И потом ходили мы с ним больше по улицам, и он все бормотал, что вот повесила я на двери записку "Стучите сильнее", может, для кого это и годится, а он уж как смог поскребся, потерся и упал без сознания. Это только слава о нем - мастер спорта, метр девяносто, а на деле - тьфу! Снять бы его, к чертям, с кандидатов всех этих наук, в одну лодку положить, другой накрыть - и вниз по течению пустить. Единственное что - это деньги. Чего-чего, а деньги уж есть! Только с собой восемь копеек да еще дома копеек шесть запрятано по разным местам. А со мной он, дескать, проститься хочет - что, мол, сижу я перед ним в шестицилиндровом красном "ягуаре", а он стоит в обмотках, галифе, а под мышкой веник...
И так он все время бормотал, пока мы ходили.
Однажды только зашли погреться к нему домой. Он усадил меня в кресло, а сам слонялся по комнате и стонал. Потом стал говорить, как его женщины безумно любят, вынимал из стола пачки писем и в руки мне совал. Совал - и тут же отнимал. Совал - и тут же отнимал. И вдруг увидел на шкафу статуэтку - мальчик с крылышками целует фарфоровой женщине пятку. Смотрел, смотрел и захохотал. Минут двадцать хохотал, не меньше. Непонятно, откуда у него такие силы взялись, ведь, надо думать, не в первый раз статуэтку эту он видел.
И только раз за все время услышала я от него членораздельную речь. Вышли мы на балкон, а внизу под балконом "волга" стоит.
- Хочешь, - говорит, - плюну на машину? И не успела я ничего сказать, как вниз здоровый плевок полетел!
- А чья, - спрашиваю, - это машина? Он помолчал минут пять, потом говорит:
- Моя.
А в прошлую субботу позвонила мне Ленка и говорит:
- У папаши вечером прием, важные гости. Возьми какого-нибудь мужика приличного и приходи.
... Ну я, дура, и догадалась его взять.
Пришли, сидим. Светская беседа. И вдруг - звонок. Гости.
А он бросился к комоду, на нем такие фарфоровые руки стояли, схватил их, засунул в рукава и стал этими руками со всеми знакомиться - по плечу бил, обнимал. Все были, конечно, потрясены, но виду никто не подал.
Сели ужинать. Он руки фарфоровые вынул и по краям тарелки положил.
Все жуют молча, он заводит разговор:
- Сегодня я наблюдал один совершенно поразительный случай!
И все. И молчит.
Наконец один из гостей не выдерживает:
- Простите, так что же это за случай? А он:
- Да нет. Не стоит... Слишком долго рассказывать.
Снова тишина. Все жуют. И снова его голос:
- Я считаю, что каждый интеллигентный человек должен читать газету "Киевский транспорт"!
И все. И опять замолчал. Наконец другой гость не выдерживает:
- Простите, но почему именно эту газету? А он:
- Да нет... ничего! Не важно. Долго объяснять.
И так весь вечер. Потом посадил меня в трамвай и стал со стоном трамвай сзади пихать, чтобы тот побыстрее уехал, что ли!
Шестой
Но это все так, эпизоды. Главное - официальный мой жених, постоянный! Познакомились, правда, мы с ним тоже случайно. Молодой человек, воспитанный, элегантно одетый, вышел со мной из автобуса, заговорил... Почему же не поговорить? Рассказал, что папа у него академик, недавно купили новую машину... Все обстоятельно. Потом говорит:
- Разрешите вам время от времени звонить?
- Ну пожалуйста! - говорю.
"Телефон, - думаю, - не пулемет, от него зла не будет".
И здорово, надо сказать, обмишулилась.
Звонит уже на следующий день и неожиданно сообщает, что говорит со мной из больницы - какие-то хулиганы напали на него в восемь утра, когда он шел на работу, и челюсть ему сломали. Хочет, чтоб я к нему зашла, продиктовал список, что необходимо купить, и еще "что-нибудь легкое почитать"... Повесила я трубку... Что, думаю, за ерунда? Вчера только познакомились - и вот я уже в больницу к нему должна идти. Как-то непонятно все... Как-то странно мне показалось: к кому это хулиганы подскакивают в восемь утра и ломают челюсти? Потом только, когда узнала его, поняла: ничего странного, наоборот, абсолютно в его стиле эта история!
Приехала я к нему в больницу, встретил он меня, конечно, не в лучшем виде: голова забинтована, челюсть на каких-то проволочках - не в том виде, в каком мужчина может понравиться. Но это мало его беспокоило. Стал подробно рассказывать, какие косточки у него где пошатнулись, потом потребовал у дежурной сестры принести рентгенограмму, показывал обстоятельно, где что.
Дальше. Общаясь с его коллегами по палате, понимаю, что что-то он уже им про меня рассказывал. Хотя что он им мог про меня рассказать - десять минут всего были знакомы, - убей меня Бог, не понимаю.
И потом стал он мне звонить по нескольку раз в день, подробно рассказывая, как заживает его челюсть, и я почему-то обязана была все это выслушивать.
Потом новая тема звонков появилась: "Через неделю выписываюсь!", "Через пять дней...". Так говорил, как будто всем из-за этого события полагалось от счастья с ума сойти.
- Ну, ты меня встретишь, разумеется?
"Что такое? - думаю. - Почему? Как вдруг образовалась неожиданно вся эта ерунда?"
С какой это стати я должна все бросать, идти встречать? Ноги у него работают - дойдет сам!
... Как-то в семь утра звонит.
- Что такое? - говорю. - Что случилось? Почему ты так рано мне звонишь?
- Есть у тебя какие-либо деньги? - сухо спрашивает.
- Деньги? - говорю. - Есть, кажется, рубль.
- А больше?
- Могу попробовать занять у соседки три рубля. А что такое - ты совсем без денег?
- Разумеется, нет. Просто отцу нужно купить боржом, а сберкасса открывается только в девять. Подняться к тебе я, к сожалению, не смогу, выкинь мне деньги, пожалуйста, в спичечном коробке из окна.
Трубку повесил.
"Да-а, - думаю, - влипла в историю! Какому-то незнакомому человеку в семь утра выкидывать деньги в окно, чтобы его отец-академик смог купить на эти деньги боржом! Более идиотскую ситуацию трудно придумать!"
Нет уж, не пойду к соседке в семь утра треху занимать! Хватит и рубля на боржом его отцу!