Скррррр…
Двор, окаймленный пятиэтажками с темными окнами. Низкие кусты с голыми ветвями и порядком полысевшие деревья. Ночь.
Скррррр…
Две стойки воткнулись в землю посреди двора. Две тонкие трубы свисали с перекладины. Мглистое небо накрыло мир, словно шкура черного поросенка. А по небу в ужасающем темпе бежали белесые облака.
Скррррр…
Трубы раскачивались. Раскачивалось и дощатое сиденье между ними. Проржавевшие подшипники издавали жестокие скрежещущие звуки.
Скррррр…
На доске сиденья важно расположился гриф с крючковатым клювом. Его глаза двумя каплями раскаленного металла неотрывно наблюдали за Марушей.
— Ты опоздала, девочка, — отрывисто прокаркал гриф. — На дворе Ночь Пустозвона.
— Ночь Пустозвона, девочка, — с тоскливым клацаньем повторило что-то скрежещущее и неживое.
— Во всем мире никого не осталось, кроме нас с тобой, — клюв то раскрывался черной пещерой, то снова складывался уродливым водопроводным краном, над которым извратились безумные сварщики.
Маруша молчала. Она еще оставалась там, среди ярких солнечных птиц в Далекой Стране. Среди теплой стаи, готовой вихрем пронестись, прорвав ненужные ночи, в город, чтобы взглянуть на серебряного птенца.
Но Заоблачная Страна за Ночью Пустозвона. И не птицы глядят на волшебного птенчика из ожившего серебра, а полумертвая от страха Маруша с опаской посматривает на Того, Кто Сидит На Качелях.
Гордый силуэт. Темно-сизое оперение. Грудь колесом. Пушистая манишка. Густая грива, взметнувшаяся над макушкой и лениво опадающая на спину. Могучая спина, с которой ступенями топорщились гигантские перья. Хвост поленом, да крылья саженные, коим позавидовал бы и самолет. Огромные трехпалые лапищи. Правую украшало кольцо, на поверхности которого медленно проплывали руны из бледной изморози. Колонны ног от колен до внушительного тела охватывали мохнатые трубы свалявшихся в единую массу перьев. Могучая шея, вокруг которой обвивалось ожерелье, сотканное из багряных светляков, гордо держала круглую голову с воронкой клюва, резко изогнувшегося вниз у самого кончика. Два круглых глаза сверкали словно две бусины из расплавленного стекла. И звезды, на мгновение мигнувшие в разрывах летучих облаков, казались в сравнении с ними чем-то ненужным и незначительным.
— Я не могу предвидеть свое будущее, однако тебя огорчу, — голос звучал насмешливо-уверенной хрипотцой. — В какое бы будущее я ни заглядывал… то есть, вернутся птицы, чего бы мне крайне не хотелось, или не вернутся… тебя там нет. Так что не слишком радуйся легендарной миссии. Свою мамочку ты уже не увидишь.
— Даже, если проснусь? — решилась спросить Маруша.
— Ведь ты уже проснулась, — ухмыльнулся гриф. — Разве не так?
— Мне кажется, ты просто треплешься, не желая пропускать меня в Вирию.
— А смысл? Убить тебя я могу и не привирая.
— И чего не убьешь? Такой громадине раз клюнуть! Так?
— Так, да не так. Свое будущее для меня впотьмах. Но чувствую, что-то изменится как раз в тот момент, когда я твердо решусь оставить себя в эту ночь одиночкой, — голос мрачной птицы пронизывали тоскливые ноты, словно не было в мире разочарования жестче, чем неожиданный приход Маруши. — Нам обоим выгодно потянуть время. Тебе, потому что умирать неохота. Мне, потому что я хочу оставить как можно меньше шансиков всяким неприятным непредвиденностям.
— Если б мы сидели в лесу, — сказала Маруша, переборов испуг и волнение, то развели бы костерок и коротали время, слушая занимательные истории. Так говорил тот, кого ты послал в Ночь Легостая.
— А, старый лис Соджобо, — тоску с грифа как крылом сметнуло. Удивительно, что ты сумела прошмыгнуть мимо его рати.
— Лис? — удивилась Маруша. — Мне он показался вороном.
— Он сам выбирает, кем казаться. Но вернемся в нашу ночь. О костерке.
— О костерке, — довольно кивнула Маруша. Птичка не собиралась сдаваться. Соджобо выглядел и коварнее, и страшнее, и загадочнее. А ей все-таки удалось выбраться из Ночи Легостая.
— Костерка не получишь, — отрезал Тот, Кто Сидит На Качелях. — А историю и я бы послушал. Если один из нас должен развлекать другого, логичней видеть в роли первого тебя.
— Что ж, — кивнула Маруша. — Я не против.
— В награду, — прокаркал Тот, Кто Сидит На Качелях, — ты увидишь все, о чем мне расскажешь. Увидишь то, что я почувствую в твоих словах. Для начала определимся с местом. Где будет вершиться наша история?
— Подальше отсюда, — предложила Маруша.
— Миров миллионы, — согласился гриф. — Выберем один из них случайно. Каким ты его представляешь? Скажи, и сразу узнаешь, каким его вижу я.
— Там пустыня. Красная-красная, — лихорадочно придумывала Маруша. — А по небу, — она перевела взгляд на белесые облака, похожие на стаи мертвых птиц, плывут облачные горы. Бескрылые давно ушли в другие миры.