8899.fb2
- Мне кажется, ты слишком приземист для нее, - уже ласково улыбнулся Дзыня.
- Ну и что? - обрадовавшись, заговорил я. - Подойдем к ней. Скажем: вот тебе приземистый, а вот коренастый. Выбирай!
- Этот идиот по-прежнему уверен, что женщины от него без ума, переглянувшись с Лехой, как умный с умным, произнес Дзыня.
- Конечно! - Голос мой гулко звучал в пустом лесу. - Ирка влюблена! Галька влюблена! Только вот Майя, как всегда, немного хромает.
Но друзья уже не слышали меня, они снова были заняты настоящим мужским делом - отыскивали окурки.
- Ты по карманам, что ли, окурки прячешь? - пытался развеселить я Дзыню, но безуспешно.
- Нет? - не сводя с него глаз, выдохнул Алексей.
- Почему я обязан обеспечивать всех куревом?! - вдруг истерически закричал Дзыня. - Я никому ничем не обязан! Никому! - Дзыня повернулся и, перепрыгивая на тоненьких своих ножках через канавы, не оборачиваясь, стал удаляться.
- Что ж это такое! - воскликнул я. - Собрались мы, друзья, дружим двадцать лет, расстаемся неизвестно на сколько, а говорим о каких-то окурках!
Дзыня остановился. Потом обернулся.
- А ведь этот слабоумный, кажется, прав! - улыбнулся он.
- Может, в магазин еще успеем, - глядя в сторону, сухо произнес Алексей.
Но мы не успели. На станции магазин был закрыт. Только дощатая уборная, ярко освещенная изнутри, излучала сияние через щели. Рядом ловил окнами тусклый закат длинный одноэтажный барак ПМК - передвижной механизированной колонны.
- Зайду, - сказал Дзыня. - Может, хоть здесь сделаю карьеру?
Он вышел через минуту с маленьким коренастым человеком. Человек сел рядом с нами на скамью.
- Вообще уважаю я таких людей! - произнес он.
- Каких?
- Ну, вроде меня! - ответил он.
- Ясно. А покурить, случайно, не будет?
- Есть.
- А какие? - закапризничал Дзыня.
- "Монтекристо".
- Годится!
Поворачиваясь на скамье, коренастый протягивал нам по очереди шуршащую пачку. Рейки скамьи вздрагивали под его мускулистым маленьким задом, как клавиши.
- Пойду, пену подниму - почему не грузят? - пояснил он нам и пропал во тьме.
Потом мы ехали на его грузовике, фары перебирали стволы. Осветилось стадо кабанов - сбившись, как опята у пня, они суетливо толкались, сходя с дороги.
Потом мы снова сидели на террасе. Смело кипел чайник, запотевали черные окна.
- Ну, а как Лорка? - спросил Дзыня.
- Нормально! - ответил я. - И чем дальше гляжу, тем больше понимаю: нормально! Недавно тут поругались мы с ней, так и дочка, и даже щенок к ней ушли. Что-то в ней есть! - усмехнулся я.
- Вообще она неплохой человек, - снимая табачинку с мокрого языка, кивнул Дзыня.
- А... с Аллой Викторовной у тебя как? - спросил я.
- Никак.
- Ясно. А у тебя как с Дийкой? - Я повернулся к Лехе.
Леха не отвечал.
- А в больнице как у тебя? - перескочил на более легкую тему Дзыня.
- Нормально! - ответил я. - Говорят, что, когда с операции меня везли, я руки вверх вздымал и кричал: "Благодарю! Благодарю!"
- Да-а. Только могила тебя исправит! - язвительно улыбнулся Дзыня.
И вскоре снова началась напряженка: спички кончились и остыла печка.
- Неужели нельзя было сохранить последнюю спичку?! - тряся перед личиком ладошками, выкрикивал Дзыня.
- Слушай... надоел ты мне со своими претензиями! - окаменев, выговорил Алексей.
Дзыня плюхнулся на пол террасы, долго ползал, ковыряясь в щелях, и наконец вытащил спичку, обмотанную измазанной ваткой, - какая-то дама красила ею ресницы и бросила.
Дзыня тщательно осмотрел спичку, чиркнул, понес огонек к лицу. Леха стоял все такой же обиженный, отвернувшись. Я дунул, спичка погасла.
Мы все трое обалдели, потом начали хохотать. Мы хохотали минут десять, потом обессиленно вздохнули, словно вынырнув из-под воды.
- Ну, все! - произнес я коронную фразу. - Глубокий, освежающий сон!
- Эй! - закричал Дзыня, вышедший во двор. - Вы, дураки! Давайте сюда!
По темному небу катился свет - северное сияние! - словно какой-то прожектор достиг бесконечности и блуждал там.
- А не цветное почему? - обиделся Леха.
- Тебе сразу уж и цветное! - ответил я.
Ночью погасшая было печь неожиданно раскочегарилась сама собой трещала, лучилась сквозь щели и конфорки. Мы молча лежали в темноте, глядя, как розовые волны бежали по потолку.