револьвер и спрятал его под тряпицей, поддерживая ларец снизу. Ночные
очертания деревьев, темные переулки и даже безлюдность улиц — все вселяло
тревогу.
Оказавшись дома, он не лег спать, а просидел всю ночь в кресле с револьвером
в руке. Главное было дотянуть до утра. Утром Николай должен уехать в Севастополь,
а оттуда отплыть в Италию.
После ухода гостя Лукавский дал необходимые распоряжения Степану и Федору,
двум братьям, служившим у него, объявив, что дом теперь на осадном положении.
Они спокойно восприняли сообщение барина о возможной угрозе. После того
что они пережили в Индии, вряд ли еще что-то могло вселить в них ужас.
Уснуть, да и то с трудом, Лукавский смог лишь на вторую ночь. В общем-то,
слово «заснул» не в полной мере отражало его состояние. Он лежал на кожаном
диване, прикрыв глаза, повернувшись на правый бок лицом к спинке дивана,
накрывшись овчинным тулупом. Комната освещалась одним подсвечником с тремя
свечами, стоявшим на столе. Слабое, колеблющееся пламя свечей выхватывало
край дивана, стол и левый угол комнаты. Часы негромко отбили одиннадцать
ударов. Шесть минут назад Степан тихо зашел в комнату проверить хозяина.
Увидев его спящим, он так же тихо прикрыл дверь и, стараясь не скрипеть
половицами, прошел к лестнице и спустился на первый этаж.
На улице залаяла собака, послышался шум. Лукавский оторвал голову от подушки,
упиравшейся в диванный валик, и прислушался. Может, извозчики снова сцепились
колясками? Непохоже. Лукавский скинул тулуп на пол и сел, опустив старые
ноги в шлепанцы, привезенные из Турции. Он встал, шаркая подошвами по
полу, подошел к окну. На улице, за забором, на мостовой слышался гомон.
Лукавский прислушался. Разобрать слова не удавалось.
Литые решетки ворот вздрогнули. Кто-то или что-то ударило в них, гулко
отозвавшись чугуном. Потом еще раз и еще. Удары в ворота становились все
более частыми и сильными. Собачий лай во дворе становился все более свирепым,
все чаще срывался на хрип.
— Отдайте нам антихриста! — донеслось с улицы.
На лестнице послышался тяжелый топот. Лукавский резко обернулся и посмотрел
на дверь. В комнату вбежал Федор.
— Уходить надо, барин. Народ буйствует. Тебя требует.
— Много их? — спокойно спросил Лукавский.
— Человек двадцать, — ответил Федор. — Но народ все идет. Все эти сплетни
про дом дьявола… Уходить надо, барин. Степан их задержит, пока мы до
подземного хода дойдем. А там, на пустыре, и коляска уже дожидается.
Собака, только что хрипевшая, вдруг взвизгнула и замолчала.
— Что с Маркизом? — спросил Лукавский.
— Не знаю, барин, — ответил Федор. — Сейчас посмотрю.
Он тут же выбежал из комнаты. Лукавский повернулся к окну и посмотрел
во двор. От правого забора к дому скользнула тень. Лукавский вздрогнул
и прислушался к шагам на лестнице. Он был смелым человеком, и смерть его
не пугала, но… смерть смерти рознь. Та, что готовилась ему, Лукавского
совсем не устраивала.
На лестнице кто-то издал стон, и после треска сломанной древесины что-то
тяжелое с грохотом упало на пол. Лукавский стоял у окна и смотрел на дверь
в ожидании неизбежной смерти. Крики на улице становились все сильнее.
Решетка ворот не выдержала и рухнула на землю. Степан выбежал навстречу