Рабочий день в доке заканчивался в 17 часов, вечернее время проводили по уставному расписанию. На маяке было снято радиооборудование, газеты приходили к нам с опозданием в два-три дня, и отсутствие привычной радиоинформации, позволяющей постоянно быть в курсе дел на фронтах и по всей стране, нервировало. Я обратился к начальнику политотдела С. С. Жамкочьяну с просьбой приобрести радиоприемник. Получил разрешение на покупку приемника за свой счет при условии, что приемник будет стоять в моей каюте и трансляция в кубрики пойдет под моим контролем.
После ухода с «Лембита» П.П. Иванова на лодке не было политработника, и на меня легло много дополнительных забот.
При покупке приемника произошел курьезный случай. В Хельсинки, в универмаге господина Штокмана, мы долго выбирали приемник вместе с переводчиком лейтенантом Палкиным. Нам нужен был аппарат последней модели фирмы «Телефункен», к которому можно подсоединить две-три трансляционные точки, а нам подсовывали всякое старье. На лицах приказчиков было явное неудовольствие, и они вполголоса о чем-то переговаривались. Наконец приемник принесли и опробовали, работал он хорошо. Уплатив 2800 марок, я попросил доставить приемник в Свеаборг на плавмаяк «Хельсинки». Старший продавец заявил, что в пределах города доставят куда угодно, а в крепость надо специальный пропуск, и они не могут выполнить просьбу.
— Где у вас телефон? — спросил я через переводчика. [253]
— Пожалуйста, пройдемте в кабинет.
— Какой номер вам нужно вызвать? — осведомился приказчик.
В то время не было автоматической станции, с нужным номером соединяли «телефонные барышни». На лодке и на плавмаяке был установлен городской телефон. Я снял трубку:
— Олкаа хювя, Суомелинна, нумеро тухат юхдексансан нельякуммента вииси[9].
— Вальмис[10].
— Киитос[11].
— Главный старшина Посвалюк слушает.
— Товарищ Посвалюк, с первым пароходом пришлите на пристань в Хельсинки двух матросов за радиоприемником.
— Есть прислать на пристань двух матросов, будет исполнено.
— Киитос. Хивасти![12] — бросил я в сторону продавцов и вышел из кабинета.
Когда мы пришли на пристань, там нас уже ожидал очень пожилой человек, привезший на саночках приемник. Я дал ему несколько марок за доставку.
— Киитос! Суурнкиитос! Спасибо! Большое спасибо! — Старик был очень доволен чаевыми.
На пароходике вместе с подводниками прибыл финский майор — комендант крепости. Мы с ним уже не раз встречались по служебным вопросам. Он достаточно хорошо говорил по-русски, был спокойным, приятным человеком. Сейчас майор был чем-то встревожен, особенно тщательно откозырял. Мы поздоровались.
— Что, в город, проветриться? — спросил я.
— Нет, просто решил вас встретить, поздравить с покупкой. [254]
— Да, покупка нужная, и кажется неплохая. Приходите послушать музыку.
— Благодарю, будет время — воспользуюсь.
Матросы понесли приемник на пароход. Наш переводчик отказался поехать в гости: у него было много работы. Мы с майором поднялись в маленький салончик первого класса на спардеке.
— Разрешите курить?
— Пожалуйста.
Майор закурил сигарету, а я задымил трубочкой. Помолчали. Пароход отдал швартовы.
— Господин капитан третьего ранга, я, конечно, понимаю, мы побежденные, вы победители. Поэтому вы и не хотите говорить с нами по-фински. Мне обо всем уже сообщили господа из магазина, они неловко себя чувствуют. Кажется, были не очень вежливы.
— Ну что вы, господин майор. Я не говорю по-фински не из высокомерия, а из боязни ошибиться, так как плохо знаю ваш язык. Прошу на меня не обижаться. Поживу у вас, подучусь — и буду разговаривать смелее.
Так я прослыл знатоком финского языка и еще раз убедился в большом значении знания языка страны, в которой находишься. А все было очень просто: нам поставили аппарат, но без названия номера телефона по-фински при вызове аппарат оказывался бутафорией. Поэтому я с помощью словаря и переводчика составил таблицу названий цифр на финском языке и написал их русскими буквами. Ее выдали дежурным. Теперь можно было соединяться с любым абонентом без помощи переводчика.
Приемник поставили на тумбочку в моей каюте. Радисты Продан и Кулькин быстро восстановили проводку и подключили две трансляционные точки — в кубрике и столовой. Среди скал завывала пурга, а в помещениях маяка было тепло и уютно. Приемник работал весь вечер, сводки Совинформбюро сообщали об успехах Красной Армии на всех фронтах. Наши комсомольцы Гипп и Масленников нанесли на карту линию фронта. Теперь мы всегда были в курсе событий [255] на фронтах, в стране и международной жизни, слушали и музыкальные передачи. Приемник скрасил наше вынужденное «заточение» на плавмаяке у скал Свеаборгской крепости.
Доковым работам мешали частые и обильные снегопады и морозы. Пока продолжались работы с дейдвудными трубами, решили очистить и покрасить корпус лодки. При тщательном осмотре корпуса обнаружили вмятину по правому борту в районе форштевня. Это был единственный след от столкновения с лодкой противника в декабре прошлого года.
Утром 27 января, в годовщину полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады, по радио прозвучал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Ленинграда орденом Ленина. В Хельсинки готовились отметить эту дату концертом хора Красной Армии под управлением А. В. Александрова. Всем командирам подводных лодок, находившихся в портах Финляндии, политотдел бригады прислал билеты на этот концерт.
Когда я пришел в Финский национальный театр, он уже был переполнен. В правительственной ложе находились член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Союзной контрольной комиссии в Финляндии генерал-полковник Андрей Александрович Жданов и премьер-министр Финляндии Юхо Кусти Паасикиви. На концерт прибыли члены, финского правительства, члены парламента и представители всех слоев общества. На концерте присутствовали офицеры Союзной контрольной комиссии, частей и соединений Красной Армии — представители всех родов войск, базировавшихся в Финляндии. Много было и офицеров финской армии.
Концерт начался исполнением Гимна Советского Союза — он впервые прозвучал на финской земле. Исполнялись старинные русские песни и песни на музыку А. В. Александрова. Солист хора Н. Устинов отлично исполнил английскую застольную песню и шутливую американскую песенку «Китти», звучала музыка Шумана и Гуно, Рубинштейна и Верди. [256]
Наверное, не часто стены зала Финского национального театра сотрясала такая буря аплодисментов, какая выпала на долю хора Красной Армии. При несмолкаемых аплодисментах всего зала на сцену поднялась представительница работников искусств Финляндии. Обращаясь к дирижеру и композитору А.В. Александрову, она произнесла по-русски: «Голубщик, вы вашим песням покорил Финлянд», обняла его, расцеловала и преподнесла букет роз и красивую шкатулку из карельской березы. На следующий день финские газеты много места отвели описанию незабываемого концерта...
Между тем, пока мы стояли в ремонте, одни лодки возвращались с победами, а другие уходили на позицию в холодное штормовое зимнее море. Рейд Хельсинки и фарватеры у Свеаборга были крепко забиты льдом, поэтому базирование лодок переместили на запад, в Турку, где льда не было.
15 февраля из 37-суточного похода возвратилась в Турку подводная лодка С-13 под командованием капитана 3 ранга А.И. Маринеско. Ей устроили торжественную встречу, так же как и другим, возвращавшимся с победой.
О ее длительном походе в то время много говорили и писали. Главным образом, в связи с потоплением обнаруженного на выходе из Данцигской бухты огромного судна. Им оказался фашистский лайнер «Вильгельм Густов», на котором бежали тысячи фашистов разных мастей и около 1300 подводников из школ подводного плавания, находившихся в районе Данцигской бухты. Потеря такого большого количества подводников была для фашисткой Германии, но решающего значения для подводного флота в то время она уже не имела в связи с тем, что запланированного вступления в строй новых подводных лодок XXI и XXIII серий, для которых готовились эти кадры, не произошло. Боевые действия наших подводных лодок на Балтийском море привели к тому, что Швеция в 1944 году прекратила поставлять Германии железную руду. Стремительное продвижение Красной Армии [257] на запад вынудило гитлеровцев посылать на фронт даже судо-строительных рабочих. Усилились воздушные налеты нашей и союзной авиации на германские судостроительные заводы. В результате из 40 больших подводных лодок (1621 тонна водоизмещения), запланированных к вступлению в строй в феврале 1945 года, была введена только одна лодка U-2511, которая вышла в первый боевой поход в апреле из Бергена[13]. Из десятков подводных лодок XXIII серии (232 тонны водоизмещения), предназначенных для действий в прибрежных мелководных районах, в феврале 1945 года вступила в строй только одна лодка[14]. Следовательно, погибшие на лайнере подводники практически могли быть использованы для обороны «великого рейха» преимущественно на суше.
10 февраля, спустя десять дней после потопления лайнера, С-13 встретила еще одно крупное судно — военный транспорт «Генерал фон Штойбен». Он шел из Пиллау на запад с тремя тысячами гитлеровцев на борту. Это судно удалось утопить двухторпедным залпом из кормовых торпедных аппаратов. Атака была выполнена так же, как и в первом случае, — в надводном положении лодки.
Естественно, что названия судов и какой груз на них А.И. Маринеско во время атаки не знал. Это выяснилось позже. Но цели были крупные, и он настойчиво добивался победы.
Потопление «Вильгельма Густлова» и «Генерала фон Штойбена» с большим количеством гитлеровцев на борту в то время уже не могло сказаться и не сказалось на ходе военных действий ни на суше, ни на море, а явилось актом возмездия за многие злодеяния гитлеровцев.
За этот поход А.И. Маринеско наградили вторым орденом Красного Знамени. Орденами и медалями был награжден весь экипаж лодки. Указом Президиума [258] Верховного Совета СССР от 20 апреля 1945 года подводная лодка С-13 была награждена орденом Красного Знамени.
На «Лембите» и других лодках, стоявших на заводе, ремонт продолжался. С любым механизмом, с любой деталью на «Лембите» приходилось долго возиться, потому что это была не стандартная лодка. Например, износилась маленькая деталь — золотник автоматической машинки гидравлического аккумулятора, а запасные давно были израсходованы — пришлось вытачивать новый. Для этой детали требовалась специальная сталь и исключительная точность токарной обработки. Пока добились необходимой точности, испортили больше десяти болванок.
Все работы, которые мог выполнить личный состав, закончили к середине февраля.
13 марта нам доставили приказ наркома ВМФ, в котором объявлялось, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 марта 1945 года за выдающиеся успехи в борьбе против немецко-фашистских захватчиков подводная лодка «Лембит» Краснознаменного Балтийского флота награждена орденом Красного Знамени. Эта высокая оценка нашего ратного труда воодушевляла на новые боевые дела. Нам хотелось выйти в море как можно скорее, не дожидаясь, пока в шхерах взломается лед. Командир бригады контр-адмирал С.Б. Верховский рассказал нам о военном положении в прибрежных районах южной Балтики и о задачах подводников в период окончательного разгрома войск фашистской Германии. Комбриг обещал обеспечить вывод лодки в море мощным финским ледоколом. Из дока лодку вывели самостоятельно, а к причалу удалось подойти только с помощью ледокольного буксира. Как только ошвартовались, сразу же начали принимать боезапас, топливо, продукты. Неожиданно наш фельдшер Д.Г. Куличкин, [259] который обычно ведал приемкой продуктов, вынужден был лечь на операцию аппендицита. Выходить в море без медицинского работника не полагалось, но я заявил командованию, что обойдемся и без медика, экипаж здоров и чувствует себя отлично. Однако флагврач Т.А. Кузьмин вызвал из Кронштадта врача береговой базы лодок И.А. Оглы, который еще ни разу не выходил на подводной лодке в боевой поход. «Пусть оморячится и вам поможет», — сказал Кузьмин. Оглы оказался молодым, очень живым человеком, он энергично принялся за дело. Быстро проверив наличие медицинского снабжения, включился в приемку продуктов.
Погрузка шла через люк первого отсека. Вдруг заметили, что на лодку по короткому трапу с пирса шмыгнула большущая крыса и быстро скрылась за ящиками, сложенными на палубе. Кто-то сказал:
— Это к счастью. А если крысы бегут с корабля — быть беде. Есть такая примета. Удивительно, среди бела дня, не боясь шума и людей, прибежала как к себе домой.
Ящики и мешки с продуктами поштучно передавали в люк, и старшина 2-й статьи Федор Поспелов укладывал их в провизионнике. Но крысы больше не видели. Решили, что она вернулась на берег. Все были поглощены подготовкой к выходу в море и о крысе забыли. Закончили принимать продукты одновременно с приемкой боезапаса, точно в срок.
23 марта отошли от причала порта Хельсинки. На рейде лед был взломан, в шхерах толщина гладкого льда была 55 сантиметров, а в местах наторошений достигала полутора-двух метров. Ледокол «Сису» взял лодку на короткий буксир так, что форштевень лодки уперся в кранец кормовой выемки ледокола. Временами подрабатывая своими дизелями, мы безостановочно продвигались по фарватерам. Иногда приходилось отдавать буксир, лодка оставалась на месте, а ледокол с ходу форсировал тяжелые ледовые перемычки. Потом возвращался, подавал буксир, и мы двигались дальше.[260]
Надо отдать должное финским ледокольщикам: работали они умело, уверенно и вместе с тем осторожно, чтобы не повредить проводимый корабль.