— А вдруг там еще большая опасность подстерегает нас?
Костров улыбнулся и ответил:
— Эта планета совершенно безвредна, на ней когда-то побывал наш автоматический зонд. Садился в нескольких местах, и ничего, кроме кристаллов, там не нашел. Минутку… — Он исчез с экрана, затем вновь появился, держа в руке какие-то снимки. — Смотрите, это трехпространственные стереофотографии, сделанные с того автомата. — И вытянул вперед руку с одним из снимков, заполнив им весь экран.
На нем, чуть расплывчато, но в отчетливых, тональных красках был запечатлен универсальный зонд-разведчик внутригалактических систем.
— Но это же фотография обыкновенного автоматического зонда? — недоуменно проговорил Ленц и посмотрел на своего командира. Однако тот пожал плечами и ничего не ответил.
— Совершенно верно, — усмехаясь, подтвердил Костров. — Он сфотографировал сам себя. Вернее, свое отражение в одной из зеркально отшлифованных граней гигантского серебристо-черного кристалла, которых там, по-видимому, полно словно камней, как, собственно, и во всей Вселенной… Обратите внимание на надпись.
Андрей вытянул вперед шею, прищурил глаза и, наконец, удовлетворенно пробормотал:
— Верно, надпись сделана в зеркальном отражении.
— Значит, согласны? — убрав снимки в сторону, поинтересовался Костров и добавил, увидев на их лицах нерешительность: — Потеряете не больше трех-четырех дней, но зато будете стопроцентно уверены, что корабль и жизнь ваша вне опасности. — Он помедлил, наблюдая за их реакцией, и продолжил: — И кроме того, данные кристаллы, как вы знаете, являются превосходным энергетическим материалом. Аннигилировав их, вы наверняка сможете компенсировать потраченное на посадку и взлет топливо. Вы практически ничего не теряете — только выигрываете. Не так ли?
— Хорошо, — чуть погодя мотнул головой командир. — Будем менять курс.
— Желаю удачи. — Человек на экране облегченно улыбнулся. — По прибытию на планету, доложите.
— Хорошо, — коротко бросил Андрей и отключил грависвязь.
Диск планеты медленно, как бы нехотя, выплывал из-за края огромного шарообразного экрана Центрального Видеообзора. Мерцающая звездная пустота, фосфоресцирующая серебряной россыпью бесчисленных галактик, постепенно заполняла своим тяжелым фоном все остальное пространство его воздушно-выпуклого тела.
Взору звездолетчиков открылась неописуемая панорама чужой планетной системы, затерявшейся в бездонном чреве Далекого Космоса. Ее центральное светило относилось к разряду белых карликов, однако классифицировалась как двойная звезда, имея спутник с почти равной себе массой, и поэтому вращались они вокруг общего центра тяжести.
Спаренные звезды вдруг проворно вынырнули из-за противоположного округа экрана, образуя своеобразные светящиеся «гантели», и их яркой бледно-желтоватый свет тотчас ворвался в штурманскую рубку звездолета, больно полоснув по глазам космолетчиков. Андрей и Ленц непроизвольно прикрылись руками и инстинктивно сощурились. Но уже в следующее мгновение биоавтоматика полеоскафандров затемнила верхнюю часть их невидимых шлемов, образуя своеобразное подобие солнцезащитных очков.
— Кажется, у места, — облегченно выдохнул Ленц.
— Кажется, — подтвердил командир, хмуро, с подозрением, оглядывая пульсирующие неоновым блеском датчики многочисленных приборов, фиксирующие правильность координат выхода из миг-пространства, а также герметичность корабля и исправность всех его жизнеобеспечивающих систем.
— Будем садиться сразу или выбросим разведзонд?
Командир помолчал немного, покусывая нижнюю губу, а затем ответил:
— Нет. Сделаем два контрольных витка. А там видно будет…
— Понято, — деловито отозвался Ленц и принялся проворно манипулировать руками и ногами у штурманского пульта, подготавливая корабль для спуска на орбиту искусственного спутника.
Атмосфера планеты была на редкость безоблачной, лишь кое-где просматривались еле заметные серовато-белые блики, и поэтому вся ее поверхность была как на ладони. Желто-красные плешины, переходящие иногда в бордово-коричневатые прослойки, заполняли почти все ее пространство, давая понять даже невооруженному глазу, что ландшафт планеты в основном ровный, без крутых гор и глубоких расщелин. Резко выделялись на этом нерадостном фоне лишь ее полюса, ярко блестевшие небольшими белыми кругами, тем самым показывая свои довольно-таки скудные запасы влаги.
— Ну что? — Ленц оторвался от экрана и посмотрел на Андрея. — Второй виток подходит к концу…
— Садимся, — кивнул тот немного погодя и, ткнув рукой в самый центр экрана, добавил: — Вот сюда, на экватор, место, по-моему, подходящее.
— Лучше не найдешь, — тут же согласился с ним его коллега. Он живо пробежал пальцами по клавишам квазиэлектронного автопилота, задавая ему нужную программу автоматической посадки, и поудобнее уселся в своем мягком штурманском кресле.
Минуту спустя тела космолетчиков были прочно прикованы невидимыми поле-ремнями к своим сидениям. Свободными оставались лишь руки. Командир немного поразмышлял, все так же усердно покусывая свою нижнюю губу, а затем резко выкинул руку вперед и надавил на одну из красных кнопок — корабль слегка тряхнуло, стены завибрировали, экраны многочисленных дисплеев враз погасли, но потом снова вспыхнули и заплясали вразнобой фейерверком разноцветных завихрастых линий; послышался нудный, неприятный свист — и в следующую секунду кресла под звездолетчиками резко пошли вниз.
Первым спрыгнул с подножки звездолета на грунт чужой планеты Ленц. Пузырчатый коричневато-желтый песок под ногами чуть вмялся, жалобно скрипнув, и оставил на своей зыбкой поверхности четкие, слегка затемненные отпечатки.
— А где же кристаллы? — спустившись следом, поинтересовался Андрей бесцветным, ровным голосом и, скорее, лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.
Он безо всякого интереса осмотрелся вокруг, и на его лице сразу же застыла мрачная маска скуки и разочарования. И было отчего. До самого горизонта, во все четыре стороны, разбегались невыразительные навалы красно-желтого песка, вызывая иллюзию огромных застывших волн на фоне какого-то странного пространства мертвого океана.
— Да, — наконец отозвался Ленц, — что-то никаких сверкающих камушков тут не видно… Доложить на Землю?
— Погоди. — Командир сморщился и сделал несколько осторожных шагов вперед, а затем уточнил: — Пока не надо. Незачем зря тратить энергию, достаточно и того, что дали автоциркуляр о своем прибытии сюда… к черту на кулички. — Вздохнул и прибавил: — Надо осмотреться, а там видно будет…
Через час возле звездолета, впритык к его правому борту, вырос небольшой дот-дом, сооруженный умелыми руками планетороботов, и космолетчики теперь могли спокойно работать и отдыхать вне звездолета, совершенно не опасаясь за свою жизнь на этой незнакомой и пока еще мало исследованной планете.
Ленц сразу же принялся с проворной деловитостью осматривать все предохранительные и защитные системы корабля. Проделывал все это он, разумеется, не выходя из дот-дома, применяя надежнейший аппарат поиска неисправностей — субсенсорный дальномер. Андрей же взялся сравнивать отметки в долговременной памяти неокристаллов с показаниями аварийной записи каждого блока квазиэлектронного мозга звездолета. Пока все сходилось, отклонений не было. Так и закончился их первый день на чужой планете. Прошли без каких-либо приключений и неожиданных открытий вторые и третьи сутки.
Планета была спокойной. Лишь изредка налетал несильный ветерок и приносил с собой темное облако пыли, вмиг накрывавшее своим иссине-желтым телом все вокруг. Однако бесстрастные и никогда не унывающие андроиды быстро справлялись со своими обязанностями — и через десять-пятнадцать минут корпус и иллюминаторы звездолета, а также окна их временного домика-крепости, как правило, очищались.
Появлялись иногда и небольшие коричневато-желтые столбцы-вихри, примерно — в несколько метров высотой. Но они были, скорее, украшением унылого ландшафта планеты, чем ее грозной силой, ибо не представляли никакой опасности даже для птицы, будь она здесь.
По вечерам, когда двойная звезда медленно уходила за горизонт, вырисовывая своими последними лучами недолговечную панораму причудливо-красочных свечений на бесчисленных песчаных валунах-изваяниях, они, не сговариваясь, присаживались к стеклобронированным окнам своего убежища и заворожено глазели на этот удивительный закат.
У Андрея было какое-то двойственное чувство. Его и радовала, — как бы успокаивала эта грандиозная игра света и красок, постепенно уводя все его взбудораженное воображение в какой-то ирреальный, потусторонний мир блаженства и домашнего уюта, — и одновременно почему-то наводила на тревожные, неестественные размышления. Ибо иногда ему казалось, что видит он перед собой не закат на далекой, чуждой ему планете, а ландшафт родного мира, вдруг, каким-то непонятным образом, потерявшим все свое неописуемое, сказочное естество: голубизну неба и гор, синеву рек и озер, зелень леса и лугов, золотистый шепот нив и полей, иссине-изумрудный блеск морей и океанов, а в итоге — бесконечный круговорот жизни и смерти. И тоща ему становилось нестерпимо жутко, жутко и боязно от всего этого. Он зажмуривался, до боли стиснув зубы, и сидел так, молча и неподвижно, пока не проходило это непонятное наваждение.
Что-то похожее происходило и с Ленцем. И когда кто-нибудь из них замечал что-либо подобное со своим товарищем, то старался не мешать ему, ничего не говорить, ни о чем не спрашивать, а дать самому все спокойно осмыслить и не торопясь переварить. Чтобы в конечном итоге выйти из этого своеобразного шока неподкошенным, неразбитым — и душевно, и телесно. В Дальнем Космосе часто случались такие «сбои», особенно у людей, надолго оторванных от родной земли, от родного мира, и поэтому данное состояние было не каким-нибудь серьезным психоаномальным отклонением, а наоборот, считалось универсальным защитным рефлексом, неким уникальным оздоровительным сбросом ненужных стрессовых наслоений с уставшего, перегруженного впечатлениями сознания. Тем более, что такие явления наблюдались у людей еще задолго до их проникновения в космическое пространство.
Но было ли виденное здесь тем, что представлялось им как само собой разумеющееся? Как само собой состоявшееся? Они не задумывались об этом. И поэтому не считали нужным задевать данную тему.
На четвертые сутки пребывания космолетчиков на этой пустынной планете, Андрей, наконец, обнаружил небольшое расхождение в записях одного из вспомогательных блоков Центрального Квазимозга с показаниями побочной системы, вторично контролирующей выработку аварийного пластик-металла. И хотя разница была незначительная, все же отчетливо было видно — количество выработанной неометалличе-ской пены никак не хватило бы для полной ликвидации аварии.
— И что ты на это скажешь, а? — обратился Андрей, скорее, к самому себе, чем к Ленцу, склонившемуся в напряженной позе над колонкой цифр на экране одного из дисплеев.
Штурман неопределенно дернул плечами, не спеша выпрямился и, прикрыв глаза, откинулся в кресле; потом тяжело вздохнул и устало, со злостью, отозвался:
— Черт его знает!
— Вот именно — черт. Без него тут, по-видимому, не обошлось.
— Ну, уж если сам командир так считает — я молчу. — Ленц деланно поджал губы и развел в стороны руки, затем поднял на Андрея глаза — и встретился с улыбающимся взглядом друга.
— Ты прав, я так считаю, — кивнул тот, скривив губы в улыбке, и тут же прибавил вполне серьезно: — Однако отчаиваться нам нет причины.
— Это почему же?.. — встрепенулся Ленц и даже чуть подался вперед.
— А потому, что я могу точно сказать: Центральный Квазимозг — в норме! И за корабль нам беспокоиться не стоит! Отклонения только в побочных системах…
— И из чего же ты это вывел, дорогой мой оптимист и начальник, а? — Ленц выжидающе замер.