- Рукой, прошу вас пошевелить рукой, - упорствовал врач и для наглядности сам пошевелил рукой, а вслед за ним то же сделали и сопровождающие его лица. Карпинский поглядел на них, поглядел на свою левую руку, которая была в гипсе, перевел взгляд на правую и поднял ладонь.
- Прекрасно! - расцвел врач. - Еще немного выше! Еще!
Карпинский послушно поднял вверх не только ладонь, но и всю руку. Похоже, это ему понравилось. Видимо, никаких неприятных ощущений он не испытывал, потому что даже пошевелил пальцами, а затем уже безо всяких просьб еще два раза поднимал и опускал руку. После чего обвел взглядом комнату и с трудом выговорил:
- Это.., что?
- Где? - вырвалось у одного из глупых стажеров.
- Наверное, вы хотели бы знать, где сейчас находитесь? - помог больному врач.
Больной размышлял так интенсивно, что весь сморщился.
- Вы Хотели.., где теперь.., где я теперь?
- В больнице.
Судя по бессмысленному выражению лица, пациенту это слово ни о чем не говорило. Врач встревожился.
- Кто вы? - громко и выразительно произнес медик. - Назовите свое имя и фамилию.
Карпинский взглянул на врача, закрыл глаза, открыл их и уставился в потолок, шевеля губами. Наконец изрек:
- Хлюп.
- И вовсе нет! - возмутилась старшая сестра. - Его зовут...
Врач резким движением руки заставил ее замолчать - больной должен сам назвать себя. Почти не оставалось сомнений, что оправдываются его самые худшие подозрения - у больного нелады с памятью. И осторожно, шаг за шагом, задавая хорошо продуманные вопросы, врач принялся выяснять характер амнезии.
Вскоре выяснилось, что разум пациента функционирует. За очень короткое время он сумел внушить своему хозяину, что тот - человек, существо разумное, как и вот эти, обступившие его, что у него тоже имеются руки-ноги и голова, хотя от нее пока и мало толку. Доктор легко разъяснил больному, что вот это окно, а это - дверь. Карпинский сам по себе этого явно не знал, но доктору охотно поверил и легко усвоил, переводя взгляд на тот предмет, который ему называли. Что касается принятия пищи и прочей физиологии, то больной как-то быстро припомнил наработанные за довольно долгую жизнь навыки. Например, врученный ему шоколадный батончик Карпинский здоровой рукой правильно сунул себе в рот. Кстати, батончик позаимствовали у соседа по палате, с любопытством наблюдавшего за экспериментом. У самого Карпинского пока никаких продуктов не было, а предложенный сестричкой засохший огрызок булки был отвергнут из опасения, что тот просто не прельстит больного и ему не захочется утруждать себя, доказывая умение есть.
Так, с батончиком во рту, и застала мужа Кристина. И вообще выглядел он прекрасно: полусидел, обложенный подушками, с аппетитом уминал шоколад и довольно улыбался. Зарыдав от счастья, исстрадавшаяся женщина бросилась к нему с громким криком "Хенричек!".
Врач не препятствовал, ему и самому было интересно наблюдать реакцию пациента на появление любимой женщины. Он даже уступил посетительнице свое место у постели, так что Кристина получила возможность осторожно пасть на грудь мужа.
Карпинский перестал жевать и, подумав, неуверенно произнес:
- Хлюп?
Подняв голову, Кристина взглянула мужу в глаза.
- Хенричек, это я! Кристина! Наконец-то ты пришел в сознание!. Какое счастье. Ты меня узнаешь?
- Хлюп! - упорствовал больной. Выпустив мужа из объятий, Кристина обернулась к врачу.
- Что это значит? Он что, ничего другого говорить не может? Неужели он меня не узнает?
- Боюсь, не узнает, проще пани. Пока всего мне установить не удалось, но некоторые нарушения мозговой деятельности налицо.
Кристина в отчаянии принялась умолять:
- Хеня, это я, твоя Кристина. Ну погляди на меня! Узнаешь?
Карпинский смотрел на нее охотно и даже с явным удовольствием, но ничто не свидетельствовало о том, что он ее узнает. Правда, чувствовалось, что больной ощущает необходимость что-то сказать этой женщине, кроме неизменного "хлюпа". Вытерев испачканные шоколадом пальцы о простыню, он с усилием произнес только что выученные слова:
- Да. Нет. Я теперь окно.
- Нет, вы не окно! - гневно вскричала непреклонная старшая сестра.
Из задних рядов сгрудившихся за спиной врача медиков отозвался ломкий басок одного из стажеров:
- А может, человеку захотелось побыть окном? Почему вы отказываете ему даже в такой малости?
- Ясь, не устраивай спектакль! - одернули его коллеги.
Кристина не могла смириться с новой бедой и попыталась пробудить в любимом хоть искорку памяти.
- Хеня, это я, твоя Крыся! Ты должен меня вспомнить! Пан доктор, можно мне его поцеловать?
- Почему бы и нет? Не вижу никаких противопоказаний.
Затаив дыхание, весь наличный медперсонал следил за новым экспериментом. Поцелуй был исполнен не торопясь, с большим чувством и весьма эротично. Карпинский охотно принял дар, ему не только понравилось, но и припомнилось что-то, ибо он самостоятельно обнял даму здоровой рукой. Включился очередной рефлекс.
- Что ж, очень неплохо, - одобрил доктор. Высвободившись из не совсем полноценных объятий, Кристина с горечью произнесла:
- Ничего хорошего! Он все равно меня не узнает. Может, хоть родную дочь вспомнит?
К вечеру этого дня Карпинский мог бы похвастаться грандиозными успехами в своем развитии. Он понял, что одна его рука в гипсе, что в больнице он не живет, а лечится, что жидкая масса в тарелке называется супом и ее нельзя есть вилкой. Даже запомнил - наверху потолок, а внизу - пол. Однако на Эльжбету смотрел с такой же тупой вежливостью, как и на всех остальных, а слово "дочь" ему явно было незнакомо.
Некоторые надежды еще связывали с Хлюпом, хотя его фамилию больной перестал выдавать по любому поводу. Кристина с Эльжбетой нетерпеливо ожидали его, ведь он каждый день наведывался в больницу, но время шло, а Хлюпа все не было. Потеряв терпение, Кристина позвонила ему.
Услышав о том, что его друг пришел в сознание и, похоже, лишился памяти. Хлюп просто рассвирепел. Возможно, он бы отсидел взаперти и на этот раз, потом потребовав у жены взамен какие-то особые льготы, но теперь! Нет, плевать ему на супругу, он ей покажет, кто здесь хозяин! Хлюп прекрасно знал, каким образом покидали дом дети, когда их запирала грозная мать, и последовал их примеру. Дети, разумеется, были более ловкими, но и Хлюп сумел протиснуться в окно высокого первого этажа, невзирая на пятьдесят килограммов лишнего веса так раскормила жена. Из-за толщины он не мог воспользоваться окошком полуподвала, да ничего, спрыгнул и с первого этажа.
Пани Богуслава в автомобилях не разбиралась, водить не умела, и ей даже в голову не пришло испортить что-нибудь в машине, так что тут проблем не было, и вскоре Хлюп появился в больнице.
Карпинский смотрел на лучшего друга уже не так тупо, как утром на лечащего врача, а даже с некоторым любопытством, как на очередного незнакомца.
- Хенек, не сойти мне с этого места! - завопил Хлюп при виде приятеля, уже сидящего в постели. - Да ты совсем оклемался! Мы еще поживем, старик! А ты меня звал, мне тут сказали, все время звал Хлюпа, кореша своего, ну вот я и явился. Узнаешь меня? Вот он я. Хлюп!
- Хлюп! - не стал возражать Карпинский.
- Да, да, Хлюп! Северин!
- Хлюп!
- О Езус! Ну да, я Хлюп, Северин Хлюп! Ну что уставился на меня, как на обезьяну в цирке? Скажи по-людски, узнаешь меня? Или в самом деле не узнаешь?