- Видели? - Он обвел рукою свой кабинет. Как надо отвечать? Видел? Или - нет?
- А вы думаете, это они? Я все отделал своими силами! Благодаря старым связям с генеральными директорами предприятий. Вы видите, - постучал он ногтем по стене, - бак-фанера. Вы строитель, кажется? - Он мельком поглядел на мою карточку.
- Да.
- Вы представляете, что это значит - достать бак-фанеру?
- Представляю.
- И я благодаря своим связям достал бак-фанеру на всю поликлинику. Я говорю им: "Пожалуйста, берите!" И знаете что они мне отвечают?
- ... Что?
- У нас нет для этого транспорта!
Он сардонически захохотал, потом, обессиленный, брякнулся рядом со мною в кресло, посмотрел мне в глаза умно и проницательно, как единомышленнику. Мы мило побеседовали с ним о бак-фанере, и я пошел.
Дома меня не ждало особенно сильное сочувствие. Жена, как я понял, отнеслась к болезни моей, как к мелкому недоразумению. Поведение мое вызывало у нее лишь недоумение и презрение: в то время как настоящие люди зарабатывают бешеные деньги и одевают своих жен, этот выдумал какую-то глупость, никому больше не интересную, кроме него!
Но поругаться мы в этот раз не успели: пришел Леха.
- Вот что, старик, хватит дурака валять! - сурово проговорил он. Один раз ты проэкспериментировал со своим организмом, теперь тебе надо к хорошему хирургу. Хватит! Дийка вот сговорилась тут через своих знакомых. Тут вот написано, к кому и куда. Скажешь, от Телефон Иваныча...
Я посмотрел.
- Ядрошников... Интересно. И первый мой хирург Ядрошников был... Ну тот, который практиковался на мне.
- Однофамилец! - сурово Леха говорит. - Этот классный специалист, все рвутся к нему. По полтора года в очереди стоят, чтоб под нож к нему лечь. Благодари Бога, что у Дийки знакомые такие!
- Благодарю.
Пошел по указанному адресу. Больница та самая, в которой я и раньше лежал! Говорю вахтерше:
- Мне к Ядрошникову.
- К Федору Ляксандрычу?
Тут только и понял я: это же Федя, который первую свою и одновременно первую мою операцию делал! Когда-то просил, чтобы оперировать его допустили, а теперь, наоборот, рвутся к нему. Надо же, какой путь проделал! И с моего живота восхождение его началось. Просто счастлив я был это узнать.
- Счас он выйти должен, - говорит вахтерша.
И появляется гигант Федя! Но выглядит потрясающе: бархатный костюм, сверху замшевая куртка, кожаное пальто переброшено через руку.
- О, - тоже обрадовался, увидев меня. - Снова к нам?
- Ну как? - Я на него внимательно посмотрел. - Жизнь удалась?
- Да, - говорит. - Пошли дела с твоей легкий руки. Сели мы с ним в машину. Федя выжал на своем "жигуленке" под девяносто, потом говорит:
- Домой надо срочно, дома меня ждут. Так что извини, около метро тебя выброшу.
- Девушка, что ли? - улыбаясь, спрашиваю. Федю даже перекорежило.
- Да ну! - возмущенно говорит. - Вот еще! Придумал тоже, девушка... Клиенты! Клиенты меня ждут. Рентгенограммы смотрю их, анализы. Решаем мирком да ладком, кто башляет мне за операцию, кто нет. Знаешь, как говорят: "Кто лечится даром - даром лечится!" Тебя на какое записать?
Вылез я у метро, совершенно убитый. Знал бы я, что таким он окажется, не помогал бы ему карьеру начать. А он разогнался, гляжу, и вот как теперь использует свой талант! А где я возьму деньги (сто рублей)? Я и семье-то, уходя, семьдесят пять всего оставляю (все рассчитано). Да-а. Жизнь не удалась.
Прихожу домой. Жена спрашивает:
- Ну что?
- Договорился, в принципе.
- Ну, а как тебе твой хирург?
- Потрясающе! - говорю. - В твоем вкусе.
- Вот это здорово, повезло тебе! - радостно говорит. - А где будешь оперироваться?
- Да в той же самой больнице. На Обводном.
- Ну-у, как неэлегантно! - разочарованно жена говорит.
- Ну, ясно, - говорю. - Ты бы, конечно, мечтала, чтоб я в "Астории" оперировался или, в крайнем случае, в "Европейской".
Кивнула. Смотрели, улыбаясь, друг на друга.
Потом она в магазин отправилась, я на кухне сел, тупо в окно смотрел и по новой вдруг загрустил.
Возвращается она, видит меня, говорит:
- А когда тебе уходить-то?
- Девятого, - встрепенулся.
- Ну, - легкомысленно говорит, - это еще черт знает когда!
Конечно, черт знает когда, но и я тоже знаю - через четырнадцать дней.
Стал в кабинете бумаги свои раскладывать: это - сюда, это - туда. Стихи свои прочитал. Странные какие-то! Откуда взялись они, непонятно, куда зовут - тоже неясно. Какая перспектива их ждет? Никакой! Прочитал еще раз и безжалостно сжег! Но по одному экземпляру на всякий случай оставил.
Потом Дзыня приехал на немыслимом "шевроле", целый веер вариантов передо мной развернул: одна больница, другая, при этом одна лучше другой!
- Ну, прямо глаза разбегаются! - ему говорю. - И это все, чего ты в жизни добился?
Обиделся, ушел.