Сколько раз Незнакомка пыталась представить, как она будет жить без папы, и ни разу из этого ничего не получилось. Ну, не могла она понять это, принять, осознать, смириться…
– Ты не слушаешь меня! – донесся до нее, как будто откуда-то издалека, голос Каркуши.
– Извини.
Катя была у Артема в больнице и на обратном пути решила зайти к подруге, поделиться новостями. Только что она рассказала, что Артему сделали промывание желудка, переливание крови и что-то еще. Сейчас он чувствовал себя, как говорят врачи, удовлетворительно.
– Представляешь, он ничего не помнит. Говорит, что провал в памяти наступил с того момента, как он оставил тебя в зале и ушел с этой Ириной. Там она, наверное, и подсыпала ему эту гадость.
– А ты рассказала, что было дальше? – лишь бы только не молчать, спросила Ольга.
Все мысли ее были сейчас об отце. Хотя, услышав, что с Артемом все в порядке, она вздохнула с облегчением. Все-таки она переживала о нем.
– Пока не стала, – ответила Каркуша и пояснила: – Врачи сказали, что ему нельзя волноваться, что он еще очень слабый. Они вообще не хотели меня пускать! Еле уговорила… Да! Как же я забыла! – хлопнула себя по лбу Каркуша.
– Что такое? – насторожилась Незнакомка.
– Выхожу я, короче, из палаты, вижу – мент стоит… Вы, спрашивает, Екатерина Андреева, сестра потерпевшего? Я, отвечаю. Он представился: «Оперуполномоченный Губин». Я почему запомнила: певец такой есть, Губин. Знаешь?
Ольга нетерпеливо кивнула.
– И давай меня расспрашивать: что да как?
– А ты?
– Рассказала, естественно, – с какой-то даже гордостью ответила Каркуша. – Выяснилось, что это не обычное снотворное, как эта Ирина нам с тобой заливала, а сильнодействующее. И если бы мы хоть полчаса еще протормозили или «скорая» приехала позже, Артемка вообще мог умереть, ясно? Так что теперь на нашу красавицу будет заведено уголовное дело, а нам с тобой придется давать свидетельские показания. Он, кстати, попросил у меня твои координаты.
– И ты дала? – недовольно поморщилась Незнакомка.
– Телефон дала, а адрес, сказала, что не помню, – виновато опустила глаза Каркуша. – Ты пойми, это же называется покушение на жизнь! – Она снова посмотрела на Ольгу.
– Но ведь она не собиралась его убивать! – возразила та.
– А откуда нам знать, собиралась или нет? Вот пусть и разбираются теперь, – голосом, не терпящим возражений, заявила Каркуша и, заметив, что Незнакомку не слишком радует перспектива давать свидетельские показания, поспешила ее успокоить: – Да ты не волнуйся. Ну, сходишь один раз в милицию. Я с тобой пойду. Зато этой Ирине будет наука.
Через три дня Юрия Алексеевича положили в больницу. Теперь он ослабел настолько, что обходиться без постоянного медицинского ухода не мог. Папа лежал в отдельной одноместной палате, в которой имелась еще одна свободная кровать, и Ольга иногда оставалась в больнице на ночь. Она приезжала сюда на велосипеде, специальным замком приковывала его к отопительной трубе в холле, а потом, проведя весь день с отцом, поздно вечером, когда на улице уже было темно, садилась на своего железного коня и мчалась домой по ночным улицам. Ольга гоняла на велике уверенно и лихо. Она лавировала между машинами, а когда их не было, так разгонялась, что порой ей самой становилось страшно. Ветер свистел в ушах, а она все крутила, крутила педали и щелкала рычажком переключения скоростей. Но именно в экстремальном катании на велосипеде находила Ольга спасение в этот невыносимо трудный период своей жизни. В такие минуты, когда она развивала бешеную скорость (а это было возможно лишь в ночное время), Незнакомке удавалось, пусть на короткое время, уйти от своих грустных, безысходных мыслей. Сливаясь с велосипедом в единый организм (или механизм?), она будто растворялась в упругом воздушном потоке и ни о чем не думала. Порой, остановившись посреди дороги, Ольга обнаруживала себя далеко от дома, а иногда даже в совершенно незнакомом районе, среди чужих, безразличных к ее беде и совершенно одинаковых домов.