- А-а...
- Пока мы тут снаряжаемся... Кстати, прислал Василь Василич снаряжение?
- Прислал. Снаряжение доброе.
- Вот и хорошо. Пока снаряжаемся, к Ржеве надо Гаврюху с Алешкой послать. С отрядом человек в двадцать. Засиделись они без дела, небось уж и навыки стали терять. Филю этого со свистунами захватить. Надо, чтобы к нашему приходу они обосновались в городе, внутри. Кто там свой и где живет, мне в Москве сказали. Подкрадемся, свистнем...
- Подкрадешься! С тремя сотнями, да по белу снегу.
- Поглядим. Чегой-то ты, отче, разосторожничался?
- А чего это ты распетушился, как кочеток молоденький?
- Ладно, ладно. Ты к нашему возвращению кремль закончи.
- Чего?!! К ВАШЕМУ?!!
- А что? Чего это ты медведем ревешь?
- А то! Без меня опять?!
- А зачем ты мне там? Ты мне здесь нужнее.
- Ну вот что, сыне! Как уж ты там ни рассуждай, а я пойду с вами! Тут Яков Юрьич всему голова: и хозяйствовать, и строить лучше всех может. Ты ж его прежде всего обидишь, коли меня оставишь! А потом: мне тоже навыки терять ни к чему. Два года (да уж больше!) без драки - это разве дело?! Жиром заплыл, коростой покрылся! В кои веки что-то подвернулось, а он - на тебе! А князь Владимир как же?! Ведь я при нем должен быть! Ты что, забыл враз все наши придумки, планы?
- Ну ладно, ладно. Крику-то сколько, Боже ты мой, будто прищемили тебе эти самые...
- Нет, ну обидно же!
- Да ладно, успокойся. Пошли, коли тебе так уж приспичило.
- И приспчило! А то ты не понимаешь!
- Я-то понимаю, но честно говоря, мне самому бы с Владимиром хотелось потесней пообщаться. А то ты его от меня вроде бы как отгораживаешь.
- Ничего, пообщаешься, я стушуюсь как-нибудь. Но кости размять должон. Не могу больше!
* * *
Из шести сотен бойцов, выставленных для отбора, Бобер безжалостно забраковал почти половину, оставив готовиться к походу только 320 человек, и тем вверг князя Владимира в задумчивость и уныние. Понаблюдав, дав помучиться и видя, что тот не решается и вряд ли решится спросить, он начал разговор сам:
- О чем задумался так сильно, Андреич?
- Не знаю, Михалыч, может, я совсем дурак, но разве с таким войском города берут?
- Как тебе сказать... А что, слишком большое?
Но Владимир на шутливый тон не откликнулся:
- Так-то полка не наскребли, но и с того половину забраковал. А там какие ни есть, а все же стены, ворота...
Дмитрий согнал с лица беззаботное выражение и только на миг уставил на мальчика свои тяжелые глаза. Тому стало тошно, показалось, что качнулась земля и сейчас произойдет что-то ужасное.
- Князь, ты понимаешь, что этот поход для тебя самый важный в жизни?
- Важный - да. Но почему самый?
- Хха! А ведь и я когда-то почти так же спрашивал. Да потому что первый! Потому что как он сладится, так все и дальше пойдет, и всю жизнь будет так! Понимаешь?!
Владимир подождал, пока перестанет качаться земля, и упрямо набычился:
- Понимаю. Но что от меня в этом походе зависит?
- Это неважно, Володь, - Бобер постарался сказать это как можно душевней, а сам обрадовался: "Думает! Соображает!",- важно, чтобы это произошло, удачно произошло. Примета у меня, понимаешь, такая...
- Как бы это ни произошло, тебя от этого не убудет, потому ты можешь рисковать и вольничать. Делать будешь все ты, а результат упадет на меня. Так ведь? По твоей же примете.
- Эх, парень... А я-то уж совсем решил, что ты меня понял.
- А чего глупого в моих словах?
- Ты, вижу, все о себе. А мог бы и обо мне подумать.
- Я и думал.
- Не вижу. Ты помнишь ли о том, что я тут пока новичок, чужак? И для меня это тоже ПЕРВЫЙ поход. Здесь!
- А Нижний, татары?
- То не в счет, то в Нижнем было! Посуди, провалю я этот поход, кто позволит мне что-то делать дальше в Москве? Ты бы позволил?!
- Тогда тем более почему ты не хочешь подстраховаться?
- Чем?
- Да войском! Количеством. Ну ладно, мои тебе не понравились, но уж по три-четыре сотни мог ты наскрести и в Можайске, и в Звенигороде.
- В Можайске и Звенигороде нисколько не лучше народишко, а возьми я их, какой бы удар вышел по твоему престижу. Сказали бы обязательно: у князь-Владимира своих бойцов нет, чужими пробавляется.
- Ну своих. Чем тебе эти были плохи? Уж выбирал, выбирал! И не один, а с отцом Ипатом. Три сотни или шесть - шутка?!
- Плоховато ты у меня пока считаешь, давай посчитаем вместе. Идет?
- Считай-не считай...
- Нет, посчитаем. Вот оставил я три сотни вполне боеспособных, могущих принести пользу в бою воинов. Сила моя так и будет исчисляться: триста, вернее - триста двадцать мечей. Вроде мало, но они есть, реально. Те, которых я забраковал, в бою пользы никакой не принесут, в лучшем случае, проболтаются мертвым грузом. Стало быть, реальная моя сила так и осталась в триста двадцать мечей. Так?