- Вы мистер Розен?
- Да, - односложно ответил Павел.
- Я ничего не могу найти в этой чертовой базе данных, - слегка раздраженно сказал док, - и не могу найти файла с вашими анамнезом и результатами ваших последних обследований, хотя ваша страховая компания должна была об этом позаботиться.
- Но я совершенно здоров, - рассеянно разведя руками, наивно возразил Павел.
- Ваше мнение для меня ничего не значит, мистер Розен, - назидательно сказал чернокожий док. - Для того чтобы занести вас в нашу базу данных и спокойно отправить вас в камеру, мне необходимо иметь анамнез и полные результаты последних обследований, все анализы, рентген, УЗИ, этсетера, этсетера...
- Тогда позвоните в мою страховую компанию, - сказал Павел: - Я точно не знаю, но мои адвокаты, Саймон и Саймон, они точно знают куда...
- Это займет некоторое время, - недовольно ответил док, - а мне надо отправлять вас в камеру прямо сейчас.
И, делая ударение на словах "right now", док выразительно скривил лицо.
- И чем я могу? - недоуменно спросил Павел,
Док не обратил никакого внимания на риторический вопрос Павла, оставив его без ответа. Он снова уставился в монитор и принялся быстро-быстро щелкать длинными черными пальчиками по клавиатуре.
Так прошло еще пять или семь минут.
Потом док поднялся во весь свой баскетбольный рост и сказал, обращаясь к охраннику:
- Идем в бокс!
Укладывая Павла на кушетку и приступая к осмотру, док все же снизошел и объяснил ситуацию.
Без данных о его Павла здоровье помещать его в общую камеру по правилам, существующим в Брикстон, было никак нельзя.
Но и перспектива ожидания, покуда страховая компания перешлет файлы Павла в Брикстон, тоже не устраивала администрацию, потому как сажать Павла в камеру без информации о том, есть ли у него туберкулез или сифилис, было бы прямым нарушением прав других заключенных на охрану их здоровья...
Поэтому док принял единственно возможное и правильное решение положить Павла в тюремный лазарет на предварительное обследование...
- Здесь болит?
- Нет.
- А здесь болит?
- Нет
- А здесь?
- А здесь иногда болит.
- Когда?
- Когда понервничаю, или когда поем острой пищи...
- Курите?
- Нет.
- А раньше курили?
- Курил.
- Долго?
- Тридцать лет курил, потом бросил и три месяца как не курю... Вот здесь болит и здесь, - говорил Павел, когда доктор нажимал своими длинными черными пальцами на его оголенный живот.
С тыльной стороны ладоней, кисти рук у доктора были не такими черными, как его шея и лицо... А были, скорее, темно-коричневыми... Но вот развернутая докторова ладонь, та была вообще совсем бело-розовая. И подушечки его пальцев были холодными и розовыми.
- Вам надо будет сделать полное обследование, - сказал черный доктор...
- Да? - машинально переспросил Павел.
А про себя подумал: наверное, когда люди говорили о белой и черной магиях, они имели в виду белых и черных магов, где черным магом мог быть этот тюремный доктор...
Ну что ж... На обследование, так и на обследование!
Значит, расправа с его задницей, про которую говорил чернокожий детектив, пока откладывается...
Пока.
На все анализы Павлу назначили неделю.
В любом случае, больничный блок, надо полагать, получше тюремной камеры!
Соседом Павла по палате оказался молодой чернокожий зэк. Он был веселым болтуном, хотя и страдал от боли, потому как попал в лазарет с переломами двух ребер и ключицы, и поэтому любой смех отдавался в теле Боба, так звали чернокожего соседа, сильнейшими приступами боли.
Но тем не менее от смеха нет приобретаемого условного рефлекса... И Боб все время болтал без умолку и хохотал, корчась при этом от рези в сломанном подреберье.
- Тебя как, Пол зовут? Нормально, а меня Боб, ты по первой ходке? Наверное, бухгалтер, за растрату? А я на машине, с ребятами покататься поехал, а она, эта машина не моей оказалась, ты представляешь? - и Боб заходился в корчах от дикой смеси хохота и вызываемой этим смехом боли в ребрах...
- Тебе сколько припаяли? Восемь? Наверное, много хапнул денежек! А мне за простой угон - пять лет впаяли, представляешь! Потому что в бардачке машины пушку нашли, и на ней якобы мои отпечатки. А из этой пушки якобы при ограблении бензоколонки стреляли... А им - легавым, мы чернокожие все на одно лицо! Меня на опознании посадили рядом с ребятами, этого хрена белого с бензоколонки привели и спрашивают, кто? Покажи! Он на меня пальцем - этот вот... - И Боб снова заржал и задергался. - А это и правда был я! Мы тогда с ребятами здорово обширялись, по три косяка засадили!
Но к вечеру у Боба настал момент истины.
Он стал рассказывать Павлу про нужные вещи, которые следовало знать любому прибывающему в Брик-стон.
- Здесь в Брикстоне три группировки... Белые - снежки, эти особняком. В основном, это байкеры, "адские ангелы". Знаешь? Те, что на "харлеях" ездят. Они все больше качаются и тяжелый рок слушают. "Грэйтфул Дед" и "Джэфферсон Старшип" - такая дрянь, ни один уважающий себя черный слушать не будет! Так они тебя вряд ли возьмут, если ты только себе свастику на члене не выколешь! Или тринадцать, или один процент - это их любимые татуировки... Тринадцать, это значит "Эм" - тринадцатая буква в алфавите, значит, марихуана... А один процент - это один процент полноценности... Понял? Так что, ты со своим бухгалтерским личиком к ним ну никак не подходишь... А к нашим ребятам - к черным братьям - ты само собой тоже никак не годиться, - заржал Боб и снова закорчился от пронзившей его боли.
- Нас - черных - здесь все боятся, мы здесь мазу держим.
И даже эти, которых здесь больше, - мексиканцы, они нас тоже уважают и не суются, потому что наши черные братья, они, сам понимаешь...