь пробудить в людях чувство ответственности за природу.
Отрыв природы От «души Мира» С.Булгаков называл «космической болезнью», которую призван исцелить человек. Для этого, по Булгакову, необходимо качественно обновить и научное познание, и хозяйственную деятельность, придав им «софийный» характер, ибо София есть средоточение Истины, корневой центр мироздания, источник всякого жизнеутверждения и всякой подлинности. «Истина есть состояние бытия», — писал Булгаков, — то самое, из которого мир и человек когда‑то выпали, но не утратили связи с ним, а значит, возможности возрождения.
Это и неутилитарная форма взаимоотношений человека с природой, в рамках которой человек может реализовать те великие возможности обновления мира, которые сама природа реализовать не способна.
Булгаков писал об этом в начале нынешнего века. Сейчас, когда ясно обозначился тупик технотронного развития и идет поиск альтернативной цивилизации и культуры, эти мысли выглядят на удивление актуальными. Важно, что и сам труд приобретает у Булгакова специфически духовное измерение, соотносимое с тем, что
ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ПРЕБЫВАТЬ В ИСТИНЕ
Духовное отношение к природе и человеческому труду, пожалуй, не реализовано в сколько‑нибудь значительных масштабах нигде и никогда. В новое время оно отрицалось как капитализмом, для которого труд — товар, так и социализмом, превратившим его в проклятье принудительной работы на державу. И в нынешней посткоммунистической России характер проводимых реформ таков, что достоинство труда и труженика игнорируется. Это, на мой взгляд, может стать одной из причин провала экономических преобразований. Для возрождения России очень важна борьба за утверждение достоинства и духовного призвания человека. Это не просто защита его социальных прав и свобод, его возможностей творческой самореализации, но именно духовного назначения, из которого права и свободы вытекают и без которого самоосуществление человека оказывается частичным.
О духовности у нас сейчас пишут часто и невнятно, подразумевая некую утонченность, неотмирность, осведомленность о каких‑то мистических учениях и ритуалах. В действительности, не это главное — важнее внутренняя собранность человека, его положительная устремленность, умение соединять личный внутренний рост с практической результативностью своих действий, готовность и умение исполнять подлинные нужды других людей и давать им настоящее благо.
Духовность — не просто независимость от порабощающих технических, природных и социальных сил, не только внутренняя свобода, это и способность преображать жизнь, побеждать ее зло и неправду, исцелять ее язвы, изменять мир в лучшую сторону.
Человек на Земле — явление духа во Вселенной, и ему дано стать носителем Высшей правды в мире. Когда духовное в нем угасает, сама Вселенная предстает чем‑то пустым, бессмысленным, чем‑то не состоявшимся. И если духовность человека не реализуется, целые общества и цивилизации внутренне опустошаются, вырождаются и в конце концов
ГИБНУТ ОТ ВНУТРЕННИХ ПРОБЛЕМ
Что потеряла современная цивилизация — так это чувство нормы, понимание того, что в нашей деятельности по переделке окружающего мира и нас самих допустимо, а что нет. Практики не видят ничего сомнительного в том, чтобы производить широкомасштабные эксперименты в социальной и экономической сфере, менять ландшафты на огромных территориях и облик самого человеке. Но само слово «ответственность» предполагает, что есть кто‑то, кому ты ответишь — будь то последующие поколения или природа. В этом, по сути, нет ничего нового. Всем духовным культурам известно — нравственность нужна человеку, чтобы он мог жить на Земле, но сама она имеет «неземное» происхождение,
КОРЕНИТСЯ В САМОМИСТОЧНИКЕ ЖИЗНИ
Не только экология со всем комплексом драматических вопросов ведет нас к тому, чтобы принять иную иерархию ценностей, отличную от той, что сложилась в индустриально‑технической цивилизации с ее культом эффективности, силы, пользы и выгоды. Современная психология тоже говорит об исконности в психике человека таких «гуманных категорий», как преклонение перед высшим, потребность быть личностью в сообществе себе подобных, наконец, потребность забыться в любви, преодолев свое низшее «я». Назову работы В.Франкла «Человек в поисках смысла», Э.Фромма «Иметь или быть?», «Искусство любить».
Наконец, еще одна вещь, о которой стоит сказать: это становление современного космистского сознания. Космизм обращается к тому, чем пренебрегает научно‑ рационалистическая культура, — к обширному опыту неутилитарных отношений человека с миром, где самореализация человека не подавляет природу, где действует иерархия, согласно которой существование какого‑то низшего уровня предполагает и наличие высшего, где все целесообразно. Особенно рельефно космизм выражает религиозная философия, мифотворчество, художественная литература — от древности до наших дней, оккультные изыскания и мистические школы, астрологические традиции и многое другое. Но идеи, ценные с точки зрения космизма, рассеяны и в ряде областей науки и техники. Можно сослаться хотя бы на физическую космологию, открытый ею антропный принцип, согласно которому в самих физических основах Вселенной есть некая предзаданность к появлению жизни и человека.
К.Циолковский искал присутствие одухотворенности во всей природе, вплоть до атомов, и апеллировал к существованию вселенского нематериального Разума, управляющего сложным механизмом космоса. «Я, — писал он, — панпсихист, признающий чувствительность всей Вселенной». Немалое влияние на Циолковского оказал Н.Федоров, его уверенность в том, что в мире действуют таинственные жизненные силы, которые, если дать им нужный ход, сделают возможной
ПОБЕДУ НАД СМЕРТЬЮ И ВОСКРЕШЕНИЕ
Ссылки на мыслителей прошлого в поисках выхода из сложившейся в мире достаточно драматической ситуации могут показаться чем‑то старомодным и неинтересным. Тем не менее, обращаться к ним необходимо хотя бы для того, чтобы духовный опыт оставался живым — ведь большинство наших современников не имеют возможности знакомиться с оригинальными текстами, да и говорят они на языке совсем другой культуры. Я оставляю за скобками проблему «масскультуры», которая эксплуатирует одну сторону цивилизации. Можно подняться на Эверест на вертолете, но настоящее покорение — это пешком, это огромные усилия, долгая индивидуальная подготовка. Наш разговор для последних; кстати, людей, у которых есть духовная жажда, сейчас больше, чем когда‑либо. Сторонники традиционной научно‑рационалистической культуры склонны считать, что все это следствие застоя в советской науке, вызванного беспримерным в истории идеологическим и бюрократическим гнетом. Однако в действительности это общемировое явление, знак начала новой эпохи духовного и культурного развития человечества, формирования планетарной культуры будущего.
Исследователи, занимающиеся глобальными проблемами современности, пришли к выводу, что ни одна из существующих старых культур и духовных традиций не обладает Истиной во всей ее полноте, не несет в себе достаточно возможностей для глобального синтеза познания, нравственности и социальной правды. Еще сто лет назад В.Соловьев предсказывал, что свои позиции наука во многом сдаст оккультизму, способному полнее раскрыть тайны мира и человека, что и произошло. И Рерих писал о том же… Становится более понятным мистический «взрыв», появление множества медитативных центров. Во всем мире, а не только на Востоке, используется язык гороскопов, восточных календарей. Природа и возможности человека оцениваются с точки зрения космической энергетики… Примеров может быть множество. Откуда, скажем, в Москве кришнаиты? На мой взгляд, православие, со всем тем гигантским духовным и культурным богатством, которым оно обладает, не смогло пока предложить части молодежи, склонной к медитации и созерцанию, ничего кроме догматического обрядового послушания.
Словом, процесс идет, интенсивно, идет вширь, и, полагаю, уже через несколько десятилетий будут основания говорить о планетарной культуре, включающей в себя множество субкультур, то есть культуре мозаичной. Она будет таить в себе много разных возможностей развития, что, как известно, обеспечивает выживаемость — ведь если какое‑то явление «опирается на одну точку», оно неустойчиво и в конце концов вырождается. Планетарная культура будущего создаст сложную сеть взаимосвязей самых разных региональных и глобальных традиций, и, надеюсь, одной из ее определяющих черт будет отчетливый персоналистический характер и в то же время глубокие и разветвленные связи
С КОСМИЧЕСКИМ БЫТИЕМ.
Известный американский биолог А.Грэгг как‑то сказал слова, получившие широкое хождение: «Мир поражен раком, и его носитель — сам человек». В пользу такого утверждения можно приводить множество фактов, относящихся к экологическому кризису, демографическому взрыву, чернобыльской катастрофе, аморализму политической практики, националистическому самоутверждению и многому другому. Чуть ли не любая попытка сколько‑нибудь улучшить жизнь не то чтобы кардинально по‑новому, а хотя бы по уже испытанным образцам, встречает ожесточенное сопротивление, благие идеи извращаются до неузнаваемости, ненасытно стремление добиваться чего‑то своего за счет общего блага — все это понуждает думать, что люди, как они есть, являются неблагодарным материалом, чтобы создавать мир по‑настоящему новый и прекрасный.
Трагизм нынешней ситуации, однако, таков, что и оставаться в состоянии какого‑то старого убожества человечеству тоже не дано. Риск гибели человека как вида на земле слишком велик, цивилизация, если она качественно не изменится, вполне может задохнуться в продуктах самоотравления. Аурелио Печчеи, основатель Римского клуба, ратовал за то, чтобы сформировать поколение людей с новыми человеческими качествами — глобалистским сознанием, экологической ответственностью, твердой волей приносить в жертву общему благу частные интересы, творческой инициативностью и лидерскими способностями. Эти люди, согласно Печчеи, смогли бы внести новую жизнь в уже имеющиеся социальные институты и основать новые, а в конечном счете вывести мир из тупика.
Карл Картелл был не самым приятным человеком на земле, а как Великий Замбези — не лучшим из фокусников. Тем не менее, это был очень сообразительный малый, в чем‑то даже трогательный, но обликом и манерами напоминавший надутого индюка. К тому же он выглядел страшно серьезным, самоуверенным о. и респектабельным. человеком. Он изучил, кажется, все, что можно было изучить в его деле, и собрал такой полный репертуар разных трюков, что претендовал на звание настоящего мастера. И, конечно, как и у других фокусников, у него был собственный коронный номер — незамысловатый, но надежный трюк с исчезновением. На первый взгляд, ничего особенно сложного, но на самом‑то деле номер оставался загадкой даже для тех, кто участвовал с Картеллом в шоу. Собственно, именно этой загадочности Картеллу и хватало для того, чтобы сравняться с истинными корифеями. А в последний раз у него действительно получился величайший трюк… Но об этом чуть позже.
Так вот, Картелл не исчезал сам. Обычно он помещал Веронику в специальный ящик, закрывал, а потом открывал его — и хлоп, ящик оказывался пустым. То же самое могли проделать многие — с теми или иными вариациями. Но в том‑то и дело, что Карл (Великий Замбези) Картелл не признавал никаких «вариаций». Он не использовал ни потайной люк (однажды он подвесил ящик с Вероникой на высоте 20 футов), ни двойное дно, ни прочие известные уловки. Он всегда разбирал ящик, доска за доской, и передавал их зрителям, чтобы те могли удостовериться, что все без обмана. Потом он повторял всю процедуру в обратном порядке, а когда, наконец, открывал ящик, оттуда, как ни в чем не бывало, выпархивала Вероника.
Великий Буффо клялся, что девчонки с самого начала не было в ящике. Великий Буффо, однако, не мог повторить трюк. Не могли также ни Великий Гауматургос, ни Великий Зебдо. То есть, каждый из них был способен показать то же самое, так что публика даже не заметила бы разницы, но сами маги знали, что разница есть. Их хитрости были известны каждому из них, как и любому профессиональному фокуснику вообще. Но как все это получалось у Замбези‑Картелла, было совершенно непонятно, что и позволило Картеллу занять соответствующее положение среди фокусников. Более того, хотя маги — наверное, единственные люди на земле, которые даже в глубине души не верят в чудеса, после сеансов Великого Замбези они начинали испытывать сомнения. Великий Веспо, правда, заявлял, что он знает, в чем дело. Но Веспо, в то время уже старик, частенько делал экстравагантные заявления.
Мы не будем приводить здесь объяснения, которые давал своим зрителям сам Карл (Великий Замбези) Картелл. Вы, скорее всего, не поверите и будете смеяться, а мы очень чувствительны. К тому же, нам просто не хватает способностей Замбези, чтобы выступать с такими странными объяснениями, даже если они истинны (а это, возможно, так и есть!). Ну, впрочем, ладно, попробуем: ой говорил что‑то примерно в том духе, что послал Веронику вниз, в океан, а затем позвал ее обратно… М‑да.
Однако мы собирались рассказать вовсе не об исчезновении Вероники, а совсем наоборот. То есть, наоборот не в том смысле, что кто‑то еще исчез, а, наоборот, появился — некий тип, который совершенно не был похож на Веронику.
Это случилось во время Тройной Ярмарки, на Новой Сцене, когда она еще действительно была новой. Роскошное освещение, уже порядком взвинченная толпа — и Великий Замбези в превосходной форме. Вероника, сияющая, словно драгоценный камень, входит в ящик. Замбези закрывает его, и зрители замирают от предвкушения того удивительного, что должно сейчас произойти. Наконец, Картелл, выдержав паузу, начинает снимать крышку, чтобы все могли убедиться, что ящик пуст.
Но провалиться нам на этом месте, если так и было. Однако, как вы уже поняли, ящик оказался занятым, и отнюдь не Вероникой. То, что выкатилось на сцену, походило на клоуна, — жалкое чучело с самым печальным выражением лица, которое вы только можете себе вообразить.
— Святые гамадриды, откуда ты явился, каракатица? — выдохнул Замбези‑Картелл, не понимая, что происходит.
На человечке были спадающие штаны, стоптанные ботинки и куртка с оторванными рукавами. Он плакал и вытирал нос ладонью. Он был смешон, этот маленький клоун, в нем был настоящий пафос!
— Ты что, не понял, что должен убраться отсюда, крокодил?! — шипел Картелл на коротышку. — Кто ты? Как ты здесь оказался? Да убирайся же, карапуз, ты все. мне испортишь!
Но странный субъект не обращал на Картелла никакого внимания, кажется, решив, что Картелл, несмотря на ярость, не посмеет пришибить его прямо на месте.
В конце концов в полном отчаянии Картелл с грохотом проделал свое «открыл — закрыл ящик» (а что ему оставалось?) и вывел оттуда Веронику. Но это, конечно же, не помогло ему избавиться от маленького клоуна. Тот продолжал разгуливать по арене — и, правда же, был великолепен! Вот послушайте: сначала на нем были нижняя рубашка и старые черные брюки на одной подтяжке, затем откуда‑то появились красный свитер, хулиганская кепка и темные очки. Потом оказалось, что он одет в роскошный смокинг, а на цепочке у него болтается монокль. Такого прежде не делал никто!
Потом он стал похож на Джо Коллега, затем превратился в противного развязного старикашку. При этом мелькнули черный фрак, жемчужно‑ серая сорочка и желтые перчатки. Наконец, он опять стал бродягой, только еще более грязным, чем раньше.
— Убирайся, кисляк, — зло шептала Вероника, — ты не должен быть в номере! Кто ты вообще такой?
Да, никто еще не менял полностью свой костюм в течение одной минуты, да еще прохаживаясь по арене, да еще держа руки в карманах! Никто не превращал свои ботинки из коричневых в черные, не снимая их! Но выражение лица у человечка оставалось все таким же печальным, отчего у многих на глаза даже навернулись слезы.
Но прежде чем представление начало затягиваться, коротышка покачнулся и неожиданно рухнул лицом в ящик. Замбези‑Картелл быстро захлопнул крышку. Замерев на несколько секунд от страха и надежды, Картелл медленно приоткрыл коробку — коротышки там не было!
С облегчением Картелл начал разбирать доски. Да, это было хорошее представление, и даже с новинкой. Правда, Карл (Великий Замбези) Картелл не знал, как все это получилось. А, может быть, был единственным, кто знал. Просто человечек не был предусмотрен…
— В любом случае, черт с ним, с этим Каллиостро, — бормотал Картелл. Он был озадачен, ему почему‑то казалось, что он знает малыша — и в то же время он определенно не встречался с ним раньше.